Казалось, еще секунда, и Лука развернется и уйдет. Но он остался. Более того, его губы раздвинула замедленная улыбка. Когда он улыбается, на щеках появляются ямочки.

  Знаю, вы хотите знать. Хотите? Ладно. Оркестр! Свет! Дамы и господа, занимательный факт о Луке: он купил мертвую лошадь. Я имею в виду, по-настоящему мертвую лошадь. И теперь мастерски сделанное чучело с навеки застывшим взглядом стоит у него в гостиной, и он использует его вместо вешалки, бросает на него одежду, а иногда ставит на обтянутый коричневой тусклой шкурой череп банки из-под пива. Кристина не знала о чучеле лошади, Боже упаси, иначе не пустила бы его и на порог. Близняшке хватало знания того, чем Лука зарабатывал на жизнь. Моей сестре не нужно много причин, чтобы начать бросать на вас подозрительные косяки. Работники индустрии моды не любят мертвых лошадей, видимо.

  Я не улыбнулась, отвела взгляд. Мне расхотелось играть в гляделки с Лукой. Я зверски хотела спать и, черт возьми, легко воспламенялась: могу наговорить всяких гадостей и не взять слова обратно.

  - Ты не изменилась, - сказал Лука.

  Я остановилась на площадке второго этажа и пропустила его вперед. Терпеть не могу, когда кто-то идет за мной по пятам, дышит мне в затылок. Хотя ничего из перечисленного Лука не делал, я предпочла плестись за ним.

  - Это укор? - спросила я.

  - Ну ты даешь.

  Я буравила гневным взглядом его спину:

  - Однозначно нет, не даю.

  Лука остановился возле моей двери, сунул руки в карманы черных брюк и чуть ссутулился. Помимо черных брюк, на нем была белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, таким образом, видна линия ключиц и впадинка на шее, в которой, как в колыбели, лежит крестик. На рубашку накинуто черное полупальто. На ногах черно-белые кеды. Цветовая гамма выдержана блестяще. Из гаммы выпадали лишь ярко-рыжие волосы и серо-зеленые глаза, сверкающие в россыпи веснушек.

  Вздохнув, я проглотила ругань и провернула ключ в замке.

  Холод сшибал с ног. Сшибал с ног! Словно входишь в ледяную воду.

  - Твою мать, - пробормотала я, щелкая выключателем.

  - Выйди! - приказал Лука.

  Не разуваясь, накрыв рот и нос рукавом полупальто, он скользнул мимо меня, задел плечом и не извинился; в левой руке - распятие, на лице - нечитаемая маска. Профи до мозга костей.

  - Лука...

  - На выход, кому сказал!

  Я уж постаралась, чтобы не ответить ему, как он того заслуживает. Вчера, по телефону, он сказал, что скучает. Если я назову его сукиным сыном, он, вероятно, заберет свои слова обратно. Я не хотела, чтобы он забирал свои слова обратно. Почему? Я тоже скучала по нему.

  Я вышла на площадку. Дверь захлопнулась за спиной, легонько задев меня по пятой точке. Сжав зубы, я спустилась на пролет между третьим и четвертым этажами. Балансируя на каблуках, стараясь не порвать юбку по шву, присела на корточки и закурила.

  Десять минут спустя вышел Лука.

  - Харизма, мне надо знать, в какие игры ты играешь.

  - Ну, мне нравится 'дартс'.

  - Черт подери, во что ты ввязалась?

  Топ-вопрос последних дней.

  - И этими губами ты целуешь маму?

  Он стиснул зубы.

  - Ты знаешь ответ, но не хочешь мне говорить.

  - Прямое попадание.

  Он пожал плечами:

  - Я не смогу помочь тебе, не зная всю историю.

  'Это не его бой, - рявкнул внутренний голосок, - не впутывай Луку'.

  - Лука, послушай, я устала и все, чего сейчас хочу, это залезть в душ, а потом проспать этак часов семь-восемь. Ты сделал, что мог, спасибо большое. Сколько?

  - Сколько - что?

  - Сколько я тебе должна?

  У Луки на уме было два варианта, я читала их в его глазах. Вариант первый: послать меня куда подальше и уйти. Вариант второй: не спешить посылать меня.

  - Чашку кофе.

  Второй вариант, окей.

  - Подешевел ты, Лука.

  Кряхтя, я поднялась с корточек.

