Часы в его кабинете монотонно, тягуче и вязко отсчитывали минуты, медленно ползла по циферблату секундная стрелка, словно специально замедляя свой бег, а Максим едва сдерживал себя оттого, чтобы не позвонить жене. В который раз доказывая себе, какой же он все-таки идиот.

Но руки сами тянулись к телефону, пришлось сжимать их в кулаки, чтобы не сорваться.

Он ходил вокруг стола, нарезая круги один за другим, обходил стул по несколько раз, пытаясь оторвать взгляд от телефона, закрывал глаза.

Иногда получалось, иногда нет…

Злился, конечно же… Заламывал руки, чертыхался в голос, отворачивался к окну, запуская дрожащие от нетерпения пальцы в темные волосы.

Не помогало… Ничего не помогало.

Хотелось подскочить к столу, отбросить к черту все обещания и уверения в том, что так будет лучше, и позвонить Лене. И катись все в тартарары, лишь бы только услышать ее голос, родной и дорогой сердцу.

Черт, как же это, оказывается, сложно?! Пообещав себе не контролировать ее, держать свое слово!!

В сотый раз чертыхнувшись себе под нос, Максим нагнулся над столом, закрывая глаза и тяжело дыша.

А ведь он и не догадывался, насколько сильно и крепко связали его узлом эти постоянные звонки.

Как крепко связала его, привязала к себе Лена…

Разве такое… возможно?!

Тяжелый выдох сквозь плотно сжатые губы, резкий удар кулаком по столу…

Неистовствовал. Безумствовал. Злился… Не на нее. На себя.

Как избавиться от навязчивых мыслей, что возникали в сознании каждый раз, когда он, случайно ли пробежав взглядом, или же пристально смотрел на фотографию в рамке, стоящую на рабочем столе?!

Лена, его дорогая, родная, такая… любимая. Улыбается. Как тогда, девять лет назад…

С кем она сейчас? Что делает? Какое у нее настроение?

Почему она не звонит ему?..

Снова чертыхнулся и, раздраженно взмахнув руками, сел в кресло, развернувшись к окну.

Черт, как же велика сила привычки! Кто бы мог подумать!

Или это не привычка вовсе?..

Максим откинулся на спинку кресла, подложив руки за голову и закрыв глаза.

А если не привычка, то что?..

Ведь слепое и бесконтрольное желание просто знать, что с ней, как она себя чувствует, что делает, это не просто привычный ритуал, который он выполнял каждый день в последние годы. Для него стало важным просто услышать ее голос, ласковый и нежный, такой родной и дорогой сердцу, почувствовать сквозь расстояние ее прикосновение, касание ее губ к его щеке, просто представить, просто вспомнить… Перестать себя накручивать, успокоиться и начать спокойно работать.

Он привык… Привык звонить ей и спрашивать о том, как у нее дела, уточнять, где она находится, следить за ней, даже находясь на другом конце города, и контролировать ее…

Зачем?! Почему?! Лена – не маленький ребенок, ей не нужен его тотальный контроль.

Но сердце отчаянно надрывалось, кричало, вопило, умоляло или даже приказывало.

Позвонить, узнать, услышать, почувствовать… Лена. Здесь, рядом с ним. Все еще – его…

Почему?.. Потому что боялся повторения того, что было девять лет назад?! Но, черт возьми, прошло столько лет! Неужели он мог себя так обманывать, уверяя в том, что звонит ей лишь для того, чтобы проверить, что она не натворила глупостей?! Неужели он мог быть настолько глупым и слепым, уверяя себя в том, что все дело лишь в этом?! Кого он уверял и в чем?! Себя, ее?..

Тогда, девять лет назад, она заставила его поволноваться за себя. Не специально, конечно, он сам себя накручивал и постоянно волновался о том, где она и что делает, выясняя все до последней детали, потому и названивал жене чуть ли не каждые пять минут. Проверял.

