— Ох, Клаудио, ох, блин, прости, друг, — сокрушался Юэн. — Хоть бы немного асфальта, ну самую капельку.

Да еще, чтобы работали третья, четвертая, пятая и шестая скорости! А уж о сухой одежде я и не мечтаю! Просто бы сидеть на мотоцикле и не падать с него! А почему, кстати, ты сам почти никогда не падаешь?

Это было уже чересчур. Приближалась сильная буря, и я утратил способность — или волю — ехать на мотоцикле. Просто не соображал, как нам вести себя дальше. Юэн был весь насквозь мокрый — он сперва упал в речку, а потом еще пару раз в грязь. Бедняга был по уши заляпан грязью, и вид у него действительно был жалкий. А я совершенно упал духом. Я уже не ехал на мотоцикле, а просто волочился по болоту. Я понятия не имел, что там делаю, и разразился в шлеме плачем — благо слезы в шлеме не видны. Я рыдал, словно ребенок, аж стекло изнутри запотело. Я выдохся, я был совершенно уничтожен. За два часа мы продрались всего на десять километров. Медленно и с трудом. Нагруженные под завязку BMW в грязи были очень тяжелы и неуклюжи. Это был сущий кошмар, а ведь у нас впереди еще Сибирь.

Я остановился и стал размышлять об этом. Было только четыре часа дня, и к тому времени мы покрыли менее пятидесяти пяти километров, однако надвигались еще более темные тучи, и я решил, что нам ничего не остается, кроме как направиться к близлежащей рощице и разбить там лагерь.

Мы добрались до деревьев. Стоило нам слезть с мотоциклов, как на какое-то время дождь перестал, а меж туч появился просвет. Клаудио — вообще-то последний, кто обычно проявлял инициативу — заговорил:

— Надо поскорее выбраться из этой долины. Вечером опять пойдет дождь, и тогда мы застрянем здесь на несколько дней. Мы сейчас в самой низине, и кругом одна грязь. А завтра по ней будет уже не выбраться.

Он был прав. Я понял, что именно это и надо делать. Выбора не было — надо было спешить.

— Тогда сваливаем отсюда, — объявил я.

— Обождите секунду! — вдруг подал голос Юэн.

— Некогда, надо ехать, — отрезал я.

— Но мне требуется время, чтобы хорошенько все обдумать…

— Что?

— Я соображаю медленнее тебя, — сказал Юэн. — Поэтому мне необходимо какое-то время подумать. Потом я выскажу свое мнение, и мы вместе примем решение. А то ты вечно решаешь все сам.

— Да ничего подобного, — возразил я. — Это Клаудио, а вовсе не я сказал, что мы должны добраться до горы, пока опять не пойдет дождь. И правильно сказал.

Если двинемся дальше, то, может, доберемся до Ондорхангая, найдем там какой-нибудь захудалый отель или в крайнем случае попросимся на ночлег в юрту.

Мне показалось, что Юэн искал повод для ссоры.

Он замерз, устал, ему все до чертиков надоело, и он хотел на кого-то выплеснуть свое раздражение. Я лишь пожал плечами, и мы двинулись дальше. Однако легче не стало.

Стало еще хуже. Мы преодолели несколько перевалов, и в каждой низине, куда мы спускались, почва становилась все мягче. Мы пересекли несколько рек, и вода оказывалась все грязнее и грязнее. Дороги различить было все труднее, поскольку они сливались в одну большую хлюпающую массу, а трава становилась все более мокрой и скользкой. В конце концов мы заметили телеграфные столбы и взяли их за ориентир. Дорога стала немного получше, начался долгий подъем. Когда мы достигли верха, все изменилось. Как будто кто-то провел по ландшафту линию. За нами — грязевая ванна. Впереди — скалистая пустыня.

Теперь дорога была сухой, и мы проехали еще тридцать километров до Ондорхангая. Когда мы оказались в городе, я заметил двигавшийся весьма осторожно белый автомобиль, что счел добрым знаком. Мы поехали за ним, и на окраине городка я обогнал машину, остановил ее и спросил женщину, сидевшую за рулем, как добраться до Сонгино, нашего следующего пункта назначения.

Она сказала, чтоб мы следовали за ней, и вывела нас на дорогу вдоль реки, которую мы пересекли на въезде в город. Мы переправились через нее, а затем, следуя указаниям той женщины, оказались на самой гладкой дороге, какую до сих пор только встречали в Монголии. Мы покатились со скоростью шестьдесят километров в час. Ну просто фантастика! Юэн насквозь промок и вдобавок очень замерз, так что мы решили проехать с ветерком еще минут сорок пять, чтобы он обсох. А потом остановились и разбили лагерь.

