Сэр Тернан сдернул полог, и мы увидели памятник — фигура рыцаря в полный рост. Исполнение было великолепным, грозность и мощь мастер подчеркнул с исключительной силой. Но более всего поражали глаза. Они не были невидящими, как у большинства подобных статуй, а пристально вглядывались в подходящего к нему, отсвечивая темной зеленью. От этого взгляда становилось не по себе. Впечатление было огромным. Все собрались уже уходить, когда Холмс сказал сэру Тернану:

— Если вы не возражаете, я осмотрю пещеру. Может случиться, что скульптор забыл здесь еще что-нибудь.

Он зашел за статую, зажег факел и пошел по закоулкам пещеры. Не обнаружив в ней ничего, он возвратился обратно со своим факелом.

Вдруг послышался легкий женский крик. Его издала испуганная Маргарет. Будучи не в силах говорить, она показала рукой на пещеру. Мы все обернулись и застыли в изумлении: статуя по-прежнему глядела на нас, но глаза ее стали красными, как будто бы налились кровью.

— Мне страшно, я не могу смотреть на это, — прошептала леди Локвуд, — пойдемте скорее отсюда! — Мы удалились и, пройдя некоторое расстояние, расположились на лужайке, оживленно обсуждая увиденное. Не было только сэра Тернана и леди Лилиан — они несколько задержались у пещеры. Куда-то пропал и Артур.

— Боже мой! Какую дьявольскую статую изготовил скульптор, — сказала леди Локвуд. — Я до сих пор не могу прийти в себя.

— Я думаю, что она соответствует той мрачной эпохе, в которой жил этот предок сэра Тернана, — отозвался Холмс.

— А не было ли в роду Тернана какого-нибудь знаменитого Дон-Жуана? — спросила Маргарет. — Этот монумент невольно вызвал у меня воспоминания о статуе командора. Мне так и кажется, что он проследует в замок своей тяжелой поступью.

— Я не думаю, — сказал сэр Локвуд, — не будет же он наказывать своего потомка.

— Как сказать, — отпарировала леди Локвуд, — ему может не понравиться, что сэр Тернан чересчур задержался с Лилиан.

—Я не представляю, как она не боится находиться в такой близости от пещеры со статуей, — отозвалась Маргарет, — у меня, наверное, ноги бы подкосились.

— Она не одна там, — ответил ей отец, — она под надежной защитой сэра Тернана!

Все потихоньку побрели к дому.

Будучи оповещены заранее, мы, с наступлением вечера, переодевшись, пришли в гостиную замка на торжественный юбилейный ужин. Обычно мрачное помещение на этот раз сияло. По периметру огромного стоила было укреплено и зажжено огромное количество свечей. Посередине его стоял великолепно исполненный большой торт, увенчанный шоколадной, фигуркой рыцаря. Я не мог пересчитать все свечи — они и вокруг торта располагались, — но думаю, что их было в общей сумме триста двадцать. Сэр Тернан поглядывал на своих гостей. Он не ошибся в своих расчетах: впечатление от увиденного было потрясающим. Маргарет и Лилиан в своих вечерних туалетах (один — ослепительно белый, а другой — ярко-красный), освещенные огнями, казались неземными богинями или валькириями. Все расселись несколько поодаль от стола, и сэр Тернан попросил нашего внимания:

— Леди и джентльмены, дорогие мои гости! Я глубоко благодарен, вам за то, что вы не отклонили моего приглашения и присутствуете на этом вечере, которым отмечается трехсотдвадцатилетие посвящения нашего главного предка в рыцарское звание. Вы оказали мне великую честь своим участием в этом скромном торжестве. Я много труда положил, изучая старинные документы для того, чтобы изложить историю всего нашего рода более или менее связно на бумаге. Эта моя работа близится к завершению. Не скрою, она очень увлекала меня, хотя мне немного и грустно от того, что вряд ли кому она будет любопытна. Даже сэр Артур, к сожалению, не проявляет к ней должного интереса, хотя ему это, как последнему представителю нашего рода, и надлежало бы.

