— Да, кажется, у меня несладкий характер.

— Это уж точно. — Лицо Кэрол стало серьезным.

— Когда Дэниэл уехал?

— Двадцать третьего октября. Не было никаких ссор и раздоров. Не случилось ничего такого, о чем можно сказать: «Вот причина». Нет. Все произошло очень буднично и спокойно. Просто ему стало невмоготу. Он устал. Устал от моего отца, устал от двух наших подростков, устал от меня. Он решил, что еще достаточно молод, чтобы попробовать себя в роли холостяка. Он купил за миллион долларов часть дома на набережной в центре Бостона. Теперь бегает по утрам по Фридом-Трэйл, ходит пешком на работу; когда ему это надо — навещает детей; короче говоря, живет в свое удовольствие. Вот такие дела.

— Да. — Джейн подумала о губной помаде, которую купила, а потом забросила. Она решила по возвращении домой воспользоваться ею.

— Как это происходит? — вопрошала Кэрол. Она встала, подошла к кухонному столу, налила себе еще чашку кофе и положила на тарелку овсяного печенья с изюмом. — Хотите еще? — спросила она у Джейн.

— Нет, спасибо. — Джейн покачала головой.

— Я хочу сказать, как они ухитряются всю жизнь оставаться маленькими детьми? Как получается, что они забывают о своей пожизненной ответственности и назначают свидания молоденьким блондинкам, а нам в это время остается только сидеть и ждать, когда у нас волосы на лобке поседеют? Я спрашиваю вас — это что, правильно? — Она съела одно печенье и принялась за другое. — Что вы можете обо всем этом знать? Ваш муж — само совершенство.

— Да, он кажется очень милым, — согласилась Джейн, чувствуя себя идиоткой. Это все, что она могла сказать о человеке, с которым ее связывали одиннадцать лет супружества: он кажется очень милым.

Она повернулась к Кэрол и увидела, что женщина смотрит на нее внимательным напряженным взглядом, словно хочет сказать что-то очень важное.

— Что? — спросила она.

Кэрол странно засуетилась. Она подняла ко рту чашку кофе, но поставила ее на стол, не отпив ни глотка, потом с таким же результатом взяла с тарелки печенье.

— Что? — спросила она, передразнивая Джейн. — Что вы имеете в виду?

— У вас такой вид, будто вы что-то хотите мне сказать.

Кэрол помотала головой:

— Нет. Ничего.

— Пожалуйста, скажите. Ведь вы что-то хотели сказать мне о Майкле? Что-то о наших отношениях?

Кэрол взяла в руку чашку кофе и на этот раз сделала большой глоток.

— Если вас интересуют подробности ваших с Майклом отношений, то лучше всех об этом знает сам Майкл. Вот у него и спрашивайте. А я ничего не могу сказать вам, потому что действительно ничего не знаю.

— А если бы знали, то сказали бы?

Последовала длинная пауза, во время которой Джейн изучала лицо Кэрол, пытаясь предугадать ответ. По радио передавали дуэт Роя Орбисона.

— Разве Рой Орбисон не умер? — вдруг спросила Кэрол.

— Сейчас подумаю, — ответила Джейн, чувствуя, что порвалась нить важного разговора. — По-моему, он умер несколько лет назад.

— А я вот не помню. Видите? Я же говорила вам, чем старше становишься, тем больше забываешь. Раньше я всегда помнила, кто когда умер.

С улицы послышался громкий лай.

— Малыш, заткнись! — рявкнула Кэрол через закрытое окно. Пес немедленно замолчал. — Как бы я хотела, чтобы все меня так слушались, — вздохнула она. — Да, кстати, хотите, я расскажу вам анекдот?

Джейн приготовилась слушать, понимая, что доверительный разговор по существу закончен.

— Одна женщина нашла волшебную лампу, потерла ее, и из лампы вылетел джинн. И говорит ей, что выполнит все, что только ее душенька пожелает. Ну, она и просит его: «Хочу, чтобы у меня бедра стали потоньше». Джинн возмутился: «Как так? В мире свирепствуют войны и эпидемии, люди умирают от голода, а ей, видите ли, нужны тонкие бедра. И это при том, что я могу выполнить любоеее желание». Бедная женщина смутилась и растерялась. Подумала с минуту и говорит: «Ну ладно. Пусть у всех бедра станут потоньше». — Кэрол оглушительно захохотала. Джейн с трудом выдавила из себя улыбку. — Как знать, — добавила Кэрол, — в каждой шутке есть доля правды. Вы посмотрите на свои бедра. Мой отец прав. Вы слишком худы. Возьмите печенье.

