Кобланды ответил, что он должен спросить жену — только она знает, готов ли конь Бурыл к походу. И тут же послал Естемеса к Кортке сообщить о предстоящем походе.
Кортка не одобряет поспешного решения Кобланды выступить в поход лишь по одному зову ровесника. Она просит передать Кобланды, что конь еще не готов для боевого похода: "Выращенный мною Тайбурыл не выстоял еще сорока трех дней".
С ответом Кортки Естемес скачет в обратный путь. Кобланды решает отложить свой поход. Караман зло высмеял Кобланды, принявшего решение по совету жены, и назвал его бабой.
Когда Караман так сказал,
У богатыря Кобланды
На подбородке выступил пот,
Даже вздыбились волоски на руках,
Вышел из себя, вспылил, —
Эти слова Карамана
Пронзили его до мозга костей.
Вскочил он на гнедого коня,
Поднял острый меч, как алмаз,
Бьет плетью по крупу коня.
Буре подобен его порыв,
Рассвирепел, грозен он,
Расшумелся, бушует он,
С его век осыпается снег,
Ресницы покрылись льдом.
Услышав топот коня, Кортка поняла, что это скачет к ней Кобланды. Приподняв полог юрты и увидев мужа в гневе, Кортка побледнела. Она подумала: "Разве я провинилась перед своим повелителем?" — И, отвязав коня Бурыла, вышла к нему навстречу.
Тайбурыла-коня увидав,
Богатырь Кобланды
Перестал гневаться на Кортку.
На Бурыла бросил взгляд
И сказал тогда Кобланды:
"Я — взлетевший с озера гусь,
Гуси гнездятся на глиняном берегу,
После наурыза лето настает,
Безумный я, рожденный глупцом!
Кортку, вырастившую такого коня,
Я чуть было не зарубил".
Когда погасла предутренняя звезда,
Когда занялась красная заря,
Зная, что батыра Кобланды
Невозможно удержать,
Красавица Кортка на коня
Положила седло со сбруей золотой,
Положила немного еды и зерна,
К белой юрте коня подвела,
Где батыр прилег отдохнуть.
Тайбурыла-коня увидав,
Встал с постели Кобланды.
У юрты собралась вся родня,
Услыхав о его сборах в поход.
Дивился и плакал народ —
Всем было жаль отпускать
Юного батыра Кобланды.
Одевшись, из юрты вышел он,
Народ его окружил.
Попрощавшись с народом своим,
На Тайбурыла вскочил Кобланды,
Белую кольчугу надел,
На пояс повесил меч,
Ногайскую шапку надел,
Выехал из-за горы Караспан.
За кыятами, ушедшими вперед,
Отправился богатырь Кобланды.
Девяностолетний его отец Токтарбай,
Шестидесятилетняя мать Аналык,
Сестра родная Карлыгаш,
Любимая жена Кыз Кортка, —
Рыдая и причитая, вчетвером,
Едут следом за Кобланды.
Когда провели в пути полдня,
Когда настал полуденный час,
Сестра батыра говорит:
"Единственный мой, родной коке,
Решил ты отправиться в поход.
Белый сокол летает, когда
Целы крылья его и хвост.
Я — трава кокты, что в овраге растет,
Я — перышко на шапочке меховой.
Да буду жертвенным ягненком твоим!
Печальные мысли охватывают меня,
Коке, слезы застилают мои глаза,
Пока не вернешься, мой милый коке,
Меня, несчастную, оставшуюся без тебя,
Пусть богу в жертву принесут!
Золотые перья на шапочке моей,
Родной коке, когда не вижу тебя,
Не мил мне и белый свет —
Словно ступаю по раскаленным углям.
Стрела смерти, предназначенная тебе,
Пусть в меня попадет.
Жеребенок, рожденный вместе со мной,
Ты — мой тополь, опора для всех,
Брат мой, рожденный вместе со мной,
Ты — надежная опора моя,
Ты — камыш, поднявшийся над водой,
Ты — мой скакун, вырвавшийся вперед.
Все горести, ниспосланные тебе,
Я готова принять на себя!
