— Где его лучше спрятать? — Элизабет проследила за взглядом Калеба. — В бюстгальтере? Но как ты увидишь сигнал, если я спрячу эту штуку под…

— Сигнал пройдет сквозь одежду.

— А для чего обычно используют такие штуки?

— Для того чтобы найти своего человека среди остальных. Теоретически поле действия этого маячка не ограничено, но ты все же постарайся бьггь пределах видимости. На улице, и так, чтобы между тобой и лесом не было зданий.

— А ты где будешь? В лесу?

— Угу. Я поброжу, поищу местечко, чтобы было получше видно.

Элизабет лукаво усмехнулась:

— Ты можешь даже влезть на дерево.

Взгляд Калеба загорелся при воспоминании. В гараже стало намного теплее. Его улыбка рассеяла темноту и словно согрела воздух. Когда он начал расстегивать на ней бушлат, Элизабет бросило в жар.

— Ой, что ты делаешь? — вскрикнула она.

— Хочу приладить эту штуковину. А ты что подумала?

Калеб расстегнул верхние пуговицы фланелевой рубашки. Из-под нее выглянул край розового кружевного бюстгальтера. Он одобрительно улыбнулся.

— Отлично, никаких проблем.

Элизабет хотела взять маячок, но Калеб отвел ее руку.

— Тихо, тихо! — предостерегающе произнес он. — Позволь сделать это специалисту, милочка.

Специалисту в чем? — подумала Элизабет. Она затаила дыхание, пока его теплые пальцы скользили по груди, прилаживая маячок. Казалось, он вовсе не торопится.

— Прекрати! — взорвалась она.

— Что прекратить? — Калеб изобразил невинность.

— Сам знаешь что!

Неохотно он отдернул руку и застегнул рубашку.

— Не мешает?

Элизабет расправила плечи и слегка встряхнула бюстом.

— Сделай еще разок, — попросил он.

— Пошел к черту.

— Можешь не сомневаться, детка.

Уголки маячка немного мешали, но это была не большая плата за душевное равновесие.

— Ничего, потерплю, — сказала она.

— Хорошо. Ты сможешь незаметно нажать на кнопку?

Элизабет попробовала нащупать кнопку маячка сквозь одежду.

— Смогу.

Калеб одобрительно кивнул, но напряженное выражение лица выдавало его беспокойство. Он положил руки ей на плечи. Руки его были крепкими, тяжелыми и бесконечно надежными. Меньше всего на свете Элизабет хотелось уходить от Калеба и идти к Лу.

Его пальцы крепче сжали ей плечи, словно он боялся выпустить ее.

— Ты действительно хочешь ввязаться в это дело? Ради Дэвида? — прошептал он.

Элизабет сморгнула неожиданно выступившие слезы.

— Делать это ради Дэвида слишком поздно. Ради Тессы тоже. Но, может быть, еще не поздно для кого-то другого. Калеб, мне страшно, я не стану это отрицать, но если я струшу сейчас, я буду ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь. У меня такое чувство, словно тут затронута моя честь.

— Ты никогда не потеряешь чести, Элизабет. В тебе ее слишком много. Я знаю, то, что говорил о тебе Дэвид, не было… не могло быть правдой. — Калеб отвел глаза в сторону, но она успела увидеть, что они были влажными. — Черт побери, мне нелегко говорить это.

Элизабет хотелось прижаться к нему, но она словно окаменела. Он должен был выговориться, а она должна была выслушать его.

— В тебе больше честности и доброты, чем в ком бы то ни было. — Калеб глубоко вздохнул. А что до историй Дэвида… наверное, мне не суждено узнать, был ли он отъявленным лжецом или просто запутался. Мне больно сознавать, как мало я его знал. Не такого брата мне хотелось бы иметь.

— Не говори так, Калеб. У Дэвида, конечно, были проблемы, но истина в том, что он был более сильным, чем ты думаешь. Помнишь, ты рассказал мне о вашем последнем разговоре, когда Дэвид сообщил, что должен кое-что сделать?

Калеб утвердительно кивнул.

— Тогда ты решил, что Дэвид говорил о самоубийстве. Теперь ты понимаешь, что он этого не делал. Так что же он собирался сделать? После всего, что видел и слышал? Что бы ты сделал на его месте?

Глаза Калеба широко раскрылись: он понял.

— Я бы сделал то, что мы пытаемся сделать сейчас. Выяснить, что происходит. Собрать доказательства, чтобы убедить власти. Ты думаешь, он тоже…

— Дэвид не был трусом. Он знал, что ему грозит опасность. Он мог покинуть коммуну в любую минуту. Но он не ушел. Он боролся до конца. — Элизабет улыбнулась. — У Дэвида было гораздо больше общего со своим мужественным братом-десантником, чем нам казалось. Он погиб как герой.

