— И все же… возможно, я не смогу позволить себе платить столько, сколько стоит эта квартира. Мой оклад…

— Сколько вы платили до сих пор?

— Послушайте, Татьяна. Я снимала маленькую квартирку на двоих с другой девушкой. И арендную плату мы делили на двоих. Но теперь она уехала в другой город. — В конце концов, Николь назвала ей конкретную сумму.

— Я предлагаю вам следующее. Вы будете платить мне столько же, сколько платили за свое предыдущее жилье, плюс еще половину жалованья домработницы. Не волнуйтесь, — поспешила добавить она, увидев, что Николь хочет что-то возразить. — Мари обходится мне совсем недорого. В Париже все намного дороже, нем здесь. К тому же она сможет готовить вам еду. Смею вас заверить, она это делает превосходно.

— Нет, Татьяна. Я хотела сказать, что ваше предложение кажется мне слишком щедрым. Наверняка вы могли бы сдать эту квартиру намного дороже.

— Деньги, дочка, иногда приносят только проблемы. Так мы договорились?

Николь улыбнулась и еще раз огляделась. Ее окружало то, о чем она так давно мечтала.

— Договорились.

— Вот и хорошо. — Татьяна взяла Николь за руки. — Вы и представить себе не можете, как я рада. И еще одно, Николь. Хотя вы будете жить в этой квартире, на самом деле мне хотелось бы, чтобы вы хотя бы изредка проходили по всему дому, садились в то кресло, в котором сегодня сидели, слушали мои пластинки… И чтобы время от времени Мари накрывала для вас ужин в столовой. Одним словом, я хочу, чтобы мой дом продолжал жить, а он сможет это делать исключительно благодаря вам.

Татьяна Барбье стояла, глядя вслед Николь. Она проводила девушку до входной двери, где они и распрощались, договорившись о том, что Николь переедет в новую квартиру в конце недели. Хозяйка просила, чтобы девушка сделала это до ее отъезда в Канаду, намеченного на следующий вторник. Так Николь теряла часть денег, заплаченных за парижскую квартиру: по условиям договора она должна была предупредить об отказе от жилья как минимум за две недели. Но она была уверена, что эта потеря того стоит, ведь взамен она получала возможность немедленно переехать в свой новый дом. Странные ощущения исчезли, на их место пришла эйфория. Прощаясь, хозяйка

подставила девушке щеку. Николь пришлось наклониться и поцеловать ее. Щека оказалась удивительно холодной. Кожа Татьяны Барбье была такой же, как и ее хозяйка, — она порождала воспоминания о безвозвратно канувших в Лету временах.

Вечерело. Николь свернула на улицу, ведущую к вокзалу, и увидела, что прямо перед ней садится солнце. Его закатные лучи окрасили небо и горизонт в красноватый цвет. Наблюдая за удаляющейся фигуркой, Татьяна заметила, как странная и удивительная аура девушки словно с новой силой вспыхнула на фоне красного заката. Мадам Барбье впервые видела ауру такой чистоты и белизны, и в глубине ее души зародилось глубокое уважение к будущей квартирантке.

Ей также показалось, что когда пару часов назад Николь появилась на пороге ее дома, окружающее ее сияние было ярче и мощнее, чем когда она уходила. Возможно, это была игра воображения, продиктованная ее желаниями. Как бы то ни было, она выполнила поставленную задачу и теперь имела основания быть довольной собой.

Она обернулась к дому и заметила в одном из окон чью-то тень — та промелькнула в долю секунды, и для любого другого человека это прошло бы незамеченным. Но Татьяна Барбье знала, куда смотреть. Должно быть, ее интерес не остался незамеченным, и женщина приблизилась к окну. На нее смотрели желтые глаза, едва заметные за бликами на стекле, и тем не менее Татьяна догадалась, что этот взгляд означает одобрение.

Она со вздохом закрыла калитку и пошла по дорожке к дому.