Ты — мой ягненок, мой близнец,
Вместе мы родились, вместе росли,
Мы — две утки, что пасутся вдвоем,
В трудностях ты опора моя.
Твои загоны полны овец,
На кого же оставляешь их?
Твоя коновязь полна лошадей,
На кого оставляешь их, коке?
Девяностолетнего Токтарбая-отца,
Шестидесятилетнюю свою мать Аналык
На кого оставляешь, родной коке?
Вместе, как жеребята, резвились мы —
Рожденную и выросшую вместе с тобой,
На кого оставляешь, несчастную, меня?
Богом данную супругу твою —
Дочь Коктыма — Кортку,
На кого оставляешь невестку мою?"
Тут призадумался Кобланды,
Задели батыра слова сестры.
Оперся он на белое копье,
Опечалился, заплакал богатырь:
"Гуси возвращаются назад,
Садятся там, где гнезда свили.
Каждый в радости, в веселье,
Когда он среди сверстников своих".
Опершись на белое копье,
Украдкой, чтоб не увидела Карлыгаш,
Вытер Кобланды слезы рукавом,
Потом заговорил;
Вот что он сказал:
"Камни пестрые бывают на горе,
Когда горюют, льются слезы из глаз,
Когда ранит подмышку стрела,
Только близкий может опорой стать.
Если близкого друга нет,
Сложишь голову в стане врага.
Пряди черных волос твоих
Рассыпались по спине.
Дорогая моя Карлыгаш,
Если я задержусь, не вернусь,
Здесь не оставит вас в беде
Многочисленный род кипчак.
Карлыгаш, родная моя,
Слезы свои осуши,
Родная, дай поцеловать
Твои глаза в жемчуге слез.
Единственный сын у отца,
Вышел я на врага,
Не ведаю, что случится со мной,
Ты хоть и женщиной родилась,
Достоинства твои не умалю.
Повернись ко мне, милая Карлыгаш,
Дай поцелую в щеки тебя
И уеду со спокойной душой".
Подошла к батыру Кортка,
Говорит ему красавица Кортка:
"Негнущееся серебро мое,
Богом мне данный, вершина моя,
Радость моя, улыбка моя,
Когда соединились мы с тобой,
Стал мне мир просторней и светлей.
Из золота много сделано вещей,
Ты — весь рай для меня,
Ты — вода из источника Каус-Каусар,
Из райского сада плод.
Лев мой, будь жив, здоров!
Ты — приметный конь в табуне,
Конь жесткошерстный, вороной.
Оставив своих отца и мать,
Идешь ты навстречу беде,
Если уж собрался в путь,
Разве кого послушаешь ты,
Пока не добьешься своего?
Прощай, повелитель, в добрый путь!
Через высокий горный хребет
Перескочишь на Тайбурыле своем,
Опередишь на двенадцать дней
Кыятов, что ушли вчера.
Из двух занятых Казаном городов
Сначала город Сырлы возьмешь.
Поблизости от него
Возвышается гора Каскарлык,
Ты взойдешь на вершину ее,
Дашь коню поесть травы,
К битве подготовишь его
И отдохнешь, повелитель мой.
Твой ровесник по имени Караман
Захочет город Кырлы отбить,
Но не сможет, не осилит врага,
Его конь не перескочит шесть рвов,
Городские ворота не сможет открыть —
Не сможет похвастаться перед тобой.
И к тебе за помощью сам
Явится твой ровесник Караман.
Вот тогда его и пристыдишь
За то, что бабой тебя назвал.
Когда два коня хана Кобикты
Поскачут к косяку, Тайбурыла опередив,
Вот тогда и убедишься сам,
Что не выстоял он еще сорок три дня,
Вот тогда ты и поймешь,
Права была Кортка или неправа.
Когда девяностолетнему свекру моему
Нечем будет прикрыть свою наготу,
Когда о землю кызылбашей
Он пятки до крови сотрет,
Ты вернешься тогда, повелитель мой.
Когда шестидесятилетняя моя свекровь
Будет шерсть трепать и аркан плести,
Кипятить для брынзы молоко,
Будет с горя кровавые слезы лить,
Вот тогда вернешься ты назад.
