Энн и Элизабет не на шутку разошлись, разыгрались, раскраснелись от эля вперемежку с кабаньим мясом. Затем Уильям на плечах у девиц проследовал в отдельную комнату на втором этаже заведения. Там веселье продолжилось уже в кровати. Сколько времени они кувыркались, Уильям не знал. Он то проваливался в сон, то девушки снова его будили.

Когда Уилл в очередной раз открыл глаза, в комнате было подозрительно тихо. Ни Энн, ни Лиз на кровати не было. Уильям приподнялся на локте и увидел, что в дверях стоит человек в черном плаще и шляпе, низко надвинутой на лицо.

– Лежи, Уилл, не утруждайся. Я тебя надолго не задержу. Разговор у нас будет короткий. – Это прозвучало угрожающе, и Уильям весь подобрался и натянул на себя одеяло. – И девушки к тебе вернутся. Выйдут ненадолго, а потом вернутся. – Незнакомец повернулся к девицам: – Вы меня поняли, крошки?

Девушки тем временем оделись, привели себя в порядок и выскользнули из комнаты.

– Шутка с Саутгемптоном тебе удалась на славу! Граф был просто вне себя… от восторга! – Незнакомец достал шпагу из ножен, поиграл ею и убрал обратно. Скрежет металла привел Уильяма в трепет, и он еще сильнее натянул на себя одеяло. – Он сказал, что яблочко от яблони недалеко…

– Вы же не станете меня вот так убивать? – Уильям от страха даже осмелился перебить графа. – Я же ничего не требовал, просто пошутил… ваша светлость…

– А… так вот зачем нужна была эта беготня! Ты вправду хотел спрятаться от графа? И убежать от меня? И куда же, интересно? Глупо.

– Я вас даже не знаю… ваша светлость, – подобострастно пролепетал Уилл. – То есть не знаю вашего имени.

– И хорошо, что не знаешь. Зато ты наверняка знаешь, что друзья познаются в беде. Вижу, что на этот раз с тобой и вправду случилась беда. Можно даже сказать, душевный кризис у тебя. И я как друг помогу этот кризис преодолеть.

– Сколько? – неожиданно для себя произнес еще не вполне протрезвевший Уильям, который по этой причине вполне мог пренебречь светскими формальностями.

– Мы торговаться не будем. – Черный человек выдержал паузу, пристально глядя в глаза Уильяму, лежащему под одеялом. Где-то он уже видел эти глаза, этот пронизывающий насквозь взгляд… Незнакомец словно прочитал мысли Шакспера и отвернулся. – Тысяча фунтов!

Глаза у Шакспера округлились, он мгновенно протрезвел и даже снова привстал на локте, позабыв про спасительное одеяло.

– Ты уже получал деньги как Шекспир, помнишь, год назад, вместе с Бербеджем и Кемпом. Теперь ты будешь исключительно Шекспиром. Этих денег тебе хватит на всю жизнь. Распоряжайся ими с умом, но обязательно купи пай «Глобуса». Теперь тебе будут передавать пьесы, а ты станешь относить их Ричарду Бербеджу. Он знает, что делать дальше. Ты должен вести себя так же, как и раньше. Не настаивать ни на чем, не высовываться как автору, но и не отказываться от имени Шекспир. В общем, быть тише воды ниже травы.

– Хорошо, за такие деньги я согласен на все… А то я уж было…

– Ладно… Что было, то было. Но чтоб больше не было! Вот, подпиши.

– Что это? Опять гарантии? У вас же и так мои векселя…

– Да, десятилетней давности. А потом: ставки повышены, ты же видишь. Это просто вексель на тысячу фунтов. Если ты начнешь бузить, совать свой нос, куда не надо, мы его опротестуем, и тебя посадят в тюрьму. Это в лучшем случае. Ты не забыл про Кита Марло?

У Шакспера внутри все похолодело.

– Ладно, не унывай, пока у тебя оба глаза в порядке. Да и что им сделается? – Черный человек открыл саквояж, достал оттуда четыре даже на вид тяжелых кошелька. – Вот, можешь проверить: два с золотыми, два с серебряными монетами.

Шакспер взял кошельки и тут же дрожащими руками принялся их развязывать. Заглянул внутрь. Золото!

– Не трудись пересчитывать, граф – человек чести, а тебя к тому же ему и нет резонов обсчитывать, – добавил посланник графа, усомнившись, правда, что упоминание дворянской чести станет для Шакспера убедительным аргументом.

