Алекса же, проще назвать слесарем и не простым, а инструментальщиком, потому что это и было его специализацией. За его работы, разряд ему дал бы, не меньше пятого, аборигены не дотягивают и до второго.

И ещё одна маленькая 'звездочка в мозаику'. Алекс в глубокой дупе, у него проблемы. Заказов практически нет, почему-то народ обходит стороной кузню, на его прошение о поступлении на работу в пушкарский приказ, оттуда ответили отказом — мол, мест нет.

Ему приходится перебиваться случайными заработками. Последнее что узнал, по слухам выходило, что готов он на родину съехать или в Тулу, на тамошние заводы. (В Кашире ему, как-то, ничего не обломилось)

Анисим очень любит мед стоялый, а у меня тут по случаю как раз один кувшинчик залежался. Надо будет сходить, проведать старика…'

'Отвисло мое чудо'

Алекс, силой потер лицо, встал, вышел на кухню. Я прислушался. Он о чем-то разговаривал с женой.

Вернувшись через некоторое время, сел, из кувшина налил в чашку вина, залпом выпил. Вытер мокрые губы ладонью, — А ежели откажусь?

Я пожал плечами и застегнул одну пуговицу, — Как хочешь, просто встану и уйду. — И мило улыбнулся.

'Если будет упираться, гадом буду, в Москве ему не работать. Мои нервы были на пределе и мысленно орал этому человеку.

— твою мать! Хрен ли ты думаешь? Соглашайся! Ты ж блин, ядрена матрона, ничего не спросил, а уже морду кривишь. Ганс, Ганс… Как будто по работе не вижу, кто из вас, что делал. Алекс! Разуй глаза, обуй уши… ты, дурилка картонная… Опять завис что ли?'

Еще через пару минут, клиент спекся. — А что делать надо будет?

— А пустяки всякие, такие, как это. — Расстегнув кафтан под внимательным взглядом Алекса, следившего за каждым моим движением, достал из кобуры пистолет, разрядил и положил перед ним на стол, патрон поставил рядом.

— Я с моим компаньоном, строю заводик, хочу делать оружие. А это ответ на твой вопрос — для чего нужна сия оснастка. Найди на стволе сварной шов. — И двинул оружие к нему.

Пока он крутил его в руках, внимательно разглядывая, налил вина в чашку(!) и с некоторым облегчением, выпил. Подумал малек, налил ещё и поставил чуть в сторонку, чтоб не мешалась под рукой.

— Что скажешь мастер Алекс? Нашел?

— Кто делал сию пистоль? Как она стреляет? Куда здесь порох насыпают. — Он потянулся и взял, патрон, — а это что за картуз?

Я улыбнулся на этот град вопросов, выставил перед собой руки, — Так согласен ты, Алекс Йохансен сын Торварда, ибо дальше смогу отвечать токмо человеку со мной работающему.

— Это ты делал?

Я пожал плечами, взял посудину и отпил глоточек вина, так чисто символически, только губы смочить, аккуратно поставил на место. Указательным пальцем, провел по бортику, стирая крохотную капельку. Чуть сдвинул чашку, вернул обратно, развернул ручкой от себя. — Красивая какая… Цвет приятный, синий с белым, это будет классическим стилем.

Оторвался от созерцания никчемной, дерьмовой честно говоря, части столового стервиза семнадцатого века. — Как думаешь, сколько может стоить, такой конь. — Кивнул на стоящего у бревенчатой стены кузни Бабая, хрумкающего овес.

— Алекс, я не буду говорить, пока не молвишь слово нужное. — Откинулся на спинку и сложил лапки животике.

— Значит ты.

— Не… не я, другие, но с моей помощью. Так что делать будем, мастер?

Он встал из-за стола, подошел к окну, заложил руки за спину и качнулся с пятки на мысок, раз, другой.

Остановился, помолчал немного и… — Я согласен. — Услышал его тихий ответ.

— Что ж, быть по сему. Неси бумагу и чернила с перьями, скрепим уговор грамотой.

Видимо он устал сопротивляться. Вышел из комнаты, вернулся, поставил медную чернильницу, положил пару гусиных перьев и лист, сероватой, местной бумаги.

