— Очаровательная нимфа, краса водяного нашего чертога и гроза для душ, уязвленных твоей прелестью! Моя душа, с тех пор как глаза тебя узрели, попала к тебе в рабство, и я над нею уже не волен; она твоя, твоею хочет быть, распоряжайся же ею как даром, поднесенным с искренней любовью и пылкой страстью. Великую милость оказала ты, предоставив случай открыть мои любовные терзания; теперь ты о них знаешь, нежели соблаговолишь от них исцелить, я буду счастлив, что удостоился такого блаженства.

Прекрасная Анакарсия меня любила и на нежные мои речи ответила столь же нежно, вселив в мое сердце отраду и надежду на милости более заманчивые; но увы, судьба решила иное: тихоструйный Силь, заметив мое отсутствие в академии и не видя там своей красавицы нимфы, поспешил к чертогу взглянуть, что она делает; украдкой приблизившись, он подслушал всю нашу любовную беседу и в гневе решил пресечь мою дерзость — прозрачные воды нахлынули на чертог, дверь покоя, где обитала нимфа, раскрылась, и старец Силь вышвырнул меня оттуда на берег реки.

— Гундемаро, — донесся до меня голос из водяной пучины, — ты потомок королей, хотя скипетр уже давно не в их руках и владеет им монарх из другого рода; ты родился язычником, теперь избери религию, какая тебе по душе, и, знаю, ею будет та, что процветает в сем королевстве, принадлежавшем твоим предкам; изгнав тебя из моих владений, я поступил справедливо — я не могу допустить, чтобы предалась греховной любви нимфа, посвятившая мне свою невинность взамен за опеку и покровительство; живи отныне в мире, который тебе ближе, и верь — я всей душой желаю тебе удачи и буду постоянно тебе помогать.

Голос умолк, и река, на миг разбушевавшись, тотчас успокоилась, будто ничего не произошло; я огляделся и увидел, что нахожусь в огороде, на грядке с петрушкой; сочтя это доброй приметой, я решил назвать себя соответственно и позже, приняв крещение, взял себя имя дон Педро Хиль де Галисия, по названию королевства, где правили мои предки, чей род, как узнал я кз достоверных преданий, угас четыреста лет тому назад. Вот кто я и почему именую себя «граф де Огород», полагая, что там моя вотчина и что человеку столь знатного рода не подобает жить без титула, как простому идальго. Свое имя я назвал, о своих предках объявил, и ежели, о благородный маркиз, я достоин служить сей дивной красавице, сей чаровнице очей и храму всех совершенств, жду на то соизволения вашего, надеюсь на согласие ваше; внезапно вспыхпувшая страсть молит вас не отказать, в противном случае я лишу себя жизни, и тогда погибнет славнейший рыцарь Европы и самый знатный родственник нашего католического короля Филиппа.

На том он закончил свою речь, сопровождавшуюся такими страстными вздохами и нелепыми гримасами, что маркиз и красавица дочка с трудом удерживались от. смеха. Фелисиано только диву давался, до чего доводит любовь, — умнейший человек, чье суждение в военных делах почитали непререкаемым, изображает безумного и строит из себя шута, чтобы ближе познакомиться с дамой и начать ухаживать за ней. Когда маркиз несколько успокоился — его прямо-таки трясло от сдерживаемого смеха, — он сказал:

— Сеньор дон Педро Хиль, славный и буйноцветный граф де Огород, с величайшим удовольствием слушал я рассказ о вашей особе, о необычном вашем рождении и воспитании, и когда б он исходил не из уст столь почтенной особы, я, право, подумал бы, что вы плетете небылицы, вроде тех, какие изобретают сочинители рыцарских романов, где мужчины и женщины силою волшебства живут по пятьсот лет; однако я не могу не поверить столь благо-огородному кабальеро, да еще с графским титулом, который придает блеск и внушает почтение; ваши достоинства покорили меня, я постараюсь до конца своих дней сохранить вашу дружбу и сожалею лишь о том, что я не житель сего края, — тогда я мог бы постоянно находиться вблизи вас; но, сколько пробуду здесь — а сие зависит от воли императора, — я всегда к вашим услугам; что ж до моего согласия, чтобы вы служили Маргарите, даю его не обинуясь, а ей дозволяю принимать ваши услуги, столь для нее лестные; однако знайте, она помолвлена со своим двоюродным братом, уже послали в Рим за разрешением, и как только оно прибудет, состоится свадьба; преграда эта, надеюсь, не позволит вам преступить границы; весьма огорчен, что не знал вас раньше, — тогда бы, через столь знатного зятя, моя фамилия имела бы честь породниться с королями Галисии; обычно ухаживанье имеет целью брак, тут это невозможно, а без такой цели будет мало радости и вам, и жениху, что ждет Маргариту.

