У меня отлегло от сердца, когда я рассказал друзьям об этом, в одиночестве я бы не справился.

На следующее утро я проснулся и увидел, как маленькая монголка растапливает. Посмотрев на маленькое отверстие вверху юрты, которое служит дымоходом, я увидел падающие снежинки. Ну вот, этого еще не хватало! Я выпрыгнул из постели и выглянул наружу. Горы покрылись снегом, а ведь в наши планы входило перебраться через несколько перевалов. «Боже, какие еще испытания предстоят нам? — подумал я. Дождь и болота уже были. Теперь вот снег».

Было очень холодно, так что перед выездом мы надели термобелье. Было так здорово подниматься на холм за поселением, ехать мимо потухшего вулкана, и дорога была сказочной. Холод пробирал до костей, однако за утро мы проехали более пятидесяти километров уж очень хотелось побыстрее покинуть нагорье и спуститься в долину, где было теплее. Поскольку дороги стали немного получше, появилась возможность смотреть по сторонам, и у нас у всех просто дух захватывало, когда мы проезжали по перевалам меж громадных гор и через потрясающие ущелья. Мы остановились пообедать в Цецерлеге, в маленьком кафе, принадлежавшем двум англичанам. Мягко выражаясь, было довольно странно обнаружить посреди монгольской степи типично английское кафе — с английской музыкой, гамбургерами, круглосуточными завтраками и даже воскресным жарким. На выезде из города мы увидели огромный камень, лежавший на асфальте. Я увидел, что Чарли объехал его. Затем раздался грохот. На камень натолкнулся Клаудио.

— А все он виноват, — сказал Клаудио, указывая на Чарли.

— Это каким же, интересно, образом? — изумился я.

— Потому что надо было объехать камень, а он лишь проскользнул мимо него, вот я и не заметил.

— Клаудио, да он размером с луну, — возразил Чарли.

— Да, но ты проехал так близко от камня, что я его не увидел. И сдается мне, что ты сделал это нарочно. Знаю-знаю, чего ты добиваешься? Это первый нормальный асфальт в Монголии, и я радовался, что все прекрасно. Я смотрел по сторонам, любуясь пейзажем и сельской местностью.

— Ну и кто же тогда виноват, что ты засмотрелся? — вновь спросил я.

— Чарли, — ответил Клаудио без малейшей иронии. — Ведь он ехал передо мной, и я не увидел камень из-за него.

Чарли покатился со смеху:

— Как только я проехал мимо камня, я посмотрел в зеркало, потому что знал, что Клаудио врежется в него.

— Ага! Сам признался! — обрадовался Клаудио. — До этих пор я всегда доверял тебе. Всегда без колебаний следовал за тобой, а сегодня ты специально проехал рядом с этим камнем, чтобы я наверняка наткнулся на него.

— И небось ты точно так же задел своим кофром скалу на горе? — не выдержал я. — Тоже ехал прямо за Чарли?

— Нет, он уехал вперед, оставив меня позади, и мне было его не догнать.

Мы с Чарли разразились смехом.

— Ты видел Клаудио перед самым обедом? — обратился я к Чарли. — Ну, когда еще он опять ехал вплотную за тобой, а ты остановился? Ему пришлось уронить свой мотоцикл, чтобы он остановился. А потом он поднялся и посмотрел на тебя с укоризной, мол, «это ты виноват».

— Но… я ведь тогда ехал так медленно, — сказал Клаудио с негодованием. — Я ехал прямо на забор. Что же мне еще было делать?

Что верно, то верно. Красный Дьявол был тот еще фрукт, и Клаудио приходилось проявлять чудеса выдержки, чтобы ладить с ним. Сам удивляюсь, как ему это удавалось. Но теперь сломался задний тормоз — единственный тормоз, работавший на этом мотоцикле, — и погнулась выхлопная труба. К счастью, она была сделана из такого мягкого металла, что нам не составило особого труда ее выпрямить. Мы поехали дальше. Сначала регулярно ломался мотоцикл Клаудио, а потом я упал.

Я стал слишком самоуверенным и не особенно осторожничал, перепрыгивая через ямы и перелетая колдобины. Мы с Чарли ехали по двум сходящимся в отдалении колеям, и, стараясь обогнать его, я угодил во впадину.