Когда сестра твоя Бикешжан
С полотенцем на плече,
Повязав передником свой стан,
Будет чай кипятить для кызылбашей,
Ты вернешься тогда, повелитель мой.
Когда меня, оставшуюся без тебя,
Самый сильный среди врагов
Захочет себе в жены взять,
Когда запрет в темницу меня,
Когда горе переполнит душу мою,
Ты вернешься тогда, повелитель мой.
Под тобою быстроногий конь,
Ты — прославленный богатырь.
Предначертанную судьбу
Познает каждый, живущий на земле.
Ты отправляешься в поход.
Прощай! Да поможет тебе бог!"
Тем временем к Кобланды
С плачем подходит его мать
И, обняв богатыря,
Заливаясь слезами, говорит:
"О создатель восемнадцати тысяч миров,
Владыка всевышний, единственный!
Внемли моим словам!
Не оставляй меня в слезах!
На небесах пророк Кияс,
На земле пророк Ихлас,
Кто мой заступник, кроме вас?
Вам в жертву ягненка принесу.
Не заступитесь — погибнем мы!
О духи предков, молим мы вас!
Ни один конь не опередит
Взращенного невесткой чалого коня,
Не даст стреле коснуться богатыря
Выкованная Даутом кольчуга его.
Создатель, препоручаю тебе
Сына, чей меч с рукоятью золотой.
Как ни хвастает белый сокол,
Но и он однажды попадает
Охотнику в силок.
Как ни хвастает лучший скакун,
Но и он однажды упадет
В вырытый возле города ров.
Ихлас святой, Шашты-Азиз!
Ягненка моего, отправившегося в путь,
Препоручаю тебе одному!
Не дай моему ягненку упасть в ров,
Не дай ему повстречаться с бедой!
Если из этого похода
Возвратится невредимым он,
Серых баранов — двойню —
В жертву я принесу,
Серых верблюдов — двойню —
И тех принесу в жертву за тебя.
О Камбар, владыка озер!
О Камбар, владыка пустынь!
Ягненка моего, отправившегося в путь,
Препоручаю лишь тебе —
О Гали, наш лев!
В морозный день я ласкала его,
В туманный день нежила его,
Склонялась над колыбелью его,
Просыпалась, едва заслышав его крик.
Из золота сделала ему колыбель,
Пеленала его в белый шелк.
Он — долгожданный ягненок мой,
Даже ребра гнулись мои,
Гнулись все десять пальцев моих,
Когда из колыбели его брала,
Как гусенка, водила его за собой,
На руки брала — немели руки мои.
О Хазрет в гробнице святой!
Всевышний Создатель, храните его!
Ягненка своего препоручаю тебе,
Сподвижник бога — Мухаммет,
Единственному моему помоги!"
Тогда молвил Кобланды:
"Успокойся, родная, не плачь.
До той поры, пока из похода не вернусь,
Богу препоручаю я
И отца, и мать, и всех родичей моих".
Богатыря Кобланды
Окружили люди, прощаются с ним.
У Токтарбая-старика
Глаза распухли от слез,
Колени у него дрожат —
Не может и шагу ступить,
На дороге стоит, рыдает он.
"Сопутствуй нашему единственному!" —
Всевышнего молят они.
Старик и старуха остались стоять,
К духам предков взывают они.
Кобланды на Тайбурыла вскочил,
Помчался, как вихрь, богатырь
На резвом Бурыле своем,
Отряды Карамана опередил.
Из кыятов никто за ним не поспел.
Резво мчится богатырский тулпар.
Летевший следом серый гусь
Сбился с пути в поднявшейся пыли.
По неприступному горному хребту
То скачет, то рысью бежит,
Мчится вихрем быстроногий тулпар,
Конь мигом перескочил перевал,
Заклубилась поднявшаяся пыль,
Дорога изрыта копытами коня.
Когда вперед устремлялся он,
В пятьсот саженей был его шаг.
Бурыл подпрыгнул до небес,
Взмылился пот на его груди.