Я посмотрел в сторону Артура, и мне показалось, что он расстроен и бледен. Сэр Тернан же продолжал:

— Это, с моей точки зрения, вполне простительно. У молодости другие увлечения. Интерес к истории рода и его традициям приходит с возрастом. Я сам в этом отношении не исключение. Мне следовало бы давно исполнить то, что намеревался сделать мой отец, а я приступил к этому с большим запозданием. Памятник, который вы сегодня видели, мог бы быть установлен гораздо раньше, но суета сует нашей жизни как-то задержала меня в выполнении этой задачи. Но сейчас моя |душа наконец успокоилась. Я выполнил волю отца, отдал должное нашему славному предку и надеюсь завершить свой нелегкий труд по истории рода. Я пригласил вас в гостиную замка, который не в надлежащем состоянии. Он уже ветхий, но он наследственный. Разве не с благоговением мы раскрываем Ветхий завет? Оживить этот замок может только присутствие королевы, и я надеюсь, что она когда-нибудь здесь появится.

Я взглянул на Холмса и увидел, что он смотрит в сторону леди Локвуд. Краткая приветственная речь сэра Тернана была встречена бурным одобрением.. Только на лице сэра Артура я по-прежнему не прочитал восхищения. Неслышно двигающиеся слуги загасили свечи, расположенные по периметру стола, и убрали их. Остались гореть только те, что окружали торт с рыцарем. Все уселись вокруг стола, и слуги стали подносить угощение. За вином и ответными тостами с добрыми пожеланиями завязался оживленный разговор. Кульминационным моментом этого застолья, мне думается, был выход к роялю по просьбе всех присутствующих молодых леди — в отблеске свечей, как будто две валькирии слетелись туда. Маргарет взяла несколько тяжелых аккордов, после чего в зале зазвучало глубокое контральто Лилиан. Все притихли, обратившись во внимание, наслаждаясь чудесным пением. Это была баллада на старинную тему, очень звучная и выразительная. Дикция у Лилиан была превосходной, дававшая четко воспринимать каждое слово песни. Я не запомнил всех ее куплетов, кроме первого:

Далее баллада рассказала о том, что рыцарь, как говорили в народе, заключил договор с нечистым, по которому он лишался бескорыстной женской любви. Как-то во сне рыцарю представился обаятельный женский образ, и он сказал об этом сатане. Тот ему напомнил, что он кровью своей подписал обязательство, по которому соглашался быть лишенным любви на этом свете. Он предоставлял ему любую красавицу, но без ответной любви. Тогда рыцарь, окончательно расстроенный, выпил кубок с ядом. Этим актом и избежала его душа когтей сатаны.

Леди Лилиан замолкла, и все сидели в оцепенении. Она сообщила, что исполнила старинную шотландскую балладу, которую будто бы нашла у Оссиана.

— Хотя она, как мне кажется, и подходит к этой, несколько мистической обстановке, но, я вижу, она не создала приподнятого настроения, приличествующего юбилейному торжеству, — сказала Лилиан. — Потому я спою для вас что-нибудь повеселее.

Ее голосок зазвенел, исполняя французскую песню, одну из тех, что пел Беранже в парижском кабачке: «Ха-ха-ха! Ну не смешно ль? Вот так славный был король!»

Липа гостей оживились, глаза всех заблестели. Но вдруг, когда Лилиан заканчивала свое пение, засветился циферблат у часов. Все стихло. Стрелки показывали 9.30. Через короткое время циферблат потух, и все стало обычным, но леди Локвуд заявила, что она больше не может, и в сопровождении сэра Локвуда вышла из помещения. Вслед за ними устремились и остальные. Мы тоже отправились с Питкерном в его домик.

Встали мы на следующий день довольно поздно. Разговор не вязался. Холмс был сосредоточен и на нас с Питкерном смотрел каким-то отсутствующим взглядом. Спустя некоторое время он сказал, что намерен прогуляться, но нас на прогулку не пригласил. Хочет без помех поразмыслить над всем, что произошло. Он прогуливался довольно долго, несколько часов.

— В доме, — сказал он, вернувшись, — мертвая тишина. Семья Локвудов и леди Лилиан ранним утром уехали в Лондон. Сэр Тернан не выходит из своей комнаты, сосредоточенный и угнетенный. Туда приказал и обед ему подавать. Молодые люди вместе пошли гулять по окрестностям. Я встретил старика дворецкого, вконец расстроенного. Он ведь был распорядителем на торжестве. Твердит только: «Не к добру все это. Быть беде».