Дон Педро заметно обрадовался; его замысел и впрямь удался как нельзя лучше: он поедет с маркизом в качестве гостя, будет вблизи обожаемой своей госпожи. И ответил он так:

— Сиятельнейший сеньор, лишь эта моя любовь и расположение к вашей светлости могут заставить меня покинуть сей городок, где я намеревался в уединении окончить дни свои, ибо когда граф вынужден вести подобающий его знатности образ жизни, по имеет для этого слишком ничтожные доходы — обычная беда в злополучное наше время, — самое для него лучшее удалиться туда, где все и так знают, кто оп, хотя бы он ходил без оравы слуг и имел лишь один скромный костюм; в жизни не уехал я бы из этого городка, однако велика сила ваших настояний и дивной сей красоты, покоряющей сердца, подобно тому как фракиец Орфей сладкозвучной своей лирой покорял диких зверей, растения и камни; с нынешнего дня я принадлежу вам; не стану говорить о том, какое обхождение приличествует особе моего ранга, ибо мое королевское происхождение и титул вам уже известны. Дозволив мне таким образом служить вашей красавице дочери, вы оказываете мне высочайшую милость, и я принимаю ваше предложение с превеликой охотой.

Стали обсуждать подробности дальнейшего путешествия, и маркиз предложил дону Педро Хилю, чтобы тот ехал рядом с креслами Маргариты на муле, которого маркиз ему дарит; дон Педро с готовностью согласился, также и маркиз был рад, видя, что истинная любовь заставила чудака забыть о дорояшых удобствах, — ведь все полагали, что дон Педро захочет путешествовать в креслах, как сам маркиз, или вовсе не поедет. Так и договорились, а на следующий день дои Педро помог Маргарите усесться в кресла, ликуя, что она принимает его услугу и опирается на его руки; этой радости хватило ему на весь путь от Понферрады до Вальядолида.

Разговоры дона Педро в дороге, нежные речи и шутки веселили прелестную Маргариту, и на каждом постоялом дворе она повторяла своему отцу, как ей приятно, что с ними едет дон Педро де Галисия. Во время последнего переезда дон Педро решил выведать у своей дамы, радует ли ее мысль о предстоящем браке; он подвел разговор к этой теме, чтобы вопрос не прозвучал некстати, и, как все удрученные горем, готовые поделиться с любым, находящимся вблизи, Маргарита, хоть и знала о странностях дона Педро Хиля, на его вопрос, охотно ли она идет замуж, ответила так:

— Сеньор дон Педро Хиль, кузен мой Леопольд, нет сомнения, обладает достоинствами, за которые его можно полюбить; однако я нахожу в нем один недостаток, мне неприятный, — он слишком охоч волочиться за женщинами, невзирая на их положение, на то, знатны они или низкого рода; и это сильно омрачает радость, которую мне должен доставить наш союз; но возможно, что поведение Леопольда улучшилось после того, как он меня видел в Испании, и наша встреча обуздала его нрав, чтобы я могла любить его по-настоящему. А все же одному богу известно, с каким страхом я смотрю на это замужество, — ведь если уже с начала встречаешь подобные огорчения, чего ждать в дальнейшем? Покорность отцу и сознание того, что для дома нашего этот брак желателен, не позволяют мне нарушить родительскую волю, я решилась и теперь только молю бога, чтобы моя нежность заставила жениха исправиться, когда он лучше узнает меня.

Дону Педро хотелось бы видеть в Маргарите меньше покорности и готовности к браку — тогда он мог бы питать больше надежд, чем ныне сулили ему слова красавицы. Однако он отвечал ей весьма разумно: старался оправдать ее кузена, сказал, что она может надеяться на его исправление, а в душе задумал как можно решительней вести атаку и объясниться при первом удобном случае. В этот день они прибыли в Вальядолид, причем на полпути от последней остановки их встречал Леопольд. Маркиз и его дочь приветствовали юношу с большой радостью, по для ряженого дона Педро радость была невелика — глядя на статную фигуру и красивое лицо Леопольда, он испытал жгучую ревность и стал сомневаться в успехе своей затеи.