  Каждая лампа в квартире была включена. Иллюминация похлеще, чем на День города. Включен был даже Элвис - улыбающееся лицо поп-короля у полок с книгами. Даже ночник в спальне, и тот был включен. Я раздраженно отметила нижнее белье, валяющееся на пуфе. Кровать не застелена. Беспорядок еще тот. И Лука все это видел. Впрочем, он многое видел в той жизни, когда Лука и Харизма были парой.

  Я вылезла из туфлей и бросила на кровать сумочку (с 'Рюгером', о котором рыжеволосому парню лучше не знать). Куртку не сняла, чтобы не мелькать испачканным кровью рукавом блузы, да и холод стоял еще тот.

  Лука сидел на диване, положив руки на колени, глядя на кондиционер. Послушный рыжий мальчик. Облачко пара вырвалось у него изо рта.

  - В квартире холодно не из-за чертовой штуковины, - сказала я, ткнув пальцем в демонический шепчущий агрегат. Работа мысли рождает здравые суждения.

  Он кивнул.

  - Я в душ.

  - Я сделаю кофе.

  - Турка на верхней полке.

  - Знаю.

  Он действительно знал. Луке плевать на кофеиновые и никотиновые пластыри, рыбами-прилипалами присосавшиеся к моей руке. Будешь кофе? Буду. Какие вопросы? Я радовалась, что времени у него до одиннадцати ночи. Страусиная политика, - я хотела сунуть голову в песок. А еще лучше - сперва под душ, а потом под подушку.

  Знаете, Лука не из тех, кому хочется звонить по субботам и приглашать в парк кормить крякающих, как сумасшедшие, уток. Действительность такова: мы шагаем разными дорогами. Возможно, эти дороги и параллельны друг другу, но это разные дороги, понимаете? Мы сумели двинуться дальше. Остались ли мы друзьями? Нет. Ни один человек не может стать столь же чужим, как тот, который однажды был вам близок. Не знаю, кем мы с Лукой теперь были друг другу.

  Кажется, мы собирались говорить о том, что стряслось в моем мирке. Да только ничего я не расскажу Луке. Если наша встреча закончится боем посуды и взаимными оскорблениями, я просто еще раз помяну старые добрые времена и лягу спать. Отличный план.

Я закрыла дверь ванной комнаты, подергала за ручку и, приложив ухо к двери, простояла так какое-то время. Нет, Лука не будет ломиться. Если будет, я увижу его разбитый нос.

  Потянувшись к ящичку, я достала соль для ванны, и сыпанула ее под струю кипятка. Приятный, терпкий, хвойно-можжевеловый аромат потянулся во все стороны.

  Через десять минут, вытираясь полотенцем, я рассматривала свое отражение в зеркале.

  Волосы я расчесала на ровный пробор. Ссадина над бровью начинала желтеть. Синяка от пощечины не осталось, спасибо-пожалуйста. А вот рука... Царапины жгли после кипятка. Еще стоя под душем, я скатала припаявшиеся к ним бумажные полотенца; отдери я их иным образом, и ранки бы засаднили. Я усердно замазала их антисептиком.

  Правое плечо у меня приподнято чуть выше левого. Сколиоз, все дела. Прикладывая определенные усилия (регулярно посещая Спортивный Клуб), искривление практически не заметно. Главная мышца, которая меняет тело человека, - мозг. Важно захотеть изменить что-то в себе.

  Вы подумали то же, что и я? Бла, бла, бла?

  Пар заволакивал ванную влажным хвойным туманом, оседал жемчужинами на кафеле. Я провела рукой по запотевающему зеркалу, встретилась глазами со своим отражением. Сосредоточилась на отражении, да так, что окружающий мир поплыл, потерял четкость.

  Как быть с Багамой?

  Зарипов думает, что к этому моменту я сыграла в ящик. Он ищет то, что, кажется, я однажды держала в руках - в далеком-далеком детстве.

  И та девушка... девушка, похожая на меня.

  Я дернулась от зеркала и едва не поскользнулась на мокром кафеле. Судорожно вцепившись в батарею, присела на край ванны. Сердце выпрыгивало из груди. Тогда я выключила воду и завернулась в полотенце.

  Я стояла, окутанная жемчужным паром и старалась думать о чем угодно, лишь бы не о том, что, кажется, я знаю ту темноволосую девушку. Девушку, которая использовала беднягу Марселя, а потом списала за ненужностью.

  Стук в дверь. Лука сказал, что кофе готов. Я рявкнула что-то не слишком дружелюбное, но все-таки поднялась и, убедившись, что полотенце не сползет, открыла дверь.