Слушая слова маркиза, наш ряженый кабальеро бурно вздыхал и сокрушался, что еще больше забавляло окружающих; они уже не могли сдержать хохота, особенно же смеялась прекрасная Маргарита, хотя и ей, и отцу ее было жаль, что такой красивый, статный юноша совсем потерял разум и несет ахинею, будто родился пятьсот лет назад и был извергнут рекой Силем.

Присутствовавшие при разговоре носильщики кресел стали высказывать свои сомнения, и пока дон Педро им отвечал, маркиз тихонько шепнул дочери, что у него появилась мысль взять дона Педро в столицу, — пусть забавляет их своими рассказами и чудачествами, а они будут и впредь обходиться с ним как с важной персоной; кстати, слуга подтвердил дворянское происхождение своего господина и объяспил, что рехнулся он, перенесши тяжкую болезнь. Красавица Маргарита согласилась с предложением отца, но сообщить об этом самому чудаку решила при следующем его визите. На прощанье дон Педро Хиль заявил маркизу, что, коль чувствам его не суждена награда в брачном союзе с красавицей, он все же умоляет не лишать его блаженства любить ее любовью чистой и целомудренной, такой, что и у супруга не вызовет подозрений.

Маркиз дал на то соизволение и пригласил отужинать с ними вечером, он-де должен кое-что сказать графу; дон Педро поспешил согласиться и откланялся.

Долго толковали маркиз и его слуги о доне Педро, дивясь его чудачеству и нелепому бреду, причем маркиз сообщил, что хочет просить безумца поехать с ними в столицу. Хозяин гостиницы, оказавшийся при этом, сказал:

— Я сильно сомневаюсь, чтобы дон Педро Хиль вас послушался, ежели вы намерены обходиться с ним как с нижестоящим, — он на редкость чванлив и обидчив; а хоть и даст согласие, так сразу же найдет, к чему придраться — мол, ваша светлость путешествует в креслах, а ему придется ехать верхом, и он, мол, не может с этим примириться.

— Дело это поправимое, — сказал маркиз, — пусть Маргарита ему прикажет ехать рядом с ее креслами и ее развлекать; коль его любовь еще не исчезла, отказаться он не сможет, и мы дадим ему отличного мула, которого я держу в пути на тот случай, когда, устав сидеть в креслах, захочу поездить верхом, поразмяться; мул этот ходит в особой, богато изукрашенной сбруе, я надеюсь, граф от него не откажется.

Так и порешили, а когда свечерело и дон Педро Хиль явился с визитом, маркиз встретил его весьма радушно; гостя усадили рядом с красавицей Маргаритой, что было для пего величайшей честью, началась беседа о том о сем, и маркиз отметил, что чудак обладает умом незаурядным, однако расстроенным, о чем свидетельствовали нелепые словечки, которые дон Хиль не без труда то и дело вставлял, стараясь произвести впечатление помешанного. Ужин прошел весело, так как дон Педро, не переставая, отпускал остроты и давал прозвища окружающим, что всех забавляло. Когда же убрали со стола, маркиз сказал дону Педро:

— Сеньор граф, как жаль, что особа, одаренная столь многими достоинствами ума, прозябает в этом маленьком городке, а не является украшением и гордостью славной столицы государя Испании; я уже знаю, что лишь недостаток средств мешает вам туда отправиться, хотя вы этого более чем достойны; познакомившись с вами, я вас полюбил и был бы весьма рад, если бы ваше сиятельство соизволили принять мое приглашение и поехали со мною в Вальядолид, где вы будете жить у меня в доме, окруженный подобающей такому человеку роскошью, которая вам ничего не будет стоить; находясь в столице, вы явите всем великие ваши достоинства и найдете супругу под стать себе, из знатной семьи и богатую, — сама Маргарита поговорит со знакомыми ей девицами, чтобы склонить их к браку с вами; прошу не отказать в этой милости и поехать со мною — чистота и искренность любви вашей к Маргарите убеждают меня, что ваше присутствие не будет неприятно ее будущему супругу. Жду вашего ответа, и дай бог, чтобы он был таким, какого заслуживают моя склонность к вам и благие намерения.