Я был в восторге. Наконец-то мы снова были на хорошей ровной дороге в пустыне. Меня воодушевило, что мы преодолели грязь, реки и болота. Мы таки сделали это. И это было фантастическое достижение, особенно после нашего решения не уезжать в Россию.

— По крайней мере, хорошая практика перед Сибирью, — сказал я. — Уж хуже этого точно быть не может.

— Да уж, здорово! — был настроен поныть Юэн. — Знаешь, а мы ведь могли вместо этого поехать в Канны, или на юг Испании, или… Ну, не знаю… В Мексику, что ли. Но нет, нам, видите ли, захотелось в Сибирь, поперлись смотреть этот чертов ГУЛАГ. И знаешь, что самое интересное? Я не помню, почему мне этого хотелось. Я уже вообще ничего не помню. Сегодня я напрочь лишился мозгов.

Пока Юэн сушил свои вещи и готовил ужин, мы с Клаудио забрались на вершину холма, на котором разбили палатки. И увидели, что дорога, с которой мы только что съехали, уходит на юг, но затем возвращается вокруг горы и спускается в долину в нужном нам направлении. Выглядело неплохо, и мы знали, что завтра будем на верном пути. Наконец-то замаячила перспектива езды полегче, однако во время ужина я заметил темную тучу, преследовавшую нас с самого въезда в Монголию. Мы убегали от нее каждый день. И каждый вечер она нас нагоняла. «Неужели теперь все ночи мы так и будем проводить под дождем?» — это было последнее, что я успел подумать, прежде чем погрузился в сон. Я засыпал вконец вымотанный и обеспокоенный тем, что завтра опять будет ливень и все наши несчастья снова повторятся.

Однако езда на следующий день от нашего лагеря под Ондорхангаем до Номрога, через Сонгино, оказалась просто сказкой. Дорога, бегущая через пустыню, была гладкой, как стекло, добротной и ехать по ней было просто. Сияло солнце, дул ветер, мы сбивались с пути довольно редко, и пейзаж был фантастическим. Юэн, правда, уронил свой мотоцикл, отбив кончик рычага КПП, но, по сравнению с несчастьями предыдущего дня, это было сущей чепухой. К обеду у нас за плечами осталось почти сто шестьдесят километров. Мы остановились посмотреть на храм рядом с поселением из юрт и преклонили колени перед алтарем. Все еще не отойдя после событий и напряжения предыдущих дней, я чувствовал, как у меня комок поднимается к горлу. Впервые за четыре дня нас не хлестал ветер, не заливал дождь. Я даже и забыл, что это такое, находиться в тихом и спокойном месте.

Мы ехали еще какое-то время, пока не достигли озера Тельмень. И только прилегли на землю отдохнуть, прячась за мотоциклами от завывающего ветра, как подступила темная туча.

— Надо бы поскорее поставить палатку, — предложил Юэн. — Кажется, будет дождь.

Мы бросились ставить палатку, и в это время появился старик на лошади. Мы поздоровались, обменялись рукопожатиями, и он сразу же помог нам забить колья для палатки. Ох, и ловко это у него получилось! Появился еще один всадник, помоложе, спешился и уселся неподалеку, молча наблюдая, пока мы занимались своими делами и готовили ужин. Я впервые забеспокоился относительно снаряжения, что за оснащение мы с собой возим Он смотрел, как мы раскладываем вещи, обустраиваем лагерь, включаем примусы и готовим нехитрый ужин, и я гадал, как же мы выглядим в его глазах. Мы приготовили суп и лапшу и угостили монголов, дав по металлической миске. Им как будто понравилось. После ужина появилась жена старика. Мы показали ей фотографии своих детей, приклеенные к мотоциклам, и она пригласила нас в юрту. От души надеясь, что на этот раз не попадем на приготовление супа из яичек, мы двинулись к юрте, сопровождаемые удивительной собакой таких длинных лап я сроду еще не видел. Юрта внутри оказалась очень красивой и гораздо более просторной, нежели та. в которой мы до этого побывали. Мы расселись и выпили монгольского чаю, с молоком и солью. На вкус он был приятен и хорошо восстанавливал водный баланс в организме. На костре посреди юрты в большом котелке с выпуклым днищем кипело нечто похожее на молоко. Старик долго стоял рядом и насыщал жидкость воздухом, зачерпывая ее ковшом, делая круговые движения и медленно выливая сверху назад в котелок, го жена назвала это «со» и спросила нас, не хотим ли мы попробовать. На вкус было похоже на теплое молоко с сахаром со слабым привкусом навоза яка, который служил тут для разогрева. Очень вкусно. Еще хозяева угостили нас чем-то, на вкус напоминавшим сливочный варенец на крекере с сахарной пудрой. Тоже было вкусно.