После разговора с Захаровым отцу припомнилось, как в мае прошлого, 1956 года, когда они вместе с Тито ездили в Сталинград, он пригласил туда бывшего командующего фронтом, а ныне — Северо-Кавказским военным округом маршала Еременко приехать и рассказать высокому гостю о происходивших осенью 1942 года боях. Еременко в Сталинград прибыл немедленно, но пожаловался, что поступил так вопреки воле министра. Жуков даже специально вызывал его в Москву, «драил» более двух часов, а в заключение просто нагрубил: «Нечего тебе там делать. Выслуживаешься?»
— Я же командующий округом, в который входит Сталинград. Встретить вас с товарищем Тито — моя прямая обязанность. При чем тут выслуживаешься? — плакался отцу Еременко.
Тогда отец на слова Еременко внимания не обратил. Он хорошо знал характер Еременко, во время боев под Сталинградом они с командующим фронтом жили в землянке бок о бок не одну неделю. Еременко всегда на всех жаловался. К тому же Еременко не любил Жукова, а Жуков не любил Еременко. Каждый из них доказывал, что ему первому пришла мысль окружить Паулюса в 1942 году, и он первым доложил ее Сталину.
Но это то, что лежит на поверхности. На самом деле Жуков не мог «простить» ни Еременко, ни Рокоссовскому их побед в Сталинграде. Сейчас мы учим в школе, что Сталинградская битва — поворотный момент в Великой Отечественной войне. А осенью 1942 года обстановка складывалась иначе. Когда ценой огромных усилий и жертв удалось остановить немецкое наступление на юге и начали думать об ответном ударе, для него, вернее для них, избрали не одно, как мы привыкли думать, а два направления: первое — под Сталинградом, другое — под Ржевом, по мнению современных историков, вспомогательное. Но почему-то этим «вспомогательным» Ржевским наступлением Сталин поручил заниматься не кому-либо, а Жукову, Сталинградским же — генералу Василевскому. Дело в том, что Сталин продолжал считать московское направление основным и самым опасным, а Ржев находился именно на московском направлении.
Давайте взглянем на расстановку сил. У Жукова под Ржевом на трех фронтах сосредоточили в общей сложности почти два миллиона человек, 31 процент общих людских ресурсов, 24 тысячи орудий и минометов, то есть 32 процента всей артиллерии, 3 300 танков (почти 50 процентов от имевшихся в наличии) и 1 100 самолетов. В общей сложности 35 процентов всех войск.
А трем фронтам, участвовавшим в Сталинградской операции, выделили чуть более миллиона солдат, 15 тысяч орудий и минометов, 1 400 танков и 900 с небольшим самолетов.
Концы с концами не очень сходятся. На направлении «главного удара» сил вдвое меньше, чем на второстепенном, отвлекающем.
Дальше — больше. Наступление под Сталинградом началось 19 ноября, а удар под Ржевом в направлении на Смоленск запланировали на 25 ноября, когда обеспокоенные немцы начнут снимать дивизии с западного направления и перебрасывать подкрепление на юг, к Сталинграду. В случае нанесения отвлекающего удара обычно наступают наоборот. Вот и получается, что осенью 1942 года Сталинградское направление считалось если не отвлекающим, то вспомогательным.
Однако в жизни все получилось иначе: Рокоссовский и Еременко (от Центра их действия координировал начальник Генштаба Василевский) собрали в кулак на главном направлении все имевшиеся у них силы, ударили разом, прорвали оборону немцев, окружили армию Паулюса и победили. Тогда как «представитель Ставки Верховного командования Жуков в операции под Ржевом распылил силы, — я цитирую российского военного историка А. В. Исаева, — вместо двух-трех сильных создал тринадцать слабых ударных группировок, каждая в три-четыре дивизии с одним танковым корпусом в придачу. В результате множественность ударов, из которых более половины были сковывающими, привела к распылению средств и не позволила сломить сопротивление немцев».
Бои под Ржевом продолжались до конца декабря 1942 года, стоили более миллиона жизней и закончились полным провалом.
Тогда-то Сталин и приказал считать удар под Ржевом отвлекающим, вроде все так изначально и задумывалось. Но Жуков-то знал правду и знал, что Еременко с Рокоссовским ее знают тоже. Теперь, когда война ушла в прошлое, маршалы продолжали сводить старые счеты. Одна мелочь наслаивалась на другую, тоже, казалось бы, не достойную внимания, а вместе они выстраивались в систему и заставляли задуматься. Получалось, что это не ревность и не случайность, а некая выстраиваемая Жуковым политика. Другими словами, Жуков старался целенаправленно изолировать политическое руководство страны от высшего армейского командования.