9

Париж, 2000 год

Николь сидела за столом в своем кабинете и делала пометки в тетради. В центре стола стояла статуэтка, на которую был направлен яркий свет лампы. Николь считала, что перед ней изображение Сесостриса III, высеченное более 3800 лет назад. Сегодня утром она взяла фигурку с витрины, где экспонат был выставлен для посетителей, чтобы подготовить доклад для ближайшего собрания сотрудников отдела. В музее объект относили к эпохе Среднего царства, но Николь казалось, что эту статуэтку можно датировать точнее. То, что перед ней фараон, не вызывало никаких сомнений: в сложенных на груди руках он держал атрибуты царской власти, а на его голове красовалась корона Верхнего Египта. Статуэтка высотой ровно двадцать семь сантиметров была высечена из диорита.

В нью-йоркском музее хранилась фигурка сфинкса с головой Сесостриса III. И хотя скульпторы той эпохи особо не заботились о внешнем сходстве, а некоторые из них и вовсе видели изваянных ими фараонов только издалека, изображениям каждого правителя Египта соответствуют определенные иконографические детали, по которым можно совершенно точно установить личность изображенного фараона.

Николь пыталась всецело сосредоточиться на работе, но дом в Сен-Жермен-ан-Ле никак не шел у нее из головы. Перед ней то и дело подобно фотоснимкам всплывали события вчерашнего вечера. Вот она стоит в прихожей, а вот гостиная ее будущей квартиры… а теперь улыбающееся лицо мадам Барбье.

Этот дом снился ей всю ночь. Она видела себя: девушка разгуливала по дому и заглядывала в комнаты, закрытые накануне. Проснувшись, она снова ощутила легкое сдавливание вокруг головы, которое впервые испытала в прихожей вожделенного дома. Только теперь оно возникло и почти сразу исчезло. Как бы то ни было, в нем не было ничего неприятного.

Николь посмотрела на часы и упрекнула себя за непомерную тревогу, вызванную предстоящим переездом. «Хорошо, что в субботу я уже буду там», — утешила она себя.

Было около одиннадцати, и девушка собралась сделать перерыв. Решив заглянуть к Сюзанне и Агнес, она выключила лампу, закрыла тетрадь и направилась к двери. Возможно, подруги присоединятся к ней, и Николь расскажет им о своей новой квартире.

«Подумать только, — она беспомощно развела руками. — Я веду себя так, словно у меня появился жених. Ни говорить, ни думать больше ни о чем не могу».

Она не смогла сдержать улыбку и звонко рассмеялась.

Когда Николь вернулась к себе в кабинет, была половина двенадцатого. Обе секретарши, как Сюзанна, так и Агнес, изъявили готовность составить ей компанию, и женщины пошли в кафетерий.

— Если кто-то позвонит, ничего страшного, — сказала Агнес, пожав плечами. — Перезвонят. Имеем же мы право выпить кофе!

В кафетерии они сели по обе стороны от Николь и слушали ее рассказ об удивительном домике в Сен-Жермен-ан-Ле, открыв рот и позабыв о кофе и булочках. Николь описала им все в мельчайших подробностях и сама удивилась этой точности. Ей опять показалось, что у нее в голове находится архив фотографий, которые она может листать и разглядывать по своему желанию.

Покончив с монологом на тему «домик моей мечты», она спохватилась и, опасаясь наскучить своим собеседницам, сменила тему — принялась рассказывать о мадам Барбье и ее причудах.

— С одной стороны, она выглядит очень пожилой, но с другой — обладает ловкостью молодой женщины. Даже не знаю, как вам это объяснить. Она какая-то… и древняя, и современная… Уверена, что в молодости она была очень красивой женщиной. — Николь нахмурилась и на мгновение замолчала. — Хотя я пытаюсь и не могу вспомнить, чтобы в доме было хоть одно ее фото или портрет… Впрочем, то же касается и ее мужа… и ее сына. — Она улыбнулась подругам. — Вы не находите это странным? Я, конечно, побывала не во всех комнатах, но… — она не закончила фразу, а просто пожала плечами. — Возможно, с фотографиями дело обстоит так же, как с телевизором или телефоном. Наверное, они просто ей не нравятся. Жаль, что вы не сможете с ней познакомиться. Она бы вам понравилась. Быть может, когда она вернется из Канады…

Николь попрощалась с секретаршами, которые заверили ее, что обязательно приедут к ней в гости, как только она обустроится на новом месте. «Лучше всего собраться в выходной день. Так у нас будет больше времени…»