Джейн бросила быстрый взгляд на Майкла. Неужели в нем наконец заговорила совесть и он решил не допустить мучительного судебного процесса?

— А что он требует взамен? — спросила Рене Бауэр.

— Взамен клиент требует отозвать все обвинения в половых извращениях, предъявленные моему подзащитному, доктору Уиттекеру.

— И моя клиентка получает единоличную опеку?

— Мой же клиент получает благородную уступку.

— Что значит — благородная уступка? — прервала его Джейн, подавшись вперед. От ее приподнятого настроения не осталось и следа.

— Мой клиент будет видеться с дочерью через уикэнд и каждую среду по вечерам. Кроме того, клиент будет брать к себе свою дочь на один месяц летом и на неделю на Рождество и Пасху. Все остальные праздники время будет делиться поровну между родителями.

— Никогда, — зло отрезала Джейн, — я не допущу безнадзорных свиданий Эмили с отцом.

— Ты и в самом деле надеешься, что я соглашусь на встречи с дочерью в компании какого-то социального работника по нескольку часов в неделю, когда этот работник будет следить за каждым моим движением? — спросил Майкл.

— Это самое большее, на что ты можешь рассчитывать.

— Понятно. Желаешь поиграть со мной в азартные игры? Джейн, если ты не согласишься на мои предложения — а твой адвокат подтвердит, что это шикарные условия, — то я просто сотру тебя в порошок. После того, что произойдет, ты будешь счастлива, если тебе позволят хотя бы еще раз увидеть свою дочь. — Он сделал паузу, чтобы смысл его слов лучше дошел до Джейн.

Джейн оглянулась на Рене Бауэр, но женщина не отрываясь смотрела на Майкла.

— Ты что, всерьез полагаешь, что сможешь обосновать свои грязные обвинения? — спросил Майкл. Он встал и начал описывать по кабинету круги. — Ты что, думаешь, что окружной прокурор, зная о твоей истерической амнезии, поверит тебе больше, чем мне? Что твоим словам придадут какое-то значение? Ты думаешь, что я не буду полностью реабилитирован? Кроме того, когда мы будем оспаривать право на опеку, ты думаешь, судьи не примут во внимание, что ты — женщина, которая, вдобавок к потере памяти, страдает еще и вспышками склонности к насилию, женщина, которая едва не убила собственного мужа и могла ударить совершенно незнакомого человека? Такая логика тебя не убеждает? — Он остановился, однако было ясно, что он не закончил своей тирады. — А что будет с Эмили?

— С Эмили?

— Да, с Эмили. Тебе не кажется, что ты причинишь ребенку непоправимый вред, если заставишь ее на суде свидетельствовать против собственного отца?

Джейн попыталась вскочить на ноги, стул откинулся назад и закачался на задних ножках. Адвокат Джейн безуспешно пыталась вернуть его в исходное положение.

— Как, оказывается, много от менявреда!

— Если тебе наплевать на меня, Джейн, если для тебя не имеет значения, какую роль в моей судьбе могут сыграть твои злобные обвинения, то подумай хотя бы о судьбе нашей дочурки.

— Ты ублюдок!

— Джейн, — предостерегла ее Рене.

— Как ты смеешь, — прошипела Джейн, стукнув кулаком по мраморной столешнице и видя, как отпрянул назад Том Уоделл. — Как ты смеешь переворачивать все с ног на голову?

— Стучишь кулаком по столу, Джейн? Неплохое начало. Что у нас дальше в повестке дня?

— Джейн, — предупредила ее Рене Бауэр, — не теряйте присутствия духа.

— Может быть, нам стоит перенести нашу встречу, а вы за это время обдумаете свои предложения, — сказал Том Уоделл, вставая.

— Подождите минуту, я хочу выстроить все в одну линию, — попросила Джейн, — мне надо убедиться, что я правильно все поняла.

Она начала расхаживать по кабинету. Майкл быстро занял свое место, уступив ей дорогу.

— Ты избегаешь публичного скандала и неприятной судебной процедуры; ты остаешься работать в госпитале и сохраняешь свою блестящую репутацию. Я живу с Эмили и осуществляю над ней ежедневную опеку; ты же растлеваешь ее по вечерам в среду и через уикэнд…

— Ради Бога, Джейн! — Майкл откинул со лба волосы.

— …Если не считать неделю на Пасху и неделю на Рождество, а также один месяц в течение летних каникул.