— Да, это так. — Калеб покачал головой и понимающе улыбнулся. — Мой маленький брат. Ты удивляешь меня, Элизабет. Как ты можешь быть такой… такой великодушной, такой искренней после всего, что произошло? После того, как я обошелся с тобой? — Калеб глубоко вздохнул. — Я не прошу тебя простить меня. Черт, я сам не могу простить себя.

— Все это позади. А насчет прощения… Я не знаю, что прощать тебе, Калеб. Я… я понимаю, почему ты так поступил.

Калеб шагнул к ней, а Элизабет отступила назад, жестом остановив его. За три недели этот человек стал ее вселенной. С ним она испытала и невероятное чувство близости. Ей требовалось время, чтобы справиться с эмоциями.

Калеб стоял совсем рядом. Элизабет видела, как грудь его поднимается и опускается.

— Я все сделаю для тебя, — произнес Калеб внезапно охрипшим голосом.

Она всхлипнула. Он притянул ее к себе, и она прижалась к его горячей груди. Калеб покрывал ее голову быстрыми жаркими поцелуями.

— Элизабет, прости меня, прости.

Его длинные сильные пальцы откинули ей голову назад, и она почувствовала на своих веках его теплые нежные губы, которые осушали ее слезы прямо на ресницах. Калеб целовал ее мокрые щеки. Его поцелуи были жадными, словно он хотел выпить всю боль из ее сердца.

Калеб совсем запрокинул ей голову. Влажные губы коснулись ее горла, там, где бился пульс. Элизабет вздрогнула и открыла глаза. Она больше не плакала, но прислушивалась к своему прерывистому дыханию, неестественно громкому в тишине их убежища. Внезапно острое желание пронзило ее тело, и она застонала. Казалось, его жадные губы задели какую-то туго натянутую нить, к которой была привязана ее страсть, совсем как кукловод дергающий кукол за ниточки.

Калеб прижался губами к ее уху.

— Я люблю тебя, Элизабет, — прошептал он, она в ответ прижалась к нему, вцепившись в мягкую кожу его куртки.

Она целиком подчинилась крепкому объятию его сильных рук, и их губы встретились в глубоком, всепоглощающем поцелуе. Калеб властно раздвинул своими губами ее губы. Его сильный гибкий язык двигался взад-вперед у нее во рту. Элизабет сдавленно застонала и еще крепче прижалась к нему. Калеб зажал ставший болезненно чувствительным сосок между пальцами, и Элизабет, задохнувшись, оторвалась от его губ.

— Ты всегда принадлежала мне, Элизабет, — прошептал он прерывающимся голосом.

Калеб слегка подтолкнул ее. Сделав два неверных шага назад, она упала. Спина ее уперлась мягкую кучу волейбольных сеток, горячее тело Калеба придавило ее. Он распахнул бушлат и поразительно быстро расстегнул пуговицы рубашки.

— Если ты покинешь меня, я тебя найду, нуждаешься во мне так же, как я в тебе.

Элизабет прерывисто дышала, в голове был туман. Бессознательно она пыталась оттолкнуть Калеба, но он прижался губами к ее губам, а его рука скользнула ей за спину и расстегнула бюстгальтер.

От холода соски стали твердыми. Калеб отложил маячок в сторону. В тусклом свете черты его лица приобрели рельефность, и оно казалось жадным и настойчивым. Но прикосновения его были бесконечно нежными, как прикосновение перышка. Он провел пальцами по ее груди. Спина ее изогнулась, и Элизабет почувствовала, как сама старается прильнуть к нему.

— Я ждал так долго, Элизабет, слишком долго. Я схожу с ума по тебе.

— Калеб…

Он начал нежно пощипывать ее трепещущие соски, и у Элизабет перехватило дыхание.

Затем Калеб склонил голову и прижался губами к набухшему соску. Застонав от острого наслаждения, она сжала его голову обеими руками, желая не то оттолкнуть его, не то притянуть поближе — она и сама не знала. Он ласкал языком сначала один, затем другой сосок с силой и настойчивостью, которые сводили ее с ума. Продев свои пальцы сквозь пальцы ее руки, Калеб прижал руку Элизабет к сеткам. Его зубы задели ее зубы, и она застонала, изогнулась под его телом, испытывая страстное, дотоле неведомое желание. Калеб вдавил ее своим тяжелым телом еще глубже в ложе из сеток, и она почувствовала, насколько сильно он возбужден. Калеб поднял голову.