Часовой. Проклятая! Так, значит, это она в лодке? (Кричит в море.) Хо-хо!
Лодочник! Хо-хо!
Аполлодор (поет вдалеке).
Тем временем Руфий, после утренней битвы, сидит на связке хвороста перед дверью маяка и жует финики; гигантская вышка маяка поднимается слева от него, уходя в небо. Между колен у Руфия зажат его шлем, полный фиников; рядом кожаная фляга с вином. Позади него громадный каменный пьедестал маяка, закрытый с моря низким каменным парапетом, с двумя ступенями посредине. Массивная цепь с крюком от маячного подъемного крана висит прямо над головой Руфия. Такие же вязанки хвороста, как и та, на которой он сидит, лежат рядом, приготовленные для маячного костра. Цезарь стоит на ступенях парапета и тревожно смотрит вдаль, по-видимому, в довольно мрачном настроении. Из дверцы маяка выходит Британ.
Руфий. Ну как, островитянин-бритт? Поднимался ты на самый верх?
Британ. Да. Думаю, высота – около двухсот футов.
Руфий. Есть там кто-нибудь?
Британ. Старый сириец, который работает краном, и его сын, благонравный юноша лет четырнадцати.
Руфий (смотрит на цепь). Ну-ну! Старик и мальчишка поднимают вот эту штуку? Да их там человек двадцать, наверно.
Британ. Только двое, уверяю. У них там противовесы и какая-то машина с кипящей водой – не знаю, в чем там дело; это не британское изобретение. Они поднимают бочонки с маслом и хворост для костра на вышке.
Руфий. А как же…
Британ. Прости, я спустился, потому что к нам по молу идут гонцы с острова. Нужно узнать, что им надо. (Торопливо проходит мимо маяка.)
Цезарь (отходит от парапета, посмеиваясь, явно не в духе). Руфий, это была безумная затея. Нас расколотят. Хотел бы я знать, как там идет дело с баррикадой на большой дамбе?
Руфий (огрызается). Уж не прикажешь ли мне оставить еду и на голодное брюхо бежать туда, чтобы доложить тебе?
Цезарь (нервничая, но стараясь успокоить его). Нет, Руфий, нет. Ешь, сын мой, ешь. (Снова выходит на парапет.)
Руфий продолжает поглощать финики.
Вряд ли египтяне настолько глупы, что не догадаются ударить по укреплению и ворваться сюда, прежде чем мы его доделаем. Первый раз решился на рискованный шаг, когда его можно было легко избежать. Не следовало мне идти в Египет.
Руфий. А всего какой-нибудь час тому назад ты ликовал и праздновал победу.
Цезарь (оправдываясь). Да. Я был глупцом. Опрометчивость, Руфий, мальчишество!
Руфий. Мальчишество? Ничуть. На-ка вот. (Протягивает ему горсть фиников.)
Цезарь. Зачем это?
Руфий. Съешь. Тебе как раз этого не хватает. Человек в твоем возрасте всегда склонен раскисать натощак. Поешь и отхлебни вот этого. А тогда и поразмысли еще раз о наших делах.
Цезарь (берет финики). В моем возрасте… (Качает головой и откусывает кусочек.) Да, Руфий, я старый человек, я износился. Это правда, сущая правда. (Погружается в грустные размышления и машинально дожевывает второй финик.) Ахилл – он еще во цвете лет. Птолемей – мальчик. (Жует третий финик, несколько приободряется.) Ну что ж, каждому свое время. И я взял свое, жаловаться не приходится. (Неожиданно оживившись.) А неплохие финики, Руфий.
Возвращается Британ, он очень взволнован, в руках у него кожаная сума.
(Уже опять стал самим собой.) Что еще?
Британ (торжествующе). Наши доблестные родосийские моряки выловили сокровище. Вот! (Бросает суму к ногам Цезаря.) Теперь враги твои в наших руках.
Цезарь. В этой суме?
Британ. Дай договорить. В этой суме все письма, которые партия Помпея посылала в Египет оккупационной армии.