— Я не вижу здесь ничего, что бы вас задевало. — Том Уоделл начал собирать со стола свои бумаги.

— Ты что, на самом деле думаешь, что я примирюсь с этим? — Джейн стояла прямо напротив мужа. Хотела ли она ударить его? Видит Бог, это принесло бы ей невыразимое удовлетворение.

Майкл на дюйм повернул к ней подбородок. Он бросал ей вызов, насмехался над ней.

— По глупости я надеялся, что компромисс был бы в наших общих интересах.

Джейн прижала руки к телу, едва удерживаясь от того, чтобы не выцарапать мужу глаза. Вдруг она словно увидела в этих глазах отражение Эмили и поняла, что единственный шанс и надежда выиграть дело заключаются для нее сейчас в сохранении хладнокровия. Как странно, подумала она: реванш и надежда значили сейчас для нее одно и то же.

— Да, это было бы в твоихинтересах, может быть, даже в моих, но не в интересах Эмили, — сказала она и вернулась на место, взглянув на своего адвоката. Та подошла к ней и положила руку на плечо Джейн.

— Кроме того, время компромиссов прошло.

Майкл желчно рассмеялся.

— Что вы имеете в виду, Рене?

Джейн позволила своему адвокату говорить от ее имени.

— Я только что была у окружного прокурора, — начала Рене Бауэр. — Он собирается выдвинуть против вас обвинения по нескольким уголовным статьям.

Майкл обменялся взглядами со своим адвокатом.

— Окружной прокурор знает, что эти обвинения ничего не стоят, — уверенно заявил Том Уоделл. — Я не могу себе представить, что он пойдет на процесс, имея за душой слова впечатлительного ребенка и ее, простите за выражение, неуравновешенной мамаши.

Он улыбнулся Джейн так, словно отпустил ей комплимент.

— Но это уже будут не наши слова, — сказала ему Рене Бауэр.

Улыбка застыла на лице Тома Уоделла.

— Простите, я покину вас на одну минуту, — продолжала Рене, — думаю, что сейчас я проясню ситуацию.

Она поднялась и вышла из кабинета.

— Что за чертовщину вы задумали? — спросил Майкл.

— Расслабьтесь, — посоветовал ему его адвокат, — мисс Бауэр славится своей склонностью к театральным эффектам.

Рене Бауэр вернулась меньше чем через минуту. Вместе с ней в кабинет вошла Паула Маринелли.

— Паула? Слава Богу! — воскликнул Майкл. — Мы всю неделю пытались до вас дозвониться.

Он вскочил, схватил Паулу за руки и подвел ее к столу своего адвоката.

— Том, это Паула Маринелли, моя домоправительница, она помогала мне ухаживать за Джейн. Она лучше, чем кто-либо другой, знает, в каком состоянии была моя жена.

— Может быть, вам будет интересно послушать, что расскажет мисс Маринелли, — предложила Рене Бауэр, сделав Пауле знак, чтобы она начинала свой рассказ.

— Как вы могли сделать это, доктор Уиттекер? — спросила Паула голосом, лишенным какого-либо выражения. — Я доверяла вам. Нет, этого мало, думала, что вы можете, как Господь Бог, ходить по воде, как по суше. Как вы могли так предать меня? Как вы могли причинить вред моей дочери?

Лицо Майкла из бледного стало пепельно-серым.

— Я причинил ей вред? Мой Бог, ведь я же спас ей жизнь!

— Да, вы это сделали, — признала Паула, — и за это я всегда буду вам благодарна.

— Я надеюсь, что вы расскажете нам, что́ вы говорили окружному прокурору. — По глазам Тома Уоделла было видно, что он понял суть создавшегося положения.

— Когда у моей дочери Кристины начались ночные кошмары, — начала Паула, глядя прямо в глаза адвокату Уоделлу, — я не обратила на это особого внимания, решив, что это возрастное и скоро пройдет само. Я не обратила на это внимания даже тогда, когда моя мать сказала мне, что это нечто большее, чем просто ночные кошмары, и что надо что-то делать. Когда Кристина не хотела идти на осмотры, говоря, что доктор странно трогает ее, то я и тогда не придала этому никакого значения. Когда она настаивала на своем, я объяснила ей, что доктор трогает ее так, как это нужно для ее здоровья. Я попросту отказывалась ее слушать. Однажды я даже отшлепала ее, когда она начала в который уже раз рассказывать мне подобные истории.