Вскоре отец убедился, что его опасения небеспочвенны. 7 августа 1957 года Хрущев вместе с Микояном и Громыко отправились в ГДР с официальным визитом. Отец взял меня с собой. В Берлине на аэродроме все шло по заведенному ритуалу: немецкие руководители, пионеры с цветами, командование нашими оккупационными войсками. Пожимали руки, шутили, улыбались. Когда очередь дошла до Гречко, вечно готовый побалагурить маршал стоял мрачнее тучи.
— Не заболел ли? — поинтересовался отец.
— Никак нет, — уставно ответил Гречко. И, переломив свой почти двухметровый рост, наклонился к уху отца и доверительно попросил принять его.
В резиденции Гречко пожаловался, что в течение месяца ему дважды нагорело от Жукова. И все из-за Хрущева. Сначала с этим несчастным партийным отчетом получилась неувязка, а сейчас со встречей.
— Мы с Рокоссовским тут неподалеку занимались штабными учениями, как и положено, собрались ехать на аэродром вас встречать, — рассказывал Гречко. — Но я уже битый, предложил Рокоссовскому, он среди нас двух главнее, позвонить министру, отметиться. Тот позвонил и получил по зубам. «Нечего вам там делать», — отрезал Жуков и бросил трубку. Мы с Рокоссовским не знали, как поступить, наконец я сказал, что поеду, мне терять нечего. Он же, заместитель министра, вспомнил, что случилось с Бирюзовым, и решил не рисковать.
— Не знаю, что теперь со мной будет? — Гречко уже улыбался. — Может быть, вы защитите, Никита Сергеевич?
Тут отец заметил, что я, уткнувшись в газету, сижу в кресле в углу комнаты и предложил Гречко выйти прогуляться по прилегающему к резиденции парку. Меня он с собой не позвал, и о чем они договаривали, я не слышал.
В Москве же отца ожидали новые сюрпризы. В ЦК на столе у него лежал приказ Жукова № 0090 «О состоянии воинской дисциплины в армии».
Сопровождавшая документ записка свидетельствовала, что попал он к отцу не из Министерства обороны, а пришел от Суслова. И не на согласование, Жуков Приказ уже подписал. Начальник политуправления Вооруженных сил, заместитель Жукова генерал-полковник Алексей Сергеевич Желтов нажаловался на приказ Суслову. Суслов пожаловался отцу. Отец начал читать приказ и не поверил собственным глазам. Перечитал снова, теперь уже впиваясь в каждое слово. Нет, все верно, Жуков за своей подписью запрещал в армии и флоте на партийных собраниях и конференциях какие-либо обсуждения, а тем более критику командиров всех уровней. Ослушникам грозило привлечение к строгой дисциплинарной ответственности, вплоть до увольнений из Вооруженных сил.
В сопроводительной записке Суслов сообщал о других приказах Жукова, ликвидировавших политорганы в военных округах, массовом увольнении из армии политработников.
Отец отложил приказ на угол стола и задумался. Мало того что Жуков не счел нужным поговорить с ним заранее, его действия полностью противоречили принятой практике, ведь ЦК КПСС — не просто партийный орган, а высшая руководящая структура в стране, а он, Первый секретарь ЦК, не просто глава партии, но и Верховный Главнокомандующий. Издавая приказ, министр обороны превысил свои полномочия и явно сделал это осознанно, как бы испытывая волю Верховного. Он решил серьезно поговорить с Жуковым.
Не только отец намеревался объясниться с Жуковым, но и Жуков хотел поговорить с Хрущевым — и не о политработе войсках, и не о политработниках. В августе 1957 года Жуков подготовил проект реорганизации Комитета государственной безопасности и Министерства внутренних дел. С ним он и пришел к Хрущеву. Для начала маршал предлагал вывести пограничные войска из КГБ, сделать их еще одним родом войск. Он уже поручил Генеральному штабу подготовить развернутые предложения. Более того, Жуков считал, что раз в МВД и КГБ служат люди в погонах, то посему они вообще должны стать подчиненными Министерству обороны. В МВД Жуков хотел заменить гражданского министра Дудорова, протеже отца, на военного. В разговоре с отцом сказал, что для такого дела не пожалеет и маршала Конева, своего первого заместителя.