* * *
С невиданной рос Гуругли быстротой,
Был гибок, как тонкий тростник, его стан,
И был его солнечный лик осиян
Небесною, а не земной красотой.
Однажды он поднялся рано с зарей,
Когда еще спал в тишине Ахмедхан
И верный товарищ его Юсуфхан,
На сорок табунщиков ханских напал
И ханский табун благородный угнал
В пустыню, в безводную степь Кумыстан.
На мягких коврах Ахмедхан отдыхал,
Вдруг конюхи все прибежали толпой,
Крича сгоряча на весь город: "Разбой! —
Крича исступленно: — Вставай, Ахмедхан!
Твой дерзкий племянник, воспитанник твой,
На нас на рассвете сегодня напал
И ханский табун благородный угнал
В пустыню, в безводную степь Кумыстан".
Свирепый и грозный вскочил Ахмедхан,
Вскочил его преданный друг Юсуфхан,
Еще Каххархан, еще Зухурхан,
Еще Камальбек и еще Карахан:
Схватили в могучие руки свои
Широкие черные луки свои,
Схватили большие кинжалы они,
К коням боевым побежали они,
Помчались в безводную степь Кумыстан,
Увидев табун, закричал Ахмедхан,
Дородством коней в табуне удивлен:
"Хвала Гуругли! Бессребреник он!
Табун мой в безводной пустыне он пас,
И каждый мой конь стал огромен, как слон.
Хвала Гуругли! Не ограбил он нас,
А сделал богатыми, выручил, спас!
Да будет он господом вознагражден!"
Сказал Гуругли: "Заплати мне за труд".
Душа Ахмедхана черна и жадна,
Однако, хитрец, он почувствовал тут
Что надо платить ему: "Из табуна
Любого себе ты возьми скакуна".
"О дядя, не прав твой расчетливый суд,
И служба моя не вознаграждена.
Ты подло меня обсчитал, Ахмедхан,
Но хитрость и жадность тебя не спасут,
За все еще ты мне заплатишь сполна
Потом, а пока я возьму скакуна".
Пошел к табуну он и поднял аркан,
И вдруг увидала кобыла его,
Которая в детстве кормила его.
Любимца, как видно, узнала она,
Узнала воспитанника своего.
Тотчас же к нему прискакала она,
Сама себя в петлю загнала она,
Просунув могучую шею в аркан,
Навеки послушна, навеки верна.
Разгневан, вернулся домой Ахмедхан,
И скоро приказ услыхала страна,
Объявленный всем поголовно: "Любой,
Седой ли старик иль джигит молодой,
Кто ночью ли темной иль солнечным днем
Впустить Гуругли согласится в свой дом,
Снабдит его хлебом, водой питьевой, —
Ответит за это своей головой,
Ответит своею семьей и добром".
Когда Гуругли возвратился домой,
Соседи его повстречали дубьем,
Соседи ему закричали: "Побьем!"
Кричали ему: "Убирайся! Долой!
Исчезни, рожденный на свет без отца!"
И, слезы смахнув рукавами с лица,
Он в степь удалился с кобылой своей
И пас ее долго в раздолье степей.
Молва о сестре Ахмедхана пошла,
Что сына в могиле она родила.
Кто был ее мужем? Табунщик? Чабан?
Услышал об этом и хитрый Райхан.
Вскричал он: "Меня обманул Ахмедхан!
Он дочь мне отправил свою, не сестру!
Отныне божественным Латом клянусь,
Что будет наказан постыдный обман,
Что я отомщу за дурную игру,
Что я через степь до него доберусь!"
Он сел на коня и, под топот копыт,
Помчался в пустыню, угрюм и сердит.
Он гонит, и скачет, и в гневе твердит:
"Коварному тестю несу я беду,
Жену Ахмедхана, Даллю украду".
Был мстителя путь перерезан рекой,
Стремительной, в сорок аршин шириной
И в столько же ровно аршин глубиной.
Коня своего он ударил камчой,
Конь прыгнул, и вот уже он за рекой,
Еще семь аршин пролетев над землей.
На жесткую землю спустясь с высоты,
Увидел Райхан: возле черной скалы
Спит юноша ясной, как свет, красоты.
То был кочевавший в степях Гуругли.
Спросил Гуругли удивленный Райхан:
"Чей сын, ослепительный юноша, ты?"
"Мой дядя, — тот молвил в ответ, — Ахмедхан",
"О юный красавец, тебя я молю,
Похить для меня твою тетю Даллю,
И золото будет наградой твоей".
"Нет, золото — желтый песок для меня, —
Сказал Гуругли. — Я его не люблю.
Но ты обещай мне, что спаришь коня,
Коня своего с кобылицей моей".
Райхан обещал. Через несколько дней
Примчались они, удилами звеня,
И сразу услышали, что Ахмедхан
И с ним неразлучный его Юсуфхан
Охотятся где-то в раздолье степей.
"Почтенная тетя, воды нам налей,
Водой напои истомленных гостей", —
Учтиво Даллю Гуругли попросил.
Она подала им кувшин, и Райхан
За смуглую руку ее ухватил
И рядом с собой на седло посадил.
Они ускакали с добычей своей,
Далеко в степи свой раскинули стан,
Чтоб дать отдохнуть утомленной Далле.
Коня с кобылицею спарил Райхан,
Потом попрощался и скрылся во мгле,
Даллю увозя у себя на седле.
* * *
От жен и детей услыхал Ахмедхан
О том, что Даллю его выкрал Райхан,
И за Гуругли, за виновником бед,
Помчался в погоню, от ярости пьян.
Но скрылся в песках похитителей след.
Песок безграничной пустыни был нем,
Домой Ахмедхан возвратился ни с чем.
Судьба Гуругли по пустыням гнала,
В пустыне кобыла ему принесла
Жеребчика крепкого, словно скала,
И легкого, быстрого, словно стрела.
Он женским кормил жеребца молоком,
Чтоб тот с человеком сравнялся умом.
Верблюжьим кормил жеребца молоком,
Чтоб вырос и стал он огромен, как дом.
Овечьим кормил жеребца молоком,
Чтоб стал он с путями степными знаком.
Он лисьим кормил жеребца молоком,
Чтоб ветер степной обгонял он бегом.
И заячьим даже кормил молоком.
Чтоб мог он укрыться от встречи с врагом,
И стал жеребенок могучим конем,
Какого доселе не видовал мир,
И дал Гуругли ему имя Булкир,
И всюду отныне он ездил на нем.