– Нет, – быстро отвечаю я, – с обществом это не связано.

– Если они понаделали ошибок, то пусть сами и отвечает, – говорит Джек, не обращая внимания на мои слова. – К тебе это не имеет никакого отношения. Никакого. Выброси эти мысли из головы. Ты не должна встречаться с этими людьми.

В голосе Джека я угадываю нотки Гиллеспи. Теперь понятно, откуда Джек все знает.

– Я еще раз повторяю, – с нажимом говорю я, – к обществу это никакого отношения не имеет. Никакого. Деньги нужны мне.

Джек с сомнением смотрит на меня. Такое впечатление, что у меня на лбу вытатуировано слово «лжец».

– Что же ты будешь с ними делать?

Поражаясь собственной смелости и способности к импровизации, я решительно говорю:

– Собираюсь купить дом. Я не хочу ни секунды оставаться в Пеннигейте. Мне здесь тяжело. Я чувствую, что смогу начать новую жизнь только на новом месте.

– Дом? Почему же ты раньше не говорила мне об этом? – Выражение лица у Джека несколько смягчается.

– Я боялась, что ты не поймешь. Это действительно выглядит капризом.

– Нет, я понимаю. – На лице у Джека отражается сложность этого процесса. – Ты что-нибудь уже присмотрела?

– Пока нет, но я знаю, что мне нужно.

– Почему бы тебе на некоторое время не снять жилье? Это вышло бы гораздо дешевле.

Я так глубоко погрязла в этой лжи, что мне ничего не стоит тонуть в ней дальше.

– Мне нужно постоянное жилье. Ради детей. Я не хочу, чтобы они ощущали себя неустроенными.

Джек хмурится, затем делает неопределенный жест рукой.

– Да… – Он смотрит на меня отсутствующим взглядом, потом поджимает губы и отворачивается в сторону сада. – Это намного больше того, что я мог бы… – Джек снова смотрит на меня. – Понимаешь, этот чертов экономический спад. Он ударил по многим, в том числе и по мне. Мне сейчас и двадцать-то тысяч нелегко выделить, а сто пятьдесят…

Я осознаю, что должна воспользоваться моментом. Подавив в себе остатки гордости, применяю понятную Джеку тактику. Я трогаю его за рукав, заглядываю долгим взглядом ему в глаза, намекаю на то, что моя благодарность не будет знать границ…

На лице у Джека отражаются мучительные расчеты. Наконец он довольно сдержанно произносит:

– Я не могу ничего обещать.

Но я знаю Джека. Уже в самих этих словах содержится некоторый шанс для меня. Денег у Джека немало, но ему, как и Гарри, да и многим другим, кто знал в жизни безденежье, трудно расставаться с ними.

Я провожаю его до машины. Настает моя очередь сделать ответный ход.

– Это мероприятие в понедельник. Может, нам приехать всем вместе: тебе, мне, Энн и Чарльзу? А уехать нам вдвоем.

Джек несколько секунд размышляет. Он понимает, что это ему выгодно. Мы обмениваемся понимающими взглядами, но в них нет чувства, один лишь расчет. Джек медленно кивает, потом в присущей ему манере проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.

Полицейские запаздывают. Я использую паузу для того, чтобы скорректировать свои планы на день. Некоторые дела (звонки, письма) переношу на завтра. Сегодня мне нужно быть максимально свободной.

Я пытаюсь вспомнить, как выглядит Доусон. В последний раз мы встречались с ним накануне моего отъезда в Америку. В памяти остался опрятно одетый человек лет сорока пяти, невысокого роста, со сломанным носом и едва обозначившимся брюшком. Он пробыл у меня полчаса. Как и большинство полицейских, вроде бы никуда не торопился. Мы поговорили об опасностях, подстерегающих яхтсменов у южного побережья, хотя Доусон, как и я, почти не разбирался во всех этих отливах и течениях. Наконец он затронул тему, которая, судя по всему, и была основной целью его визита: Доусон спросил, имелся ли на «Минерве» необходимый комплект спасательного снаряжения. Я ответила, что он должен был быть на яхте, но предложила уточнить в яхт-клубе. Там знают точно. Имя Гарри в разговоре мы почти не упоминали.

Кофе взбудоражил меня. Во рту пересохло, на лбу выступил пот, удары сердце тяжело отдавались в висках. Я комкаю список с планами на день и бросаю его в мусорную корзину. На бумажном комке виднеется название «Симмондс Митчел».

