С Лорой я разговаривал немного. Она собирала для меня сведения о музыкантах-африканцах, живущих в Париже, — мне заказали фильм о них. Но потом правительство отказалось от этой затеи — «культурное скрещивание» перестало быть доходным делом, и проект закрыли.

Мы с Лорой мало говорим, редко ласкаем друг друга, зато всегда достигаем оргазма. Мы уезжали в Лион с Рашидом, он попросил меня принять участие в вечере, организованном в поддержку двух музыкантов, объявивших голодовку в знак протеста против принятия нового закона о предоставлении гражданства. На вокзале Лора подарила мне маленькую плюшевую собачку, которую назвала Хасан Сегев, в туалете она сделала мне минет, а потом, в Ла Пар-Дье, мы пошли поискать какой-нибудь ресторан.

Был воскресный вечер, и все магазины пустовали. Боль не стихала: накануне мой дантист поставил мне четыре искусственных зуба. Та же кровь, что пробуждала мой член, чтобы я мог обладать Лорой, стучала в деснах, разрезанных электрическим скальпелем.

Врач взглянул на лиловый нарыв на моей левой руке.

— Это совершенно ни на что не похоже, давайте сделаем биопсию, там будет видно…

Я лежал на операционном столе госпиталя Тарнье. Дерматолог приподняла мою руку и начала делать местную анестезию — несколько подкожных инъекций вокруг нарыва. Потом она сделала два косых надреза скальпелем вокруг болячки, убрала отрезанную кожу, наложила два шва и забинтовала рану.

— Мы сделаем подробный анализ, и через несколько дней вы узнаете результат.

Наступала ночь, и Медонские холмы виднелись на горизонте в оранжевом сиянии. Юго-западный ветер доносил до наших окон тошнотворный запах печей завода по переработке мусора — странный, чесночно-ванильный. Я ждал Лору, Игги Поп пел своего знаменитого «Чудесного ребенка», а в моей крови играл кокаин. Я был страшно возбужден — этот наркотик десятикратно усиливает желание и оттягивает оргазм: сегодня я замучаю Лору, сделаю так, что боль сольется с наслаждением. Глядя в зеркало в ванной, я гладил себя по узким драным джинсам.

Я включил телевизор. Шли новости: в охранника тюрьмы семь раз ударила молния, у него загорелись волосы, совершенно сгорели брови, он потерял большой палец на ноге. Моя болезнь — тюрьма без охранника. Я подумал о Жене и сказал себе: «Болезнь — моя каторга, моя Гвиана, моя Кайенна. Параллельный мир, бросающий вызов обществу на первых страницах газет, они изредка встречаются, когда кровь и сперма выстраивают для вируса воздушный мост. Любовь преодолевает стены камер, на прогулке взгляд, брошенный искоса, легкое прикосновение равноценны самому пылкому признанию, сделанному на свободе, за которым обычно следует бурный и чистый оргазм. Прежде, в проклятых тропиках, самый жестокий убийца ждал, чтобы выбранный им мальчик показал ему свою любовь, доказал ее дрожью тела. Он мог, замерев, до слез жаждать малыша или сразу взять его силой: изнасиловать, впиться в губы жадным поцелуем, искалечить юность».

Я ждал Лору и чувствовал, что моя любовь вырвалась за ворота каторги. Я больше не мог ждать, закрывая глаза на свое израненное тело.

Она позвонила, и я открыл дверь. Мы поцеловались, и я пошел по коридору, слыша, как моя любимая говорит мне вслед:

— Тебе идут эти джинсы, у тебя в них такая красивая задница!

Я обернулся, сделал шаг ей навстречу — она опустила глаза вниз и прошептала:

— О, и спереди неплохо!

Я начал ласкать грудь Лоры через бежевый свитер, обхватил руками круглую попку, прижался к ней членом и выдохнул:

— Лора, я сделал анализ на СПИД, он положительный.

Она проглотила мерзкую тварь. Моя фраза вошла в ее мозг, но она не отстранилась, не отпустила меня. Мы легли, и я начал натягивать на себя презерватив, Лора сорвала его и бросила в пепельницу. Отныне я никогда не буду кончать в нее.

