О поединке Аваза с Ландахуром и о рождении Нурали
С трона поднялся шах Гуругли,
Глянул в трубу подзорную он:
Пыльную тучу видит вдали,
Трепет зловещий черных знамен.
Сетьеметателей видит он,
Копьеметателей видит он,
Лучников видит сомкнутый ряд,
Палиценосцев шлемы блестят,
Их заклинатели в бой ведут,
Трубы в степи громово ревут —
Всюду, куда ни глянешь, враги, —
Боже, спасти страну помоги!
Слезы текут из старческих глаз:
"Кто заступиться сможет за нас?"
С места вскочил могучий Аваз:
"Встать на защиту мне повели,
Добрый отец, кручину развей!"
Обнял Аваза шах Гуругли:
"Не даровал аллах мне детей —
Ты для меня стал сыном родным
И упованьем жизни моей!"
Близких пожаров стелется дым, —
Степь полонила злая орда,
Неотвратима эта беда.
И на битву, в тот же час,
Снаряжаться стал Аваз.
Был суров наряд бойца:
Кудри он отвел с лица,
Шлем тяжелый он надел
Вместо пышного венца.
Плащ парчовый сбросив с плеч,
Исфаханский выбрал меч.
Барабан он взял двойной,
Грудь коня одел броней, —
Семь щитов подвесив в ряд.
Покачал копье в руке,
Засверкал героя взгляд,
Словно искры на клинке.
То не багрово пышет заря, —
Сыплют копыта огненный дождь.
Скачет вперед, гнедого яря,
Вольных таджиков пламенный вождь.
Орды получат грозный отпор.
Жаждет разбить он вражеский стан.
Ошеломленно замер простор, —
Так грохотал двойной барабан.
Бьет барабан на ранней заре.
"Эй, выходи!" — взывает Аваз.
Хан Ландахур, в походном шатре,
Будто не слыша, спит развалясь.
Муху и то не сгонит с виска,
В битву Аваз устал его звать.
В оцепененье встали войска —
Каждый боится первым начать.
Взвыл вдруг пронзительно турий рог,
Задние стали ближних толкать.
И, как огромный злой осьминог,
Ринулась разом черная рать.
Многих Аваз сразил наповал,
Стрелы свистят бегущим вдогон.
Он словно волк, который попал
К овцам безмозглым в зимний загон.
Гневен его пылающий взор,
Против врагов он бьется один.
Слуги вбежали в ханский шатер:
"Встань, Ландахур! Беда, властелин!
Враг уничтожит племя твое,
Выйди, настало время твое!"
Сбросив с себя похмелья угар,
Хан Ландахур поднялся с ковра.
Вышел в развалку он из шатра,
Темя его как будто гора,
Уши дехканских больше чапар,
Толще бревна в руках булава.
Видя Аваза, гордого льва,
Хан подкрутил надменно усы,
И, подбоченившись для красы,
Дерзкие выкрикнул он слова:
"Эй, Аваз, змееныш ты,
Гуругли приемыш ты.
Всех я в турий рог свернул,
Ты пошел наперекор.
И за это твой Чамбул
Запылает, как костер!"
Усмехнулся тут Аваз:
"Похваляться ты горазд,
Это слабых жен удел,
Славен тот, кто в битве смел!
Будем биться мы вдвоем,
Все решает этот день.
Я лазоревым копьем
Пробивал насквозь кремень!"
Ландахур схватил свой лук,
Он прищурил глаз косой.
Тетива запела вдруг
Разозленною осой.
В сердце целил он со зла,
Лиходей старался зря —
Чуть царапнула стрела
Крепкий щит богатыря.
Ландахур метнул свое
Восьмигранное копье,
Встретив панцирь боевой,
Древко брызнуло щепой.
Булаву, что было сил,
Враг в Аваза запустил.
Смертоносным был удар —
Шлем героя защитил.
Но взметнулся пыльный гриб,
Поле боя скрылось с глаз,
Все решили, что погиб,
Побежден врагом Аваз.
Поднялся в Чахмбуле стон:
"Край наш будет разорен!"
И заплакал Гуругли
Над судьбой своей земли.
Тут ветерок степной налетел,
Даль прояснела, пыль улеглась.
Видят таджики, что уцелел
И невредим, как прежде, Аваз.
Снова скрестились с лязгом мечи,
Стали в руках они горячи.
Ноги покрепче вдев в стремена,
Близко сошлись враги-силачи.
Их боевые кони храпят,
Грудью сшибить врага норовят.
Друг возле друга кругом кружат —
Промах противника сторожат.
Долгих три ночи, целых три дня
Не отдыхали оба коня.
Начал Аваза конь отставать —
В яму ногою он угодил,
Бабку переднюю повредил.
Стал богатырь коня умолять:
"Друг, Зуйналкир, мой верный гнедой,
Не погуби меня, молодой, —
Станет победу праздновать враг!"
Силы последние конь напряг,
Круп от горячего пота взмок,
Сдвинуться с места, бедный, не смог.
Плетью Аваз любимца хватил,
Больше с отчаянья, не со зла…
Тут Ландахур к нему подскочил,
Вышиб Аваза он из седла.
Руки злодей герою сковал,
Цепью вкруг пояса обвязал.
Сзади коня вели в поводу,
Выставлен был Аваз на виду,
Чтоб потешаться люди могли.
Сам Ландахур пришел на майдан,
Голос ему громовый был дан.
Хрипло орал он: "Эй, Гуругли,
Мы два властителя, два царя,
Силе моей противишься зря!
Глянь, на цепи твой сын Авазхон,
Я беспощадный сокол времен!"
И Гуругли-султон не стерпел,
Он словно снег в горах побелел.
Благоразумье бросив свое,
Выхватил он литое копье,
С силой его в злодея метнул.
Хан Ландахур с усмешкой взглянул,
Голой рукой отбил он удар:
"Эй, мой султон, ты вспыльчив, но стар.
Рядом с Авазом место твое,
Встань, потешай народ, авлиё!"
Так наглумясь над пленными всласть,
Кровью упившись, в дымном огне,
Хан Ландахур, победой гордясь,
Въехал в Чамбул на белом коне.