Цезарь. Ну и что же?
Британ (досадуя на то, что Цезарь так туго соображает). Ну вот, теперь мы будем знать, кто враги твои. Имена всех, кто замышлял против тебя, с тех пор как ты перешел Рубикон, могут оказаться здесь, в этих бумагах.
Цезарь. Брось это в огонь.
Британ (остолбенев, изумленно). Бросить?!!
Цезарь. В огонь! Неужели ты заставишь меня тратить ближайшие три года моей жизни на то, чтобы осуждать и отправлять в изгнание людей, которые могут стать мне друзьями, если я докажу им, что моя дружба стоит дороже дружбы Помпея или Катона? О ты, неисправимый бритт-островитянин! Или я бульдог, чтобы лезть в драку только затем, чтобы показать, какие у меня крепкие челюсти?
Британ. Но честь твоя – честь Рима?
Цезарь. Я не устраиваю человеческих жертвоприношений моей чести, как ваши друиды. Не хочешь сжечь – давай я их швырну в море. (Поднимает мешок и бросает через парапет в волны.)
Британ. Цезарь, это просто чудачество! Можно ли поощрять предателей ради красивого жеста и красивого словца?
Руфий (вставая). Цезарь, когда островитянин кончит свою проповедь, позови меня. Я пойду взглянуть на машину с кипящей водой. (Уходит в помещение маяка.)
Британ (с искренним чувством). О Цезарь, мой великий повелитель! Если бы я мог убедить тебя, что на жизнь надо смотреть серьезно, как это делают люди моей страны.
Цезарь. А они действительно так смотрят?
Британ. Разве ты не был у нас? Разве ты не видал их? Разве бритт будет говорить с таким легкомыслием, как говоришь ты? Разве бритт может пренебречь молитвой в священной роще? Разве бритт решится носить такую пеструю одежду, вместо одноцветной синей, как подобает всем солидным, достойным уважения людям? Ведь для нас это вопросы морали.
Цезарь. Хорошо, хорошо, друг. Когда-нибудь, когда я устроюсь попрочнее, я, может быть, и заведу себе синюю тогу. А пока уж мне приходится выворачиваться как умею, на мой римский, распущенный лад.
Аполлодор проходит мимо маяка.
Это что такое?
Британ (быстро оборачивается и с официальным высокомерием окликает чужеземца). Это что значит? Кто ты такой? Как попал сюда?
Аполлодор. Успокойся, приятель. Я тебя не съем. Я приплыл на лодке из Александрии с драгоценными дарами для Цезаря.
Цезарь. Из Александрии?
Британ (сурово). С тобой говорит Цезарь.
Руфий (появляясь в двери маяка). Что тут такое?
Аполлодор. Слава великому Цезарю! Я Аполлодор, сицилиец, художник.
Британ. Художник? Кто пустил сюда этого бродягу?
Цезарь. Успокойся, друг! Аполлодор – именитый патриций, он художник-любитель.
Британ (смущенно). Прошу прощения, благородный господин. (Цезарю.) Я понял так, что это его ремесло. (Несколько пристыженный, он уступает Аполлодору место рядом с Цезарем.)
Руфий, окинув Аполлодора явно пренебрежительным взглядом, отходит на другой конец парапета.
Цезарь. Привет тебе, Аполлодор! Что ты хочешь от нас?
Аполлодор. Прежде всего поднести тебе дар от царицы цариц.
Цезарь. От кого это?
Аполлодор. От Клеопатры, царицы египетской.
Цезарь (обращается к нему доверчиво, самым подкупающим тоном). Аполлодор, сейчас нам не время забавляться подарками. Прошу тебя, вернись к царице и скажи ей, что если все сложится удачно, я нынче же вечером вернусь во дворец!
Аполлодор. Цезарь, я не могу вернуться. Когда мы подплывали к маяку, какой-то болван сбросил в море громадный кожаный мешок и сломал нос моей лодки. Я едва успел выбраться с ношей на берег, как эта жалкая скорлупка пошла ко дну.