— Как? Вы были здесь в засаде, о чудо красоты, владычица души моей и царица дум? Вы предательски нападаете врасплох на нас, беспечных? Heronte это, ибо красота ваша, нежданно явившись взорам, может убить внезапной радостью, как порой убивает горе.

— Полно вам притворяться, любезный сеньор, — сказала Маргарита, — я уже знаю, что вы не тот, за кого себя выдаете, и что горю, гнетущему вас, более желанно страдать наедине, чем острить на людях; любопытство мое, сдобренное ревностью, обнаружило в вас бездну этого самого притворства, а в моем кузене Леопольде — куда больше хитрости, нежели можно было предполагать по его любовным клятвам; я хочу раз навсегда избавиться от недоумения и узнать решение загадки, вами заданной, от вас самих; но прежде я хотела бы, чтобы эта дама, ваша сестра, прошла в мою комнату, а вы сказали Леопольду, что она, не дождавшись его, ушла обозленная и не было, мол, никакой возможности ее удержать. Остальное предоставьте мне.

Она увела донью Бланку к себе и, утешая, сказала ей, чтобы та не отчаивалась, — все может обернуться куда лучше, чем она думает, видя презрение Леопольда и гнев брата. Оставив Бланку на попечение служанок, Маргарита вернулась к дону Педро, а тот, хоть вначале и был смущен ее появлением и тем, что она узнала о бесчестье его сестры, потом даже был рад, что ревность и любопытство Маргариты разоблачили его притворство и открыли ей истинный нрав ее кузена. Итак, приход красавицы Маргариты доставил дону Педро большую радость, и лицо его это ясно выразило; Маргарита велела ему сесть, уселась и сама и повела такую речь:

— С недавних пор меня осаждает столько сомнений и так я огорчена двуличным поведением кузена, что хочу искать у вас утешения и просить объяснить загадки, терзающие меня. Первая: почему вы живете вдали от столицы и слывете там человеком, обделенным судьбою? Вторая: как это вы решились в облике шута, потешника, появиться в городе, где обитает близкая вам и столь достойная особа, а именно донья Бланка, сестра ваша? Ведь если знатность ваша такова, как я предполагаю, вы должны были подумать о том, что пятнаете свою честь, выдавая себя за фигляра и нелепого чудака, одеваясь в шутовское платье и забавляя людей смешными выходками; уверена, что вы решились на это по какой-то весьма важной причине, и желаю, чтобы вы мне ее открыли и избавили от многих подозрений.

Прекрасная Маргарита умолкла, и дон Педро, повинуясь ее желанию, начал свой рассказ:

— Очаровательная сеньора, вам, конечно, известно, хоть на себе вы этого не испытали, что Купидон — всевластный бог, а потому каждый из смертных, в ком он зажжет огонь страсти, ищет способы, изобретает уловки и пробует разные пути, чтобы ее удовлетворить; крылатый этот бог, кому несут вассальную дань все уязвленные его убийственными стрелами, поразил одною из них мою грудь, когда я узрел божественную красоту вашу в Вильяфранке, родном моем городе; я расспросил, кто вы, узнал, что намерены вступить в брак и что отец ваш этим весьма доволен, а вы не слишком, ибо знаете нрав Леопольда, подтверждение чему я услышал затем из ваших уст; это меня ободрило, и, хотя дело о вашем браке было решено, я решился попытать счастья, избрав столь необычный путь; я позабыл о своем сане, знатности, благородстве, превратился в шута, в одержимого манией чудака, только чтобы быть представленным отцу вашему и вам; счастье мне сопутствовало, затея удалась, однако почтение к вам не разрешало мне объясниться, к тому же я опасался, что вы не поверите, да и срок свадьбы вашей был близок; и тут беда, приключившаяся с моей сестрой, и ваша ревность все переменили. Узнайте же, что зовусь я дон Педро Осорио де Толедо и происхожу из знатного рода, в котором соединились фамилии Вильяфранка и Асторга; мою грудь украшает орденский знак Алькантара, пожалованный мне за многие военные заслуги, и я имею надежду вскоре получить энкомьенду. Теперь вам известно мое звание и дерзкая моя мечта. Хочу, наконец, еще просить прощения — любовь и небесная красота ваша служат оправданием моей затее, которая помогла вам узнать истину о женихе и обратила мне на счастье слабость моей сестры; человек, обязанный вернуть ей честь, исполнит свое слово, либо я не буду жив.

