Искушая Гэндальфа, Саруман называет знаниеодной из трех целей, которых они могли бы достичь совместными усилиями.

Все остальные переводчики, за исключением М&К, Бобырь и Яхнина, в эпизоде искушения Саруманом Гэндальфа перевели Knowledge словом Знание. И Бобырь, и Яхнин вольно интерпретируют этот отрывок. Рассказчик Бобырь сокращает повествование до двух абзацев, опуская философскую суть эпизода (Б.59–60). Яхнин переделывает эпизод Искушения Гэндальфа, заменяя предлагаемые Знание, Право, Порядокпростой угрозой. Саруман у Яхнина сообщает Гэндальфу, что в мире появилась Новая Сила. Это Великий Властитель, и его не могут победить ни люди, ни эльфы, ни гномы, «ни тем более — слабые хоббиты». Чтобы спасти Средиземье, они должны дать ему Кольцо Всевластья, «иначе мир погрузится во Тьму и не уцелеет ни одно живое существо» (Я Хр.195). Это прямое описание угрозы, гораздо более пугающее, чем то, которое дает читателю в этом эпизоде сам Толкин.

Гэндальф Яхнина устраняет все недомолвки и спрашивает, не Саурон ли этот Великий Властитель. Саруман подтверждает, что это именно так. После чего Гэндальф отклоняет предложение Сарумана, указывая на непоследовательность его действий по спасению мира. «Но он и есть Повелитель Тьмы и Владыка Мрака. Как же, по-твоему, власть Тьмы спасет мир от Мрака?» (Я Хр.196). Логическим продолжением этого является вопрос яхнинского Гэндальфа — стад ли Саруман одним из подручных Саурона? Рассказчик Яхнина предоставляет и ответ. Гэндальф видит одно из Девяти колец на пальце Сарумана. Яхнин рисует захватывающую сцену, но ей недостает философской тонкости и отсутствия нюансов толкиновских штрихов. Это дешевая подделка, а не художественная репродукция, какой должен быть хороший перевод.

У М&К есть две различные версии трех целей. И обе значительно отступают от текста Толкина. В первом издании (1982 г.), цели Сарумана, согласно М&К были «Мудросгь, Всеобщее Благоденствие и Порядок» (М&К Х1982. 191). Цели настолько превосходные, что каждая из них могла бы улучшить общество. Мудрость — цель, достойная похвалы, и необходимое условие существования цивилизованного общества, Всеобщее Благоденствие — основа перевода на русский язык термина The Welfare State — Государство всеобщего благоденствия [126]. Порядок — необходимое условие функционирования общества… Однако не они являются целью толкиновского Сарумана. Он добивается «Знания, Права, Порядка». Замена Знания Мудростьюпереворачивает с ног на голову всю систему ценностей ВК. Для Толкина Мудрость — положительная черта, компетенция истари и эльдар. Знание — отрицательная черта, компетенция Сарумана и Саурона. Жажда знаний стала причиной падения эльфийских кузнецов и причиной изгнания из Рая Адама и Евы. Такие цели могли быть заимствованы прямиком из романа «Мы» Замятина. «Последняя мудрость» Замятина основывалась «на незыблемых и вечных четырех правилах арифметики». Существительное в формулировке Всеобщее Благоденствиеимеет общий корень с Замятинским Благодетелем. Порядок — результат математической завершенности.

Во втором издании М&К (1989 г.), вышедшем накануне падения коммунизма, эти три ценности уже изменились. Они превратились во «Всезнание, Самовластие и Порядок» (М&К Х ₁₉₈₈.320). Это цели Сарумана — «Знание, Право, Порядок», но в их крайнем проявлении. Здесь потенциальный обладатель Кольца прозрачно напоминает деспотического Сталина, который все это хорошо знал и железной рукой поддерживал порядок.

Omniscienceочень редко переводят на русский язык словом всезнание. Оно даже не значится в наиболее популярном русском толковом словаре [127], более общепринятый перевод — всеведение. Всезнаниевышло из употребления благодаря близкому родству с уничижительным словом всезнайка, которое и заняло место всезнанияв толковом словаре. Каждый читатель, потрудившийся поискать в нем всезнание, немедленно наткнется именно на это значение, хотя для того, чтобы подобная ассоциация возникла, многим вообще не понадобится заглядывать в словарь. Для советского читателя, выросшего в атмосфере деспотизма, значение слова всезнайкабудет ясно указывать на пренебрежительный эпитет в адрес Сталина, которого почитали непререкаемым авторитетом в любой области знаний. Эта особенность его культа личности была увековечена в песне Юза Алешковского, начинающейся словами: «Товарищ Сталин! Вы — большой ученый». Запоминающийся образ и изящная формулировка. Во втором издании М&К для советского читателя зло трех целей несравнимо более ужасно, чем у Толкина; и имеет гораздо более отчетливый советский привкус.

В письме в 1943 года к своему сыну Кристоферу, призванному в Королевские Воздушные силы, Толкин писал: «самое неподобающее занятие для любого <...> — это распоряжаться другими людьми. На миллион человек не найдется ни одного, кто бы подходил для такой роли, а уж менее всего — те, что к ней стремятся» (L.64). Осуждение, аналогичное толкиновскому тех, кто стремится браться за узды правления, можно увидеть и в стихах популярного русского барда-диссидента советского периода А. Галича, которые цитируются в современном переиздании романа Замятина «Мы» [128]. В этих стихах Галич предупреждает читателя:

Контекст предложения, предшествующего трем целям, также выдержан в советском духе, и этот эффект еще усиливается при помощи искусного приукрашивания, добавленного М&К.

Добавляя всего несколько с виду простых слов, М&К удается перенести советского читателя назад к периоду Октябрьской революции и Гражданской войны. Осуждение жестоких методов Новой Силы при тайном одобрении ее конечной цели напоминает полемику между Карлом Каутским и Львом Троцким в начале 20-х годов, когда новая сила, пришедшая к власти в России большевики — использовала эти же постулаты для достижения окончательной цели коммунизма. Каутский был известным социалистом и противником большевиков. Он лично знал Маркса и Энгельса и был их главным литературным душеприказчиком. Его влияние на социалистическое сообщество распространялось по всему миру. Троцкий в то время был еще одним из лидеров нового российского правительства, которое утверждало свою власть высоко поднятым мечом.

За Октябрьской революцией последовало всеобщее ожидание того, что волна социализма захлестнет весь мир. В то время как русские выбрали в качестве своих методов революцию и террор, большая часть социалистического движения Западной Европы хотела достигнуть тех же целей с помощью демократического парламентского процесса. Троцкий защищал жестокие методы нового Советского государства от критики Каутского [130]. В ответ на книгу Каутского «Терроризм и коммунизм» он дал идейное обоснование террора: «Устрашение является могущественным средством политики и надо быть лицемерным ханжой, чтобы этого не понимать» [131]. Троцкий был не единственным, кто полемизировал с Каутским. Международная известность Каутского привела к тому, что на него ополчились все. Вкладом Ленина в драку стала речь на IV Региональной Конференции Чрезвычайной Комиссии (ЧК) 6 февраля 1920 года, в которой он сказал: «История показала, что без революционного насилия невозможно достигнуть победы. Без революционного насилия, направленного на прямых врагов рабочих и крестьян, невозможно сломить сопротивление этих эксплуататоров» [132]. Бухарин высказал мнение о том, что: «Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрела… является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи» [133]. Однако наиболее меткую квинтэссенцию всех этих споров, можно найти в передовице первого выпуска газеты «Красный Меч», органа Украинского ЧК: «Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации низших классов» [134].