Маркиз представил племяппику дона Педро в таких выражениях:

— Познакомьтесь, сеньор племянник, с этим кабальеро, что любезно сопровождает нас от самой Галисии; его ум и прочие достоинства заслуживают самого радушного приема, каковой я и оказал ему; в жилах его течет королевская кровь, титул его — граф де Огород, а владения столь обширны, что в любом краю находятся покорные ему вассалы.

Леопольд уставился на дона Педро и, по его костюму, а также по имени и титулу, заключил, что это, видимо, какой-то потешник, которого маркиз везет с собой веселья ради. Чтобы в его присутствии не портить маркизу шутки, Леопольд, обернувшись к дону Педро, сказал:

— Весьма польщен, сеньор граф, знакомством с вашей милостью, и особенно приятно мне, что вы оказали такую любезность моему дяде — маркизу и моей кузине; вместе с ними я объявляю себя вашим слугой и другом; раз они столь высоко оценили ваши достоинства и таланты, мне остается лишь последовать их примеру.

Дон Педро поблагодарил за лестные слова и ответил Леопольду следующее:

— Все, что имеет отношение к прекрасной Маргарите, для меня чрезвычайно дорого; так же дорога будет впредь для меня и ваша милость, и я желал бы удостоиться чести, чтобы вы распоряжались мною все то время, пока сеньору послу будет угодно держать меня в своем доме.

— Как? Нам даровано и это благо? — спросил Леопольд. — Нет слов выразить мою радость от того, что вы, оказывается, будете нашим домочадцем.

— Не знаю, уж как вы с ним поладите, — сказал маркиз. — Ведь сеньор дон Педро Хиль страстно влюблен в вашу кузину, благодаря этой любви и состоялось наше знакомство. Правда, он меня заверил, что, узнав о намеченном браке Маргариты, он будет ее любить любовью брата, и в качестве такового поехал с нами.

— Все это правда, — сказал дон Педро, — и у вас не должно быть никаких опасений; не то, если б я вас не предупредил, вы, пожалуй, могли бы встревожиться, и не только вы, но сам Нарцисс, ибо никто в мире не способен соперничать со мною в изяществе и остроумии.

— Именно такое мнение, — сказал Леопольд, — и создалось у меня с первого же взгляда на вас; итак, полагаясь на ваше слово, я буду спокоен, а без него мне и правда было бы страшновато.

Они приехали в столицу, и там, в доме, где должен был расположиться посол, застали множество дам, ожидавших его красавицу дочь. Маргариту, когда она сошла на землю, подхватил в объятия ее нареченный, что было новой пыткой для влюбленного дона Педро, уже всерьез ревновавшего. Вечером был устроен роскошный ужин для всех собравшихся встречать иностранных гостей — об этом позаботился галантный Леопольд, начавший с первого же дня расточать любезности.

Жил этот кабальеро в доме посла, и там же отвели превосходную комнату дону Педро, словно не как шута его привезли, а как почетного гостя, — по мнению маркиза, это было удобней, чтобы дон Педро мог в любой час веселить его и его свиту; сам же дон Педро после ужина удалился на покой, немало озабоченный тем, что в затеянном им деле оказалось столько трудностей, и сильно сомневаясь в успехе; среди многих препятствий главным казалось ему решение Маргариты повиноваться отцу, хотя нравы кузена были ей известны. Слуга дона Педро, Фелисиано, тоже не прибавил ему бодрости, а, напротив, упрекал за безрассудство— за намерение явиться в столицу в облике шута — ради цели явно недостижимой; оба провели в спорах да разговорах большую часть ночи, дон Педро решил поскорей объясниться Маргарите и, коль она отнесется к этому неблагосклонно, возвратиться в Галисию.

Шесть дней продолжались визиты кабальеро и дам, являвшихся свидетельствовать почтение маркизу и его дочери, и все это время дон Педро оживлял беседы бесчисленными остротами, которые очень нравились и повторялись всеми; в столице пошел слух, что приехал чрезвычайно забавный шут, равного которому здесь еще не видывали. Кое-кто советовал послу повести его во дворец — королю, мол, этот шут придется по душе; услыхал об этом дон Педро и сильно разгневался; он сказал, что особы его ранга, не будучи уверены в том, окажет ли король прием, подобающий их могуществу и знатности, не должны рисковать, чтобы потом не обижаться за холодный прием. Посол, услыхав, что он отказывается, и не желая его раздражать, решил выждать более удобного случая, когда дои Педро будет в лучшем расположении.