— Да, понимаю, как ты, должно быть, страдал! — насмешливо заметила я. Он кивнул.
— Конечно, ты права. Трудно найти оправдание тому, что произошло. Но, поверь, это больше не повторялось. Когда смысл произошедшего дошел до меня, я пришел в ужас и потребовал, чтобы Фанни ушла и больше не появлялась на стройке.
Логан продолжал:
— Я думал, что на этом все закончится и мой неблагоразумный поступок не будет иметь последствий. Я постарался выбросить из головы то, что случилось, убедил себя, что это был какой–то кошмар. Внушая себе эту мысль, рассчитывал все побыстрее забыть. Прошу тебя, Хевен, верь мне. За этим совсем ничего нет. Я не люблю Фанни. Мне она даже не нравится. Но… но я мужчина, и она знала, как воспользоваться случаем, словно дьявол–искуситель, — поспешно добавил Логан.
Логан присел рядом со мной на край кровати.
— С тех пор я избегал ее как чумы. Она приходила на строительство несколько раз. Но я на нее и не смотрел. Я знаю, что прошу многого, но, пожалуйста, прости меня, — он взял меня за руку. Я не оттолкнула, но и не повернулась к нему. — Не знаю, как сделать, чтобы ты смогла об этом забыть, но скажу только одно. В тебе моя жизнь, и если ты отвергнешь меня, не знаю, что со мной будет. Я говорю серьезно.
Я молчала. Логан опустил голову, не догадываясь, что внутри меня боролись два начала. Одно требовало не уступать, оставаться твердой и неприступной, призывало бросить в лицо Логану гневные обвинения и выгнать его из комнаты. «Ох уж эти мужчины, — думала я. — Какими обманщиками могут они оказаться. Возраст их не меняет: они не перестают быть эгоистичными детьми». Эта часть меня подозревала, что Логан пытался представить дело в выгодном для себя свете, искажая факты и стараясь всю вину возложить на Фанни.
В то же время другое начало во мне, менее суровое, склонное прощать, ясно видело, как страдает Логан. Об этом говорили его глаза, выражение лица: он действительно боялся потерять меня. Возможно, муж говорил правду, и с его стороны это был лишь неразумный поступок, проявление минутной слабости. Конечно, Логан должен был чувствовать себя очень одиноко, и я совершенно напрасно отпустила его одного в Уиннерроу.
«А что же помешало мне поехать с ним? — задавала я себе вопрос. — Разве причина не в моей тоске по Трою, не в безрассудном увлечении прошлым и отчаянной попытке сделать невозможное возможным? Мне есть за что себя осуждать и поэтому надо быть снисходительней».
— Хевен, — снова повторил Логан, прижимая мою руку к своей щеке. — Прошу, верь мне. Я совершил ошибку, о чем сильно жалею. Я не хотел причинять тебе боль.
— Она сказала, что ребенок твой, — упрямо повторила я.
— Что же мне делать? Подскажи. Я сделаю так, как ты решишь, как сочтешь нужным.
— Когда дело касается Фанни, очень трудно определить, как поступить, что будет верно, а что нет. Она делает все по–своему. Сестра повсюду разнесет, что ты провел с ней ночь.
— Но ее слишком хорошо знают в Уиннерроу, — заметил Логан. — И поэтому…
— Поэтому ей и поверят, — возразила я. — Если Фанни принимает кого угодно, то почему Логан Стоунуолл исключение? Очень многие в городе хотели бы услышать о нас какую–нибудь пакость. Во–первых, их мучит зависть, а во–вторых, они не могут смириться с мыслью, что кто–то из семейства Кастил имеет состояние и вес в обществе.
— Ты считаешь, что мы должны оставить это дело и позволить Фанни нас шантажировать?
— Но ведь может оказаться, что это действительно твой ребенок, — сказала я.
Логан закрыл глаза и стиснул зубы.
— Я беру Фанни на себя, — произнесла я, — постараюсь с ней договориться. Она будет счастлива, когда узнает, что о ней позаботятся, и, кроме того, ее сильно обрадует, что наконец удалось меня сильно задеть.
— О Господи, Хевен, я так раскаиваюсь, так жалею обо всем, — почти простонал Логан, прижимая руки к лицу. Во мне шевельнулась жалость к нему, захотелось утешить, но мое естество воспротивилось этому.