Внутреннее напряжение и жара придают мне неожиданную смелость. Маргарет говорит по другой линии. Она обсуждает с хозяином строительно-ремонтной фирмы вопрос о починке водостока. Я поднимаю трубку и через оператора соединяюсь с Брайаном Ноуксом.

– Это снова я.

– А, привет, миссис Ричмонд. – В веселом голосе досады не чувствуется.

– У меня всего один вопрос. Скажите… Речь идет о фирме, зарегистрированной в Гернси?

В холле звонит звонок, приглушенный тяжелой дверью кабинета.

Брайан Ноукс цокает языком. В этом звуке мне слышится легкое раздражение.

– Вы говорите Гернси?

Маргарет заканчивает свой разговор, с грохотом кладет трубку и спешит открыть входную дверь.

– Ну как вам сказать? – несколько театрально произносит Ноукс. – Давайте так, миссис Ричмонд. Я промолчу, – он делает драматическую паузу, – а вы понимайте это как хотите.

Но я хочу ясности.

– Вы имеете в виду…

– Я не говорю «нет».

Я слышу шум голосов в коридоре.

– Она может называться «Маунтбэй»? – спрашиваю я быстро.

Молчание.

– Вы не говорите «нет»?

Судя по всему, Ноуксу нравятся мои успехи.

– Вот именно, миссис Ричмонд, я не говорю «нет».

– Спасибо, мистер Ноукс.

– Не за что, миссис Ричмонд.

В холле ожидают два полицейских в форме. Один из них в том возрасте, когда о перспективах повышения уже забывают. Сержант Уиллис и констебль Дикин. Я стараюсь сразу запомнить их имена.

У них отработанная манера вести дело. Сначала они выражают мне соболезнования, потом извиняются за беспокойство, объясняют необходимость проверки условий хранения ружей, затем слегка шутят по поводу ухабов на подъездной дороге. Все размеренно, точно, вежливо.

Я веду их в кладовку, где хранится обувь. Там же расположен металлический шкаф для ружей. Показав его полицейским, иду на кухню за вторым ключом и передаю сержанту Уиллису. Спрашиваю насчет кофе или чая. «Да, спасибо, – отвечают они. – Один кофе и один чай. С сахаром».

Я возвращаюсь на кухню и ставлю чайник. Представляю себе, как сержант поворачивает ключ в замке и открывает дверь шкафа. Я бросаю ложку растворимого кофе в широкую кружку, а в другую, повыше, на которой написано «Гарри», кладу пакетик чая. В моем представлении полицейские, как и сантехники, любят, чтобы чай был покрепче.

Что-то их долго нет. Чайник закипает. Я беру его и начинаю разливать кипяток в кружки. В этот момент со стороны двери в кухню раздается легкий стук. Я аккуратно ставлю чайник на подставку и оборачиваюсь.

На пороге – сержант. Он спрашивает, не уделю ли я им минутку.

– Конечно, – отвечаю я и следую за Уиллисом в кладовку.

Констебль Дикин стоит перед шкафчиком. Он избегает моего взгляда.

– Разрешение выписано на два ружья, миссис Ричмонд, – объявляет сержант и смотрит в него. – Здесь написано, – Уиллис слегка ударяет тыльной стороной ладони по бланку, – что оба ружья должны храниться вот в этом шкафу. Правильно, миссис Ричмонд?

Я недоуменно смотрю на шкаф и на стоящее в нем одно-единственное ружье в зеленом чехле. Второго ружья нет. Внизу, на дне валяется скомканный чехол от него.

– Извините, но я слабо в этом разбираюсь. Ружьями занимался мой муж. Я не имела к ним никакого отношения.

Я умалчиваю о том, что ненавижу оружие и сознательно игнорировала все, связанное с ним. Не говорю и о том, что считала стрелковую подготовку Гарри совершенно недостаточной и видела, как неаккуратен он был в обращении со своими ружьями.

– Судя по всему, одного ружья не хватает. Вы не знаете, где оно может быть, миссис Ричмонд?

Я отрицательно качаю головой.

– Вы его не видели в последнее время?

– Нет.

– Вы не знали, что ружья здесь нет?

– Я никогда не заглядывала в этот шкаф. К тому же была в отъезде.