Уилл же тем временем извлекал из каждого кошелька по одной монете и пытался проверить их подлинность на зуб. Человек в черном усмехнулся:

– Проверяй, если тебе зубов не жалко. Не стесняйся. Остальные девятьсот фунтов стерлингов изволь получить векселями. По ним в любой из меняльных контор Лондона тебе выдадут деньги.

После этих слов старый знакомый незнакомец достал какую-то бумагу, чернильницу и перо. Аккуратно положил все это на прикроватный столик:

– Подписывай.

Шакспер окончательно вылез из-под одеяла, одну руку положил на векселя, другой рукой взял перо и, обмакнув его в чернила, пыхтя, подписал документ, старательно выводя каждую букву.

– Да ты и вправду едва писать умеешь, – удивленно пробормотал незнакомец, разглядывая каракули Уильяма. – Драматург!

Он подождал, пока чернила подсохнут, присыпал лист песком, затем ловко стряхнул его обратно в мешочек и спрятал бумагу в саквояж. Выходя из комнаты, он оглянулся:

– Девочек позвать?

– Не надо, – едва слышно прошептал Шакспер.

Как только незнакомец вышел, Уильям в чем был вскочил с постели, бросился к двери и закрыл ее на задвижку. Девочки! Девочки подождут. Он высыпал содержимое кошельков на стол, быстро пересчитал монеты и, разделив на две равные части, ссыпал назад в кошельки. Натягивая чулки, он засунул в них деньги. «Девочки подождут», – бормотал он в возбуждении, надевая сапоги. И тут вспомнил про векселя. Бумаги, составляющие девять десятых его нового богатства, лежали на столе. Шакспер достал из-за пазухи плоскую сумочку из тонкой кожи, фактически папку, где у него хранились наиболее важные документы и долговые расписки, аккуратно вложил туда векселя, предварительно взглянув на подпись и печать графа Саутгемптона на каждой бумаге, всё это обернул вокруг голени правой ноги и снова надел сапог. При этом он продолжал бубнить себе под нос: «Девочки подождут…»

Но девочки ждать как раз не хотели: профессиональным чутьем они поняли, что здесь пахнет деньгами, и уже стучали в комнату в четыре руки. Деваться было некуда, и Уильям впустил их.

Примерно через час Шакспер вышел один, расплатился за ужин и выпивку и даже оставил щедрые чаевые.

24 января 2011

Эдуард не хотел оставлять чаевые в этом кафе, поэтому терпеливо ждал счета. Ненавязчивая тактика официантов была ему хорошо известна: никогда не спешить получать деньги с клиента. Во-первых, пока сидит, клиент снова может проголодаться, глядишь, и еще чего-нибудь закажет; во-вторых, просто неприлично указывать таким образом клиенту на дверь – пусть люди остаются, сколько им хочется, и других приваживают. Давно замечено: чем больше в заведении посетителей, тем больше их туда рвется, а выражение «Чтоб вам пусто было!», конечно, родилось в конкурентной среде рестораторов.

Так что спешащий человек должен или проявлять серьезную настойчивость, требовательность на грани приличий, потому что вид у официантов всегда такой занятой, что лишний раз беспокоить их не по делу (заказать что-то новое), а по своей прихоти (тороплюсь, самолет улетает!) как-то неудобно. Остается оставить сумму, заведомо большую, чем ты должен за съеденное-выпитое, то есть дать непомерно большие чаевые. Эдуард считал это неправильным, нарушающим общеевропейский порядок, где всякие чаевые имеют свою национальную норму, которую всем нужно уважать. Так сказать, политкорректность по-европейски – в отличие от американской расовой политкорректности. Впрочем, Эдуард американцам себя не противопоставлял, просто мыслил категориями европейца.

Но когда Эдуарду позвонил Александр, европейская мысль о правильных чаевых пришла в противоречие с необходимостью немедленно покинуть кафе. И Эдуард принял соломоново решение: кафе не покидать, чаевых не давать, встретиться с Алексом прямо здесь. Русский потом наверняка оставит чаевые за двоих, а англичанин (если он англичанин, в чем Эдуард и сам уже сомневался – у агента нет национальности!) тут же восстановит общеевропейскую справедливость, от себя не дав на чай ничего. Эдуард постарался как можно более точно описать дорогу до места встречи и пообещал в случае чего вести Алекса по телефону. Вести по телефону, конечно, никакой не шпионский термин, а очень распространенный в мире способ передвижения людей по незнакомой местности. Остаться в полной мере человеком рассеянным – так, чтобы, к примеру, сесть в отцепленный вагон со всеми последующими обстоятельствами, – в нашем мире можно, только выбросив сотовый телефон.