— Подумай, как объяснить свое внезапное возвращение, — заметила я. — Мне не хочется, чтобы Тони что–либо узнал.
— Хорошо, скажу, что соскучился по тебе и…
Я обернулась так резко, что Логан умолк, словно язык проглотил.
— Ни о чем подобном и слышать не хочу сейчас. Единственное, что мне нужно, это поскорее лечь спать, чтобы утром решить, как мне восстановить уважение к себе и как поправить дела, тебе ясно?
Логан кивнул, и вид у него был такой поникший и жалкий, что я не могла дольше упрекать его.
— Закончим на этом разговор, — сказала я и стала готовиться ко сну.
Скоро лег и Логан, и, стараясь не коснуться меня, устроился на самом краю постели. Когда я взглянула на него, он мне напомнил провинившегося мальчика, которого отправили спать без ужина. Он даже дышать старался едва слышно, чтобы снова не навлечь на себя гнев.
Я подумала о том, как бы Логан повел себя на моем месте. Как бы он отнесся к моим признаниям о встрече с Троем и о проведенной с ним ночи. Простил бы он меня или возненавидел? Смог ли понять мои чувства? Оставил бы и он меня лежать на краю постели, не прикасаясь ко мне, не давая никакой надежды искупить вину?
Всю ночь я тихонько проплакала, вспоминая всех, даже Фанни, которая была готова сделать все, даже навредить себе, лишь бы доставить мне побольше неприятностей. Я понимала, что теперь многие годы она будет использовать этого ребенка как способ досадить мне, причинить боль, каждый раз напоминая, кто его отец. Оставалось надеяться, что со временем он станет похожим на Рендла Уилкокса, тогда вопрос отцовства отпадет. Но в глубине души я прекрасно понимала, что это было не столь важно. Как только Фанни получит первый чек, я окажусь в ее руках. «Но по крайней мере, секрет останется в семье», — трезво рассудила я.
«Семья», теперь это слово вызывало не всегда приятные ассоциации. И это мне казалось самым печальным.
Тони не до конца еще вышел из состояния оцепенения, поэтому внезапный приезд Логана не произвел на него никакого впечатления. Как сказал мне потом Логан, Тони слушал его без всякого интереса. В некотором смысле возвращение Логана оказалось кстати. Он стал сопровождать Тони в контору, в магазины фирмы и выполнял за него обязанности, которые Тони был не в состоянии исполнять или же не хотел.
Логан не возвращался теперь домой без какого–либо подарка для меня, стараясь завоевать мое расположение. Он покупал мне цветы и одежду, сладости и украшения. Вручая подарки, Логан надеялся услышать теплые слова или уловить перемену в моем отношении к нему.
И однажды вечером, проведя с Тони целый день, Логан поднялся в наши комнаты и застал меня в слезах. Я не оттолкнула его, когда он обнял меня и стал гладить по голове, приговаривая нежные слова. Логан умолял простить его, клялся в вечной верности, я не отвергла его. Потом он крепко поцеловал меня.
Я боялась, что между нами уже никогда не будет близости или она превратится в пустую, лишенную чувства потребность. Но я и не подозревала, насколько сильно во мне было желание любви, стремление отрешиться от всех невзгод и забот, мучительных, беспокойных мыслей. А Логаном владело одно лишь желание — добиться моего прощения. Мы предались любви настолько страстно и самозабвенно, что не успело еще улечься возбуждение, а мы уже рыдали в объятиях друг друга.
— О, Хевен, как мне тяжело сознавать, что ты страдаешь по моей вине. Лучше бы я прошел через огонь, чем подверг тебя таким мучениям.
— Не говори ничего, просто поцелуй. Люби меня и никогда обо мне не забывай, — прошептала я.
— Никогда не забуду. Теперь ты еще больше войдешь в мою жизнь, станешь частью меня, твоя боль будет и моей болью. Если ты устанешь, я тоже почувствую усталость, засмеешься — и я рассмеюсь. Мы станем как сиамские близнецы. Любовь свяжет нас нерасторжимыми узами на удивление самому купидону. Клянусь тебе. — Логан так много целовал меня, что мое тело, по которому пробегала сладостная дрожь, буквально пело. Муж был так благодарен мне за мое великодушие, что я снова почувствовала себя принцессой, дарующей ему жизнь и любовь.