Карлыга предлагает богатырям бежать из темницы. Караман с восторгом и благодарностью принимает это предложение, но Кобланды не желает принять милости из рук дочери врага. Тогда Карлыга прибегает к хитрости: любимого коня Кобланды подвергает мукам, чтобы заставить батыра выйти из темницы.
Карлыга вернула богатырям их коней и доспехи и вместе с ними поскакала, уводя с собой табуны отца. Но снова убежал из табуна сивый конь хана Кобикты Тарлан. Богатыри тщетно пытались догнать и вернуть его в табун. Конь известил хозяина о постигшей его беде. Кобикты догнал беглецов. Завязался тяжелый бой. И батырам не одолеть бы могучего хана, если бы не помощь Карлыги. Она знала уязвимое место на кольчуге отца и выдала эту тайну Кобланды. Стрела, выпущенная из лука Кобланды, рассекла надвое мощное тело хана Кобикты.
После победы над Кобикты Карлыга рассчитывала на ответную любовь Кобланды. Юный батыр остался равнодушным к пылкой красавице. По просьбе Карамана он уступил ему Карлыгу как добычу.
Соединив табуны Казана и Кобикты, батыры собрались в обратный путь. Но тут захромал конь Кобланды. Караман, не дождавшись друга, забрал всю добычу и вместе с Карлыгой отправился в путь.
Оставшись один в степи, без подмоги, Кобланды сильно опечалился; причитая, сетовал на жадность рода кыятов и Карамана, забравшего с собой всю добычу.
Истомившись, Кобланды уснул. Во сне явился к нему один из пророков и поведал о бедственном положении кипчаков, подвергшихся опустошительному набегу хана Алшагыра.
В развалинах опустевшей родной стоянки Кобланды нашел пищу, предусмотрительно оставленную для него женой Корткой. Подкрепившись, Кобланды подъехал к крепости хана Алшагыра.
Кобланды услышал плач родной матери, как она "словно верблюдица по верблюжонку ревет". Старая Аналык вспоминала счастливые времена, когда Кобланды был дома и кипчаки жили на своей стоянке. Вспоминала, как она шила Кобланды бешмет из бархата, красивые тюбетейки, шапку меховую с перьями филина, как ездила она впереди каравана на иноходце, а на тое по случаю новой стоянки одевалась в парчу. Но теперь пришлось ей познать муки мученические в плену у врага. В эту ночь старая мать увидела сон: "Обе иссохшие груди мои, налившись, открылись, как родник. Не к тому ли, что мой родной придет и к ним прильнет губами?" Аналык рассказывает старику о своем предчувствии: "Дергается правая бровь — не к радости ли это? Дергается моя губа — не к тому ли, что буду единственного моего целовать? Дергается под коленом у меня — не к тому ли, что к подножью горы Караспан снова откочует наш род кипчак?" До Кобланды доносится голос сестры: