— Ты все еще хочешь усыновить его? — Спросила Рика.

— Я бы гордился называть его своим сыном. — Ответил я. — Только не по той причине, по которой гордитесь вы.

— Хорошо, пусть так. Пусть как угодно. — Вздохнула она и кажется, легла. Я поставил бутылку на пол, выключил свет и, не раздеваясь, упал на кровать рядом с ней. Мы лежали в темноте и слушали дыхание друг друга.

— Можно спросить тебя кое о чем? — Прошептала Рика.

— Конечно.

— За что ты любишь меня?

— Честно?

— Да.

— Я не хочу тебя обижать, но только за то, что ты красивая. И все.

— Пусть так, — помолчав, сказала она. — Пусть как угодно.

После нашей свадьбы мало что изменилось. Просто в моей квартире стало больше Рикиных вещей и у меня появился сын. Мы с Рикой собирались купить двухкомнатную квартиру прежде чем забрать его к себе. Я не против был, чтобы он сразу поселился у нас, но он сам захотел подождать. К тому же, подозреваю, на него сильно давили Рикины родители. Они не хотели отпускать его от себя. Он тянулся ко мне, я это видел и мне льстило его внимание, чего уж таить. После школы он забегал ко мне в студию и проводил там целые дни. Майкл в нем души не чаял. Вообще-то Мишка был парнем не самой традиционной ориентации и меня немного напрягало его внимание к Владимиру, хотя внимание это внешне носило исключительно дружеский характер.

Вовка был поразительным человеком. Его способность располагать к себе людей была просто феноменальной. Наверное даже сродни таланту. Порой мне казалось, что весь мир в его руках и он ловко им манипулирует. Наблюдая за ним, я все больше и больше познавал Рику. Ее отстраненность от него была вызвана не только восхищением, как мне показалось вначале, нет. Скорее она абстрагировалась от него, стараясь не раствориться в нем. Какой-то бес противоречия заставлял ее бежать от любой зависимости, душевной привязанности. Не всегда у нее это получалось и порой она все-таки сдавалась, как сдалась мне. Но почему-то она не хотела сдаться ему, открыться навстречу его любви. А ведь он действительно любил ее. Какой теплотой и нежностью светились его глаза когда он говорил о ней… даже это придуманное им прозвище — "Рысь" в его устах звучало совсем не обидно, а скорее даже наоборот. Просто он понимал ее. Понимал ее к нему отношение. И принимал. Рысь… я так и не понял на самом деле почему Владимир так называл ее. И что он знал о рысях, чего не знал я. Но иногда он называл ее мама.

Рика стала много работать. Постоянно какие-то новые проекты, командировки, съемки… ее будто подменили. Если раньше она довольно равнодушно относилась ко всему что делала, то сейчас с жадностью хваталась за все, что ей предлагали. Я не мог понять в чем причина этой гонки. Вечерами она едва приползала домой и засыпала не успев донести голову до подушки. Мне не хватало ее, но я не мешал ей. Если в этот период жизни работа стала для нее так важна, значит так было нужно. Почему-то она почти перестала следить за своей внешностью. Раньше ее ноготки, волосы, макияж — все было безупречно. Рика была породистая и красивая. Ухоженная. Теперь все изменилось. Возможно, ее действительно сильно изматывала работа. Только перед ответственной съемкой, когда ей было необходимо появиться в кадре, Ри забегала в салон красоты, чтобы наскоро навести лоск. В другие дни она вполне могла уйти из дома с утра едва причесанной, без макияжа, в старых джинсах и ботинках. Это так было на нее не похоже… Однажды, в шутку упомянув об этих переменах в разговоре с Майком, я услышал от него, что с женщинами часто так происходит после замужества. Они перестают следить за собой, "опускаются и жиреют". Вся наведенная красота нужна лишь для того, чтобы заарканить мужа. А дальше хоть трава не расти. Так говорил Майк. Но в отношении Рики я был не уверен, что дело в этом. Мне казалось, что она намеренно пытается сбросить с себя то, за что, как я ей сказал тогда ночью, я люблю ее. Не знаю зачем ей это было нужно, чего она добивалась. Но как же наивна она была… Без лишней краски на лице она казалось совсем юной. Прекрасные голубые глаза еще ярче сияли из-под ресниц. Нежный цвет лица, беспорядочно раскинутые по плечам локоны… Когда она, едва живая после сумасшедшего дня, засыпала, я, осторожно зарывался головой в ее волосы. Тихо, стараясь не разбудить, вдыхал запах ее тела и духов, от которых она так и не смогла отказаться. Льдистый и теплый аромат… Запах Рики. Ее нежная шея, которую я обнажал, раздвигая волосы, сводила меня с ума. От желания кружилась голова. Не знаю намеренно она лишала меня секса, или же у нее и впрямь не оставалось сил, но мне ни разу и в голову не пришло удовлетворить свои потребности где-нибудь на стороне. Мне вполне хватило того одного раза с Риткой, чтобы понять, что это мне не поможет. Мне не нужен был просто секс, мне нужна была Рика, только она. Я готов был ночи напролет довольствоваться робко украденным с ее тела льдисто-теплым ароматом вместо того, чтобы пойти и получить парочку безудержных оргазмов в объятиях другой женщины. Я в жизни не предполагал, что когда-нибудь меня так сильно накроет. Любовь. Мощная штука.

В таком режиме мы прожили несколько счастливых месяцев. Счастливых, потому что иногда, не чаще раза в неделю, Ри одаривала меня все-таки своими ласками. Для меня это был просто обвал наслаждения. Сквозь пелену беспамятства, я все-таки замечал, что она и сама умирает в моих объятиях. Это уверило меня в том, что все-таки Рика играла в какую-то свою игру, лишая меня ежедневной порции секса. Ведь как бы ты ни уставал, если ты любишь и хочешь своего партнера, ты найдешь в себе силы… Она играла, о да. Зачем-то изводила и себя, и меня. Но как бы там ни было, очень скоро ей и впрямь удалось меня сломать. Я был так растворен в ней, в том желании, которое она во мне будила, что она запросто могла бы вить из меня веревки. Если бы она это поняла. Если бы я позволил ей это понять. Но из последних сил я продолжал быть таким же, каким был всегда с ней. Внешне я никак себя не выдавал. Как только женщина понимает, что ты полностью ей принадлежишь, она непременно тебя оставит. Все они охотницы. А если охота окончена и зверь в капкане, пора искать новую жертву. Нет, я хотел, чтобы моя рысь охотилась только на меня. Поэтому, поверженный и истекающий кровью, в агонии бьющийся у ее царственных ног, я все еще пытался корчить из себя свирепого непобедимого хищника. Я люблю тебя только за красоту. Больше в тебе ничего нет. Ты пуста. Ты мне не нужна. Нужна лишь немного. Совсем немного… Ты моя жизнь, Ри. Но ты не узнаешь об этом никогда.

Не плен и не постоянное ожидание смерти разрывали мой разум и сердце. Все кошмары этого скотского существования отходили на задний план и выцветали как старые тряпки на солнце. Рика, только Рика была моим палачом. Она убивала меня день за днем. Мысли о ней, жгучая ревность, которая в какой-то момент порочным цветком распустилась в моей душе — все это изменяло меня, выламывало. Я не уловил точно тот момент, когда понял, что поддался унизительному малодушию, ведь я уверен был, что не стану ревновать ее, приму все, что будет исходить от нее. Но понял, что на самом деле я просто долго не верил в ее искренность по отношению к Руслану, не мог поверить и не хотел. Тем и спасался. Но последний наш разговор все расставил на свои места. То, как она на меня смотрела, как говорила со мной. Я больше для нее не существовал. Она стала похожей на ту Рику, с которой я впервые заговорил. Равнодушную, холодную, уставшую от досужего внимания. Моего внимания. Я ненавидел ее! Ненавидел даже за то, что быть может благодаря ей я все еще жив, и эта пытка продолжается. Слышать через слуховое окно чердака ее воркующий смех, тихий нежный голос, которым она говорила с Русланом — это было невыносимо! Никогда не поверил бы что любовь, ревность и все что с этим связано — сильнее страха смерти. Но да, сильнее… Ночами я ломал ногти, пытаясь выдрать хоть какую-нибудь доску, проковырять, выход из клетки, но чердак был сделан на совесть, будто специально, чтобы держать пленников. К тому же пес все время был начеку и начинал брехать, услышав малейший шум. Облазив весь чердак, я так и не смог найти ничего, что хоть как-то могло послужить рычагом. Я просто обезумел, мечтая выбраться отсюда. Сначала я хотел просто бежать, бросив Рику. Я больше не любил ее, мне было плевать на то, что станет с ней, я бежал бы как дикий зверь по этой чужой земле, пока кто-нибудь не пристрелил бы меня, по крайней мере это была бы свобода. Хоть на миг. Но чем больше я размышлял о побеге, тем сильнее убеждался, что не хочу бежать. Выбраться из чердака мне требовалось лишь за тем, чтобы отомстить. На Рику я не смог бы поднять руку, как бы ни сильна была моя ненависть, но на него — да. Я хотел убить его. Яростно желал. Пусть подло, пусть из-за угла, ударом в спину, мне было плевать. В те моменты мне казалось, что я готов разорвать руками его ненавистную плоть. Меня кидало в жар при мысли об этом и я ни на секунду не задумывался о том, насколько адекватны мои ощущения. Говорят, сумасшедшие никогда не признают себя сумасшедшими. Их безумие кажется им логичным и правильным. Разумным. Так же было и со мной. Наверное, когда чего-то сильно желаешь, оно приходит к тебе. Особенно когда ты в клетке и сам прийти не можешь.