Скачет, скачет резвый конь,
Камни вылетают из-под копыт,
Словно пули из ружей кызылбашей.
Легче тюбетейки казался ему
Сидящий на нем богатырь.
Конь широко раскрывает пасть,
Копытами сильно бьет,
Пыль, поднятую с одного холма,
Мешает с пылью на другом холме.
К вечеру конь Тайбурыл
Стал бесноваться, как злой дух,
Куланов и горных баранов
Обгоняет, скача им наперерез.
Сидящих вдоль берегов озер
Серых цапель и черных аистов
Давит он на скаку,
Даже не успевают взлететь.
Белые соколы и ястребы
Насытились мясом погибших птиц.
Через безлюдную пустынную степь,
Через безводье, куда и птица не летит,
Через земли, где не хаживал человек,
Через заболоченные мутные озера,
Через высокие горные перевалы,
Перескочив, мчится одинокий батыр.
К городу Казана Сырлы
Повернул, снова поскакал.
Через ворота в город перескочил.
Взятый Казаном город Сырлы
Захватил, разрушил Кобланды.
Город, названный Кырлы,
Что за шестью рядами рвов,
Окружили, взяв в кольцо,
Кыятов сорокатысячные войска.
Рванулся Бурыл, помчался, как вихрь,
Разбрызгивая пот, словно дождь,
Через шесть рядов рвов
В город Кырлы перескочил,
В середине города очутился батыр.
И вот навстречу ему,
По обычаю старших богатырей,
Выехал сам храбрец Казан
На коне вороном с лысинкой на лбу,
С заплетенной гривой и хвостом, завязанным узлом.
Выехал навстречу Кобланды Казан,
Силой захвативший чужой скот,
Кто бахвалился, говоря: "Вот я каков!"
С его век осыпается снег,
Ресницы покрылись льдом.
Раз в двенадцать дней он ложился спать,
Раз в тринадцать дней он ел,
Был он прославленным богатырем,
Родом он был из кызылбашей.
Искал он повсюду врага,
Тосковал, если не видел врага,
Когда он в ярость приходил,
Как снежный буран, завывал.
Кто же отстанет, коль вышел сам хан?
Сын хана Караул,
Сын бека Бегаул,
Джигиты хана — есаулы —
Все приспешники его
С фитильными ружьями в руках,
Черные соколы за пазухой у них,
Как трехлетки, что обскакали других, —
Все эти бравые молодцы,
Подгоняя своих пеших солдат,
Двинулись с войском на Кобланды.
Выступили сорокатысячные войска
С ханом Казаном во главе.
Богатырь хан Казан
Выехал один вперед,
Один поскакал к Кобланды,
Убедившись, что его не согнешь,
Натянул поводья вороного коня,
Обратившись к юному богатырю,
Сказал такие слова:
"Батыр из края Алатау,
Круп опал у твоего коня,
Похоже, он много скакал,
Полегла грива у твоего коня,
Похоже, преодолел он долгий путь.
Кровью налились глаза твои,
Похоже, спал ты тревожным сном.
К какому городу держишь путь?
В каком месте найдешь ночлег?
Чалый конь под тобою, батыр,
Чей же ты сын? Скажи,
Кто твой отец? Скажи.
Скажи-ка мне, кто твоя мать?
Я — Казан-батыр, тебе говорю:
Подойди, правду скажи. Подойди.
Шутки плохи со мной, я их не терплю.
Пока ты мой гнев не познал,
Блестящую кольчугу и чалого коня
Отдай, пока я не отобрал".
Тогда Кобланды говорит,
Вот что он говорит:
"Позорно для меня отдать коня
Такому поганому, как ты.
Успеешь еще коня отбить,
Не торопись, дай мне передохнуть.
Если не терпится, подойди,
Встречу как подобает тебя,
Безродный ты, от плохого отца,
Зачем же спрашиваешь о моем отце?
Безродный, от плохой матери, ты,
Зачем же спрашиваешь о матери моей?
Ты — высокий горный перевал,
Ты из рода кызылбашей.
Быстро собью твою спесь,
Раз ты, бахвалясь, явился сюда.
