— Офтальмолог, — сказал Томми.

Контролер кивнул и прокомпостировал его билет. Томми снова откинулся на спинку сиденья.

На станции «Ямайка» он подождал, пока вагон полностью опустеет, после чего резко метнулся на платформу. В поезд, идущий до станции «Пенн», Томми ворвался в тот самый момент, когда двери уже закрывались. Времени прикидывать, в какой вагон могла сесть его матушка, уже не оставалось. Идея о том, что можно было бы подождать следующего поезда, так и не пришла Томми в голову. Эту идею несколько минут спустя предложила ему Роза — вскоре после того, как отпустила мочку его уха.

Томми буквально налетел на свою матушку, почуяв запах ее духов за секунду до того, как твердый угол ее сумочки из поддельного черепашьего панциря въехал ему прямо в глаз.

— Ах!

— Ох!

Томми резко отшатнулся. Однако Роза ловко поймала его за воротник куртки и притянула к себе, после чего, усиливая хватку, реально приподняла сына на полдюйма над полом — точно фокусник, демонстрирующий всем поднятого за уши кролика, которого он сей момент собирается дематериализовать. Ноги Томми отчаянно крутили педали незримого велосипеда. Щеки Розы были нарумянены, веки обведены черной краской, как у девушек на рисунках Каниффа.

— Что ты здесь делаешь? Почему ты не в школе?

— Ничего, — выдохнул Томми. — Я просто… просто…

Он оглядел вагон. Разумеется, все остальные пассажиры с интересом на них глазели. Роза еще чуть-чуть приподняла сына, вплотную подводя его лицо к своему. Духи, которыми от нее пахло, назывались «Западня». Они давным-давно лежали под зеркалом на ее туалетном столике, покрытые толстым слоем пыли. Томми даже не смог вспомнить, когда от нее последний раз ими пахло.

— Я не могу… — начала было Роза, но так расхохоталась, что не смогла закончить фразу. — Сними эту чертову наглазную повязку, — наконец выговорила она. Опустив сына на пол вагона. Роза подняла повязку. Томми растерянно заморгал. Тогда его матушка хлопнула повязку обратно ему на глаз. А затем, крепко сжимая воротник его «майти-мака», проволокла сына в конец вагона и резко толкнула на сиденье. Томми не сомневался, что сейчас она начнет на него орать, но Роза опять его удивила, усевшись рядом и просто его обняв. Крепко прижимая сына к себе, она покачивалась взад-вперед.

— Спасибо, — сказала Роза. Голос у нее был грубый и гортанный, какой обычно бывал после вечера за бриджем и непременной пачки сигарет. — Спасибо тебе, сынок.

Она потыкалась носом в его голову, и Томми почувствовал, что щеки у нее влажные. Тогда он отстранился.

— Мама, что случилось?

Роза резко раскрыла сумочку и достала носовой платок.

— Все, — сказала она. — А с тобой что случилось? Какого дьявола ты опять за свое? Снова к Таннену направляешься?

— Нет.

— Не лги, Томми, — укорила его Роза. — Не надо все еще больше усугублять.

— Хорошо.

— Пойми, тебе нельзя это делать. Нельзя прогуливать уроки, когда только вздумается, и ездить в «Магическую лавку» Таннена. Тебе уже одиннадцать лет. И ты не хулиган какой-нибудь.

— Угу.

Поезд задрожал, и тормоза заскрипели. Они уже подкатывали к станции «Пенсильвания». Томми поднялся и стал ждать, пока Роза тоже встанет, выволочет его из поезда на платформу, после чего повезет до «Ямайки» и дальше до дома. Но она даже с места не двинулась. Она просто сидела, разглядывая в зеркальце пудреницы свои глаза и скорбно покачивая головой при виде того, во что превратили их слезы.

— Мама? — обратился к ней Томми.

Роза подняла взгляд.

— Не вижу причины гробить эту одежду и шляпку только потому, что ты скорее женщину пополам распилишь, чем дроби выучишь, — проворчала она.

— То есть я не наказан?

— Я подумала, что мы могли бы провести день в городе. Вместе, вдвоем. Поедим в «Шраффтсе». Может, шоу посмотрим.

— Значит, ты не собираешься меня наказывать?

Матушка Томми всего раз пренебрежительно мотнула головой, словно этот вопрос уже ее утомил. Затем она взяла сына за руку.