Джейн хотела последовать ее совету, но в этот момент раздался бешеный стук в дверь.

— Кэрол, — закричал со второго этажа старик, — кто-то стучит!

Но Кэрол уже была на ногах.

— Это Эндрю, как всегда, что-нибудь забыл, или Селина, которая так нагружена свертками, что не может достать из сумочки ключи.

Но Кэрол еще не дошла до двери, а Джейн уже знала, что это не Эндрю и не Селина.

— Джейн у вас? — В голосе Паулы слышались истерические нотки. — Я чуть с ума не сошла! — закричала Паула, ворвавшись на кухню и увидев Джейн. — Почему вы не сказали мне, что собираетесь выйти из дома?

— Не посчитала нужным, — солгала Джейн. — Мне просто не захотелось вас беспокоить.

— Я пришла к вам в комнату узнать, не надо ли вам чего-нибудь, а вас нет. Я обыскала весь дом, двор, гараж. Я обе́гала всю улицу, прежде чем догадалась прийти сюда. Я думала, я свихнусь. Я подумала, что вы опять убежали. — Бедная женщина чуть не плакала.

— Простите, пожалуйста, что я так вас напугала, — искренне сожалела Джейн. Конечно, с ее стороны было верхом безответственности уйти, не сказав Пауле, когда она собирается вернуться.

А, собственно, почему ей надо кого-то предупреждать?

«Я просто хотела ненадолго выйти из дома», — подумала она.

— Я прекрасно понимаю вас, — вдруг мягко заметила Паула. Джейн была поражена таким поворотом дела. Она не ожидала от Паулы такой чуткости. — Только в следующий раз предупреждайте меня.

— Непременно предупрежу.

— А теперь, — Паула посмотрела на часы, — нам действительно пора домой. Вам хорошо бы поспать, перед тем как вернется доктор Уиттекер, и, кроме того…

— Я знаю, — прервала ее Джейн. — И, кроме того, мне пора принимать таблетки.

12

Она проснулась с головной болью.

Тупые толчки начинались в основании шеи и волнами поднимались в голову. Ощущение было такое, будто в голове стояло опавшее зимнее дерево, колеблемое холодным январским ветром, и его голые шершавые ветви при каждом своем движении задевали обнаженные нервы.

«Еще один день в раю», — подумала Джейн, пытаясь выбраться из постели. Ноги плохо слушались ее, она даже испугалась, что ночью кто-то привязал к ним тяжелые гири. Она посмотрела на ноги. Нет, гирь не было. Из-под ночной рубашки виднелись только голые ступни. Она тяжело поднялась, ухватилась за стойку балдахина, чтобы не упасть. Ощущение привязанных к ногам пушечных ядер гнездилось в ее голове.

Она вздохнула, сопротивляясь сильному желанию снова залезть под одеяло. Какой смысл вставать? Она паршиво себя чувствовала. А в течение дня будет чувствовать себя еще хуже. Через несколько минут придет Паула, убедится, что она проснулась, напичкает ее таблетками и предложит завтрак. Потом Джейн опять уснет, а когда проснется, начнет снова и снова перелистывать страницы фотоальбомов, пытаясь вспомнить, кто все эти незнакомцы, изображенные на цветных кусочках глянцевого картона. Майкл несколько раз рассказывал ей, кто есть кто, и она запомнила этих людей наизусть, пожалуй, она даже могла бы узнать каждого из них на улице. Впрочем, последнее маловероятно, так как она редко покидала дом.

Джейн оглянулась на дверь спальни, думая увидеть свою тюремщицу, но там никого не оказалось. Джейн посмотрела на себя в зеркало: отражение говорило ей: «Ты не права. Твоя тюремщица не Паула — это тысама».

Джейн внимательно посмотрела в зеркало. Незнакомка, стоявшая напротив нее, с отвращением окинула взглядом ее ночную рубашку. «Кто бы ты ни была, вкус у тебя отвратительный, — сказала ей эта чужая женщина. — В этой робе столько же сексапильности, сколько в смирительной рубашке». «Пожалуй, последнее мне бы вполне подошло», — подумала Джейн.

«Так не носи ее больше, — потребовала незнакомка в зеркале. — Зачем ты ее надеваешь?»