Но тогда, девять лет назад, это было необходимо, это было продиктовано обстоятельствами.

И он старался ее поддерживать. Да, вот таким странным способом. Но ведь у него получалось!

Лена успокоилась. Не сразу, конечно, но успокоилась. И глупостей больше делать не будет.

А он… Он сходил с ума и по сей день.

Как быстро его волнение за нее переросло в привычку?! И когда привычка переросла в нечто большее, чем просто глупая и бессмысленная попытка узнать, все ли с Леной в порядке?!

Почему ему было уже не просто нужно, ему было до боли в груди необходимопозвонить ей?!

Максим стиснул зубы и зажмурился сильнее, нахмурив брови.

Это была уже не привычка…

Девять лет слишком большой срок для того, что обычная привычка следовать правилам переросла в закономерность. Или оправдание - самому себе.

Или… нечто большее, чем просто оправдание.

Нечто такое, что не поддавалось разуму, что невозможно было объяснить или осознать.

Это можно было прочувствовать, пропустить через себя зарядом электрического тока, до дрожи в теле, до боли в кончиках пальцев, до частого биения сердца, до онемевших рецепторов, до жара в ладонях.

Чувство, которое не поддавалось логике, которому были подвластны только ощущения.

Нервозность, апатия, злость… Задыхался, сдерживался, сходил с ума…

Все собственнические крючочки его натуры надоедливо и упрямо дергали за веревочки его ревности…

Где она, с кем, чем занимается?..

А телефон своим глухим молчанием давил на ушные перепонки и сводил с ума этой звонкой тишиной.

Максим снова зло чертыхнулся, обматерил себя с ног до головы, приказал взять себя в руки.

Скоро совещание, а он растекся по кабинету лужицей и пускает слюни по телефону! Черт побери!

Максим одним резким движением вскочил с кресла и бросил ненавидящий взгляд на стол.

Но почему же этот чертов телефон молчит?! Издал бы хоть какой-нибудь звук!

Но из динамиков слышится лишь гробовое молчание.

Мужчина тяжело вздохнул, потом резко выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы, сжал руки в кулаки.

Как долго он уже не выходил на связь с женой?.. Как долго она сама не звонила ему?..

Обозвав себя безумцем, которого пора отправлять в дурдом, Максим стремительно подошел к окну.

Нет, он не сумасшедший. Не сумасшедший…

Снова тяжело вздохнул, уткнувшись невидящим взглядом в пол, и опираясь руками на стекло.

Нет, он не сумасшедший. Он просто наркоман, помешанный на жене, как кто-то на героине. Вот и все.

Частое сердцебиение почти оглушает, дыхание вырывается из груди тугими толчками, словно разрывая грудь, а надоедливые мысли терзают мозг своей гадкой навязчивостью.

Просто Лена могла бы позвонить ему, сообщить, чем занимается, рассказать что-нибудь, черт, да просто сказать, как прошел ее день! Ведь это нетрудно… Просто набрать его номер.

Но она молчала.

А он обещал себе, что не станет ограничивать ее свободу больше. Не имеет права. Никогда не имел.

Это ограничение давило на нее.

Не поэтому ли она вчера отправилась к его родителям, ничего ему не сказав? Боялась, что он запретит? А он бы точно запретил! Без него – да где это видано! Он бы придумал кучу разных причин, привел кучу доводов, чтобы не отпускать ее одну. Сорвался бы с работы и помчался к ней, на другой конец города…

Да, казался бы себе еще большим психом, чем он уже казался, но его бы это мало волновало.

Он бы приехал, забрал ее, и они поехали бы к Колесниковым-старшим. Вместе.

Он ограничивал ее свободу. Все эти годы ограничивал… Контролировал, угнетал своим вниманием, четким тоталитаризмом и консерватором. Казался излишне деспотичным, и именно по этой причине, его не любила Аня, лучшая Ленина подруга. Считала его деспотом и тираном. А он всего лишь… волновался!