Очень удивил Маргариту рассказ ряженого влюбленного, она не могла не признать и не оценить его чувства, и сердцем уже склонялась к нему, будучи оскорблена и возмущена поведением кузена. И ответила она так:

— Сеньор дон Педро, по такой ничтожной причине, как моя весьма заурядная красота, вы решились на шаг, опасный для нашего имени и положения; ценю ваш пыл и не стану вас винить, хотя, по моему мнению, достоинства ваши заслуживают лучшего применения, чем любовь ко мне. Я глубоко огорчена пренебрежением, которое выказал мне кузен, и поплатится он тем, что меня потеряет, — я вправе думать, что если человек накануне свадьбы не может сдержать себя, он этим показывает, что вовсе не рад женитьбе на мне; какое счастье, что я узнала правду до того, как завязан узел, развязать который властна лишь смерть; теперь мне известны и нрав кузена, и его отношение ко мне, известно также паше, и, клянусь, я не забуду, чем вам обязана.

Дон Педро хотел было припасть к ее стопам, но Маргарита ему не позволила; глубоко тронутый, он поблагодарил за оказанную и обещанную милость, а что они вдвоем тут порешили, о том вы услышите дальше.

Маргарита отправилась попотчевать гостью и привести в исполнение то, что ей посоветовал дон Педро. А влюбленный кабальеро дождался прихода Леопольда, тот явился примерно через полчаса после возвращения дона Педро в свою комнату и спросил, где же дама, оставленная на его попечение. В ответ он услыхал, что дама, рассерженная его опозданием, ушла и никакими уговорами дон Педро не мог ее удержать.

— Вот и хорошо, что я опоздал, — сказал Леопольд. — Благодаря этому исполнилось мое желание — чтобы эта женщина, вздумавшая преследовать меня, покинула наш дом; да еще повезло, что она не встретилась с дядюшкой, не то у них был бы пренеприятный разговор.

Дон Педро с обычным своим остроумием задал ему несколько вопросов, чтобы еще кое-что выведать; Леопольд не был до конца откровенен, однако мысли его были ясны дону Педро, и он был так возмущен пренебрежением к своей сестре, что едва удержался, чтобы не заявить об этом с обнаженной шпагой.

Маргарита же, вернувшись к Бланке, расспросила подробней о ее любовной связи, увидела собственными глазами брачное обязательство и снова поразилась двоедушию Леопольда. Затем она послала за своим отцом и, когда тот явился, сказала ему наедине:

— Всегда было для родителей добрым установлением выдавать дочерей замуж с их согласия, ибо негоже, если в союзе, заключаемом на всю Ячизнь, нет любви; многие надеются, что с переменой жизни нрав мужчины изменится, однако это случается весьма редко, а потому неосторожно поступает тот, кто, боясь ослушаться, закрывает глаза и идет на риск; но еще более неосторожен тот, кто вступает в брак, зная точно, что это не принесет добра. Отец и господин мой, я всегда была вам покорной дочерью и не смела нарушить вашу волю, хоть знала, что нравы Леопольда настолько чужды моим, что союз наш не сулит ничего хорошего; я повиновалась, зная, что могла бы встретить мужчину, который пришелся бы мне больше по сердцу и не уступал бы ни в знатности, ни в богатстве; все лишь потому, что видела ваше желание устроить этот брак. После помолвки послали в Рим за разрешением, и в это время, когда любовь и нежность моего кузена должны были, казалось, быть в самом разгаре, он ведет себя очень странно — дает обещание жениться даме, которую вы сейчас сможете увидеть воочию.

Тут она позвала донью Бланку, находившуюся у нее в комнате. Та зашла, села рядом с ними двумя, и Маргарита продолжила так:

— Вот этой даме, сеньор, дал мой кузен письменное обязательство жениться и тем убедил пожертвовать своей честью; она привезла сюда этот документ, а когда хотела поговорить с вами и поведать о своей обиде, ее задержал Леопольд и, чтобы не пустить к вам, запер в комнате нашего гостя; мне об этом стало известно, а как я немного любопытна, то через дверь, ведущую в его комнату из моей, подслушала беседу, которая мне все открыла; я вошла к гостье и забрала ее к себе, чтобы сообщить вам все то, что вы от меня услышали. Род этой дамы весьма знатен, в нем сочетались Осорио и Толедо, две знаменитейшие в Испании фамилии; она намерена прибегнуть к поддержке своих родственников — а они здесь, в столице, весьма влиятельны, — чтобы воспрепятствовать моему браку. До сего дня я повиновалась вам, как отцу, но отныне вы сами не захотите, чтобы я следовала вашей воле; скорее я приму постриг в самом бедном здешнем монастыре и останусь там до конца дней, чем соглашусь быть женой моего кузена.