— И я не вижу причины рассказывать обо всем этом твоему отцу. Верно, Томми?

— Да, мэм.

— У твоего отца и без того куча забот.

— Да, мэм.

— Мы просто оставим этот маленький инцидент между нами.

Томми кивнул, хотя в глазах его матери была страстная напряженность, от которой ему стало неловко. Ему вдруг безумно захотелось, чтобы его опять наказали. Томми сел.

— Но если это еще хоть раз повторится, — вдруг отчеканила Роза, — я заберу все твои карты, волшебные палочки, прочую ерунду и выброшу все это в мусоросжигалку.

Томми откинулся на спинку сиденья и немного расслабился. Как Роза и пообещала, они зашли на ленч в «Шраффтс» — она заказала фаршированные перцы, а он — сандвич «монтекристо». Час они провели в «Мейсис», после чего посмотрели «Этому следовало с тобой случиться» в «Транслюксе» на Пятьдесят второй. Затем они поймали поезд в 4.12 до дома. К тому времени, как вернулся его отец, Томми уже спал. А на следующее утро, когда Сэмми пришел будить его в школу, Томми ничего ему не сказал. Встреча в поезде рассеялась по трещинам, что пронизывали их семью. Лишь однажды, долгое время спустя, Томми набрался духу спросить свою мать, что она делала в том поезде, да еще в лучшем своем наряде, но Роза лишь приложила палец к губам, продолжая бороться с очередным списком необходимых покупок. Вряд ли следует добавлять, что этот ее список, как и все предыдущие, так и остался лежать на кухонном столе.

В тот день, когда все переменилось, Томми и дядя Джо сидели в наружном помещении контор «Косметических кремов Корнблюма», где стоял фальшивый стол несуществующей секретарши. Томми рассиживался в большом кресле с подголовником, накрытом какой-то грубой тканью вроде мешковины, и вовсю болтал ногами, понемногу опорожняя банку крем-соды. Джо лежал на полу, сложив руки за головой. За несколько минут, как показалось Томми, никто из них не произнес ни слова. Во время его предыдущих визитов такое частенько бывало. Правда, тогда Томми обычно читал книгу, а дядя Джо работал над комиксом, который он, по его словам, рисовал с тех пор, как поселился в Эмпайр-стейт-билдинг.

— Как там твой отец? — вдруг спросил Джо.

— Хорошо, — ответил Томми.

— Ты всегда так говоришь.

— Я знаю.

— Надо полагать, он порядком тревожится? Из-за той книги доктора Вертхама? Из-за «Соблазнения невинных»?

— Очень тревожится. Из Вашингтона какие-то сенаторы приезжают.

Джо кивнул.

— Он очень занят?

— Он всегда занят.

— Сколько изданий он выпускает?

— Почему бы вам самому его не спросить? — с ненамеренной резкостью сказал Томми.

Какое-то время ответа не было. Джо от души затянулся своей сигаретой.

— Возможно, я его спрошу, — наконец сказал он. — Как-нибудь на днях.

— Мне кажется, вы должны. Все очень по вам скучают.

— Твой отец так и сказал, что он по мне скучает?

— Вообще-то нет, но он скучает, — заверил его Томми. В последнее время ему стало тревожно за Джо. В те месяцы, что последовали за его вылазкой на лонг-айлендские пустоши, он все реже и реже покидал здание. Казалось, визиты Томми стали для него заменой регулярных сношений с внешним миром. — Пожалуй, вы бы могли приехать туда вместе со мной, на поезде. Вот было бы славно. У меня в комнате есть лишняя кровать.

— Что, такая низенькая, на колесиках?

— Угу.

— А смог бы я воспользоваться твоим купальным полотенцем «Бруклин Доджерс»?

— Да, конечно! В смысле, если захотите.

Джо кивнул.

— Может, и захочу. Как-нибудь на днях, — снова сказал он.

— Почему вы продолжаете здесь оставаться?

— А почему ты продолжаешь об этом спрашивать?

— Ну, разве вас… разве вас не коробит, что вы здесь в одном здании с ними? С «Эмпайр Комикс»? Когда они так скверно с вами обошлись и все такое прочее?

— Совсем не коробит. Мне нравится быть рядом с ними. С Эскапистом. И потом… никогда не знаешь заранее, кто кого покоробит. Как-нибудь на днях, может статься, я их покороблю.