Лора у матери одна. Она не может заснуть и рыдает от парализовавшего ее страха. Она звонит подружке, и та приходит к ней смотреть видео. Прижавшись друг к другу они смотрят «Трамвай „Желание“».

На следующий день она призналась мне:

— Я испугалась только за тебя. — И вдруг опять начала рыдать, слезы душили ее Немного успокоившись, она продолжала: — Я все время вспоминаю то, что случилось у меня с Фрэнком. Я по нему с ума сходила, мне было всего шестнадцать, когда он уехал в Штаты. Как-то ночью, в два часа, он позвонил и сказал, что только что вернулся в Париж и заедет за мной через десять минут. Я быстро оделась, ужасно ругаясь с мамой, — она не хотела, чтобы я уходила так поздно из дому. Фрэнк ждал меня внизу, в открытом «БМВ». Было лето, и мы долго катались по кольцевым автострадам, а потом, сама не помню как, оказались в дешевенькой гостинице в Булони. Я хотела его, мы быстро разделись, я начала целовать его и вдруг случайно зубами поранила ему член до крови. Кровь почему-то не останавливалась, у меня все лицо было измазано, струйки стекали по животу. Мы отправились в маленькую ванную, он начал мыться, пытаясь унять кровотечение, потом вдруг обернулся ко мне и сказал, что заразился СПИДом. И я поверила: он ведь вернулся из Америки, там-то он эту гадость и подцепил, кровь все никак не останавливается, может, у него даже гемофилия или что еще похуже… Я смотрю на себя в зеркало: я вся измазана кровью Фрэнка, и тут начинаю вопить, плакать и не могу успокоиться, а он говорит:

— Черт, да это вранье, я пошутил, нет у меня никакого СПИДа, чего ты так завелась?!

Но я уже не могу остановиться, кричу, рыдаю, прошу, чтобы он отвез меня домой, а там никак не могу уснуть, представляю себе, что все пропало, я погибла… На следующее утро я все рассказала маме.

Лора замолчала, потом посмотрела мне в глаза и призналась:

— А теперь я боюсь только за тебя и совершенно не думаю о себе, с тех пор как ты мне сказал…

Я звоню в госпиталь, чтобы узнать результаты биопсии. Прошу к телефону врача, он отвечает:

— Я только что из лаборатории, они ни в чем не уверены. Я смотрел сам и думаю, что это может быть обычная инфекция, ты мог пораниться где-нибудь.

Сэми у меня дома, мы нюхаем кокаин, а Лора ждет меня внизу с чемоданом. Завтра мы должны лететь на Корсику, я спускаюсь вниз, и в этот момент звонит Кароль. Сэми снимает трубку и говорит ей:

— Он пошел вниз за своей подружкой…

Мы с Лорой возвращаемся и снова беремся за кокаин. Лора и Сэми шутят, он ставит платиновый диск Черного Берюрье и врубает звук на полную мощность: «О, несчастный лис, воины видели тебя… О, несчастный лис, твоя ярость нерастрачена…»

Сэми начинает подпевать во весь голос, а если забывает слова, то просто вопит:

— Вот, это за апачей Токио, могикан Парижа, краснокожих Дижона! — И внезапно вспоминает: — Черт, я совсем забыл — тебе Кароль звонила.

Я разозлился на него.

— Ты что, не мог придумать ничего получше, чем «Он ушел за подружкой»?

Через некоторое время Сэми говорит:

— Ладно, я пойду утешу Кароль, полижу ее немножко!

А я соглашаюсь в полубессознательном состоянии:

— Давай, давай, она — клиторальный тип, а вот Лора — вагинальный… Так что если вдруг захочешь утешить ее, засунь ей свою большую штуку поглубже!

Лора бросает:

— Черт возьми, какой ты образованный!

Но я понимаю, что она шутит, — мои слова ее не шокируют.

Несколько недель назад мы занимались любовью втроем — Сэми, Кароль и я. С тех пор они встречаются. Я сказал ему, что больше в эти игры не играю, слишком много страданий они мне причинили. И это не предлог, я действительно больше не хочу Кароль, когда я о ней думаю, то представляю себе спрута, который ласкает меня своими липкими щупальцами.

Сэми берет свой шлем, а я подкалываю его:

— У тебя теперь велосипед? И где же ты его слямзил?