СИМВОЛ 27
Возлюбленный учит ходить
Возлюбленную свою.
Начертано: Утверди шаги мои на путях Твоих,
да не колеблются стопы мои
Учи хожденью Ты меня. С Тобою
Твоею я идти учусь тропою
Кровавою, где крест и поруганье
Ты вынес — мне же, слабой, в назиданье.
Стопы направь мне, утверди колена,
Дабы дорогой, что определенна
Златым повозкам, шумным вереницам
Слуг и упряжек, пышным колесницам,
В путь отправляться я не соблазнилась,
Но той стезею, коя не торилась
Ни кавалькадой пышной, ни возами,
А съединяет землю с небесами.
Трикраты счастлив тот, кому Ты, Боже,
Пути такие указал в подножье,
Кто с этих стежек мимо не ступает
И, крепкий в вере, во предел вступает,
Где Твой престол и где бессчетны рати
Тя восхваляют, Боже Благодати.
СИМВОЛ 34
Возлюбленная ищет с фонарем по городу
Возлюбленного своего, но не находит.
Начертано: Встану же я, пойду по городу,
по улицам и площадям, и буду искать того,
которого любит душа моя; искала я его, и не нашла его
Эгей, куда же милый мой девался?
Как тень исчезнул, точно ветр умчался.
Печален день мой, ночь моя бессонна,
Изныло сердце, мукой угнетенно.
Хоть ночка тёмна, хоть и день настанет,
Тоской тесниться сердце не устанет,
Ибо Тобою во мирской пустыне
Возлюбленная позабыта ныне.
Ужели бросил Ты ее к сему же?
Ну что на свете статься может хуже?
Померкнет зорька, в тьму пущусь я мглисту,
Пущуся, свечку запалив лучисту,
По граду темну, по дворам, предместьям,
По закоулкам, стогнам, перекрестьям
Искать я стану друга дорогого;
Его сыщу я — иль сыщу такого,
Кто знает, где он. Люди, пособите!
Ко мне с известьем радостным придите!
Но где я, Боже? Что со мною сталось?
Надежда тщетна только и осталась.
СИМВОЛ 47
Человек, взирая на буссоль, плачет.
Начертано: Не малы ли дни мои?
Как не томиться, как не причитать мне,
Дней уходящих как же не считать мне,
Коль время гонит их быстротекуще,
Бегуща с меты скорохода пуще.
Кует кователь, плотник гроб сбивает,
По стогнам люди взад-вперед сновают,
Ползут, подобны мухам тороватым,—
Таможня сбилась с ног и с магистратом.
Куранты с башни бьют свое беспечно,
И скоротечно мчится время вечно.
Всходят и сходят луны столь различны,
Как ветр, как тучи; за свои привычны
Атропа злая ножницы берется,
Едва остаток пряжи допрядется.
Ты ж, Вековечный, Ты, что миллионы
Лет чтешь мгновеньем, век мой умаленный
Продли, Твоя ведь сила бесподобна,
Коль круги солнца двигать вспять способна.
Как в годы оны, внемля слезной пени
Царя недужна, разогнал Ты тени,
Явивши милость, так мою кончину
Отдвинь сколь можно, впасть ие дай в пучину
Жестокой смерти, я же дней придачу
Тебе во славу, Господи, потрачу.
ВАЦЛАВ ПОТОЦКИЙ
VETO [19], ИЛИ «НЕ ДОЗВОЛЮ!»
Толковал тебе как-то я, друг мой, про это —
Что в польском «не дозволю», на латыни veto.
Пусть иной это слово, как выше, толмачит,
Но vae [20]по-латински у нас «горе» значит.
«Горе» то, я считаю, коль кто «не дозволит» —
И словечком отчизне распасться позволит.
Вето не для упрямцев, запомни же это,
Ибо, дурень, ответишь в свой час ты за вето.
КРАКОВ
Первый слог понапрасну заезжих пугает —
Не кражей вовсе Краков деньгу вытягает.
В дому без многой вещи можно обойтиться,
Зашед к торговцу, — многой можно обольститься.
Идучи по заулку, там, где лавки стары,
Между товаром протчим зрю я окуляры.
Пожелал их для зренья приобресть, и с тяжким
Кошелём подступился к полезным стекляшкам.
Расплатившись, сколь надо, за них и с футляром,
Вижу карты — в Бобовой худо с сим товаром.
Взял их несколько дюжин. Вдруг съедутся гости,
Обыграю их, может. Из слоновой кости
Нож себе покупаю, жене ж из коралла
С золотою насечкой, чтоб снедь ковыряла.
Стыден нож на пиру-то из буйволина рога —
На что ж люди и робят, отделив для бога?
Себе еще топорик, жене веретенце,
Коробочек для гребня заметил в оконце;
Он ведь нужен, к тому же искусно и вышит.
Платит слуга, кошель же боками уж дышит.
Еще перчатки римски да чулки для женки,
Детишкам то да это в смысле одежонки.
Все же навроде нужно, что ни видят бельма.
А француз зазывает, предлагает, шельма.
Напоследок купивши шляпу и булавки,
Весь потратясь, иду я наконец из лавки.
Тут дождь. «А не купить ли верхней одежонки?»
Слуга же: «Ваша милость, кончились деньжонки!»
Иду, значит, и мокну, иззябнув спиною,
Рассчитались безделки с моею мошною.
Шел и очень смеялся над собой за эту
Растранжиренну впусте немалу монету.
Жил ведь и жить без оных вещиц мог и дольше.
Пусть же в Кракове всякий очи жмурит больше.
ШУТКА НА ШУТКУ, И ЗНАТНАЯ
Вчера шутил воевода некий надо мною,
Мол, с кустом Моисея сходен я брадою.
Хоть бы и так — мне это не во вред в итоге —
На вас же вижу, сударь, пророковы роги.