И хоть я видел, что с другой стороны выбраться не смогу, все-таки самонадеянно подумал, что стоит попробовать. А в итоге навернулся. В начале путешествия моя гордость, несомненно, была бы уязвлена, но поскольку теперь уже падения стали делом привычным, на этот раз я лишь рассмеялся. Я не ушибся. Практически не пострадал и мотоцикл. Он, бедный, уже столько всего вытерпел, а последние две недели я вдобавок кормил его исключительно низкокачественным семьдесят шестым бензином, и все равно мой BMW жал что надо — чудо, а не машина. При падении разбился поворотник и треснула скоба для кофр, которую я стянул так же, как до этого Чарли, когда он чинил раму у Клаудио.

Примерно через десять минут на большой скорости упал и Клаудио. Он ехал через борозды и попытался избежать ямы с водой, однако угодил в нее колесом и слетел с мотоцикла. При падении он здорово ударился грудной клеткой — настолько болезненно, что потом даже не смог завести Красного Дьявола с ножного стартера.

— Как твои ребра, Клаудио? — спросил Чарли. — Не то чтобы я очень тревожусь…

— В порядке, — ответил Клаудио, однако по тому, как он стоял, мы видели, что ему очень больно.

Чарли отдал ему свой мотоцикл, а сам последние несколько километров до лагеря ехал на Красном Дьяволе. Внезапно грунтовка снова сменилась асфальтом. Вот и все! Больше ни ухабов, ни грязи, ни пыли. Асфальт до самого Улан-Батора, а после столицы до самой российской границы. Для Чарли это оказалось слишком. Он слез с Красного Дьявола и распластался на дороге.

— Аааах! — вздохнул он. — Ну до чего же чудесный асфальт! Посмотрите, какой он гладкий! А какой твердый и теплый!

— И это в Монголии… — вставил я.

— Ммммм-а! — Чарли поцеловал дорогу. — Ах, до чего же здорово!

— Чарли, — позвал я его, — поехали. Мы почти у цели, ну же!

— А где мы?

— Мы здесь. А лагерь — там. Давай, вперед!

— Я не прочь бы поваляться здесь полчасика. Просто понаслаждаться асфальтом.

— Увидимся там, — сказал я, указывая на юрты.

— Не понял! — притворно возмутился Чарли. — Мы проехали вместе через всю Монголию, и теперь он посылает меня на фиг. Знаешь что? Все, между нами все кончено. Да я видеть тебя не желаю!

А ведь в шутке Чарли была и доля истины. За семь с лишним недель путешествия мы друг другу здорово осточертели. Мы решили избавиться от палатки, которую делили с самого Казахстана, и обзавестись в Улан-Баторе одноместными. Мы поняли, что больше не можем выдерживать друг друга по двадцать четыре часа в сутки. Это уже слишком. Человеку нужно время от времени побыть одному, чтобы не чокнуться. Мы доехали до портового лагеря, где впервые за десять дней приняли душ. Мы были чуть живы: еще бы, совершить пробег почти триста двадцать километров до Хархорина, бывшего в древности столицей Чингисхана, откуда он правил империей, простиравшейся от Вены до Пекина.

На следующее утро Клаудио выглядел ужасно. Из-за боли в груди он даже не спал.

— Я не мог лечь, — сказал он. — Я сперва думал, что это просто ушиб, но как только попытался лечь, грудь пронзила адская боль. Наверное, я сломал ребро. Хотелось бы надеяться, что нет, ведь для меня это будет означать конец путешествия. — Тем не менее, Клаудио дотащился до Красного Дьявола и залез на него, чтобы проехать последние четыреста километров до Улан-Батора. Было очень холодно, в лицо бил ветер, и я очень устал уже в самом начале. После обеда началась длинная полоса прямого асфальта, засияло солнце. Глаза слипались, и мне приходилось орать на самого себя, чтобы не заснуть, но в конце концов мы добрались-таки до Улан-Батора. Подъехали к гостинице и встретили там Теда Саймона, поджидавшего нас в фойе. Да о таком мы и мечтать не могли.

Между прочим, частично именно из-за Теда, который за четыре с половиной года объехал мир на мотоцикле, описав затем свои приключения в «Путешествиях Юпитера», я и оказался сейчас в Монголии. Для меня он был в некотором роде героем, и меня вдохновила на кругосветку его книга.

— Если кто и виноват в том, что я ввязался в эту авантюру, — сказал я, — то только ты, Тед.