'Блин. А что писать-то? Надо было раньше договор составить. А… Пусть будет расписка…'

Алекс переставил свой стул поближе ко мне и сел рядом…

Анна два раза приходила, приносила кипяток в большом медном чайнике, да он успевал остыть, пока мы бились над пунктами, отстаивая свою точку зрения. Алекс обдумывал каждое слово и чуть ли не каждую букву. Наконец совместными усилиями, испортив десяток листов, набело переписали первый в этом веке письменный договор.

Забегая немного вперед, скажу, — он стал стандартным, с некоторыми добавлениями, для нашего предприятия. Больше всего меня удивит, что Никодим спокойно примет его и даже сам будет настаивать на его подписании людьми, захотевшими работать у нас.

***

Как там Боярский будет петь?

'- Опять скрипит потертое седло, и ветер холодит, былую рану. Куда вас сударь к черту занесло…'

Оно действительно скрипит, с каждым шагом слышится — скрип, скрип. На улице уже вечереет, солнце почти скрылось за домами. Ветер, задувавший целый день, понемногу стихает. Неугомонные пичуги, разлетаются по укромным местам, только вороны и вороны с галками, шакалят потихоньку, но и они скоро угомонятся с последними лучами заходящего светила. Стемнеет, на небе взойдет яркая луна, ныне полнолуние, она будет освещать спящий город. От этого света, падающего с небес, тени станут темными, чернильно-черными, будет казаться, что ступивший в них человек или животное, растворяется полностью, без остатка, исчезая во мраке…

'Кто- то может сказать, — Я не боюсь, темноты, — и солжет…'

— Бабай, собака страшная, ты что ж молчал? Мог бы, между прочим, и намекнуть что обучен и годен к строевой. Почему я, от посторонних людей должен об этом узнавать, а? Молчишь? Нечего сказать в свое оправдание? Значит, чувствуешь свою вину? Нет!? Вы посмотрите на него люди, хозяин ему вопросы задает, а он и ухом не ведет. Совсем нюх со слухом потерял?

'Сытый и пьяненький возвращаюсь домой, подписанный договор, свернутый в трубочку и спрятанный в сапоге, греет душу. Алекс, после подписания, я ему о многом поведал, о том, что ему знать надо, выпал в осадок. Долго вертел в руках патрон, удивлялся простоте, а когда из чистого бахвальства, показал ему быструю перезарядку, просто сел с открытым ртом, да так и замер. Так мне показалось этого мало…

Сцуко я, и не отказываюсь. Они с Гансом, делали оснастку не полностью, а только половину. Складывать яйца в одну корзину? Ну, уж нет. Мотаясь по Москве, искал нужных людей, выбирая умелых, отбирая среди них самых лучших. Это правда стоит денег и не маленьких, но оно того стоит.

Никодим иногда задавал вопросы по выставке металлолома в углу нашей маленькой кузницы. Я отшучивался, иногда говорил правду. Он мне не верил, а зря. К примеру, мне нужны витые пружины, да не из простого железа, а нормальной стали. Думаете, её здесь нет? Есть она, родимая, правда делают самую малость, и только для себя. Процесс этот, долгий и муторный…

Кто делать будет? Простой коваль, хрен чего вам сделает, а ежели вы настоите на своем, то получите сырой полуфабрикат и не факт что оно будет работать, так как надо. Собираем манатки и ползем в кузнечную слободу, переползаем на бронную улочку и вот здесь обитает нужный нам кадр. Только сразу бросаться на его поиски нельзя, лучше походите, посмотрите работы, выставленные и развешанные на дверях. Поспрошайте мальчишек, их обычно там много ошивается, кто трудится, а иные дружков проведать пришли. Пожурите одну работу, похвалите другую и они вам скажут и покажут, кто лучший, а кто худший. Это собственно первый этап, самый дешевый. Местные ремесленники, секреты свои хранят, как банк деньги, молчат партизаны, одни общие слова, а будете настаивать, могут и бока намять, в ближайшем проулке али того хуже… Исподволь, потихоньку, полегоньку с ключиком приходите, жидким и звенящим. Деньги и выпивка, открывали и не такие сейфы.

И вот определился круг самых-самых, с ними вам и работать. Здесь уже приходится платить. На кузню вас не пустят, а даже если и войдете, ничего особенного не увидите, все как у всех, горн у дальней стенки, наковальня стоящая радом с ним, куча угля у входа с левой стороны, верстак справа, заваленный инструментом и всяким хламом. При вас, они ничего делать не будут. Выйдете за дверь, и снова застучат молотки и молоты.