Из своей же раны теплую кровь,
Если будешь еще в силе, хлебнешь.
Храбрец, нападающий на врага,
У недостойного не спрашивает совет.
Гнев, что во мне кипит,
Подобен снежному бурану с дождем.
С кызылбашем я встречи искал.
Ударить бы саблей тебя,
Закричишь: "Искромсал ты меня!"
Пронзить бы тебя копьем,
Закричишь, что помял я тебя.
Убить бы из лука тебя,
Скажешь — был застигнут врасплох.
Под тобою саврасый конь,
Много вас, а я один.
Пред тобою я — юнец,
Делай все, что сможешь, со мной".
Батыры вступились за свою честь,
Будто вселился в них бес.
Кто же еще, если не бес?
Копьями с древками из ирги
Взмахнули, пронзили друг друга они,
Постояли, снова стали копьями колоть,
Изогнулись копья, все в крови.
Припали на колени кони их,
На кинжалах батыры дрались,
Мечами рубились они.
Кинжалы сломались у них,
Мечи изогнулись у них,
У обоих железные кольчуги
По колечкам разошлись.
И вот батыр Кобланды
Казана сдвинул копьем с седла
Прямо на круп его коня,
Взмахнул копьем и в него вонзил.
По белому телу кровь потекла,
Ударил еще, и отлетела его душа.
Казан свалился с коня,
Закричали воины его,
Многочисленным жителям города —
Всем весть подают:
Погиб предводитель наш,
Скоротал он свой век.
Сорок тысяч конных кызылбашей
Сгрудились, словно отара овец,
Не могут сдвинуться с места,
Не смеют в город вернуться,
Не могут войти в ворота,
Скопились на холме, толпятся.
Сорок тысяч конных кызылбашей,
Увидав, что в одиночестве батыр,
Тут же стали его окружать,
Окружили со всех сторон.
Благородный Кобланды
Опечалился: "Один-одинешенек я,
Не на кого опереться мне.
Что пользы от того,
Что в Караспане много людей?
Если выстою, а кызылбаши побегут,
Кто расскажет о мужестве моем
Многочисленным кипчакам,
Живущим у горы Караспан?
Если случится, что я упаду,
Израненный ударом копья,
Железную кольчугу, что на мне,
Тайбурыла, что подо мной,
Кто доставит и даст весть обо мне
Старым отцу и матери моим?
Пусть сегодня же кровью окрасится
Железная кольчуга моя!
Увидел врага — разгневался я.
Мне ли бежать от врага?
Копью моему с зарубиной на древке
Вонзиться сегодня день настал,
Из лука булгарского бухарской стрелой
Настал сегодня день стрелять.
Копьем с зарубиной на древке
Проколю врага. Я клянусь!
Копье, что кровью напьешься, клянись!
Из лука булгарского бухарскую стрелу
Выпущу. Я клянусь!
Выдержать силу мою —
Не сломаться пополам, лук, клянись!
Не пробьет тебя ни стрела, ни меч,
Железная кольчуга, что выковал Даут!
Белое тело мое, что ласкали отец и мать,
Не дашь стреле пронзить, кольчуга, клянись!"
Когда Кобланды так сказал,
Предчувствуя, как тяжко будет ему,
Резвый конь его Тайбурыл
Встал на дыбы, на месте закружил.
Кобланды, рожденный богатырем,
Весь подобрался, распрямил свой стаи
Да пошлет ему благополучие бог!
Золотой с медным верхом шлем
Надвинул батыр до самых глаз.
Сорок тысяч конных кызылбашей
Для батыра — что сорок человек.
Пули, даже если стрелять в упор,
Как колючки, не смогут уколоть
Лицо богатыря Коблеке.
С его век осыпается снег,
Ресницы покрылись льдом,
Он разъярился, рассвирепел,
Один-одинешенек богатырь
Скачет, истребляет врагов,
Словно волк, напавший на овец,
Рубит он их на скаку.
В страхе бегут кызылбаши,
Как куланы, на которых напал тигр.
Белые руки его в крови,
Усталость во всем теле его.
Пробился через толпы врагов,
Всю свою мощь врагу показал.
Подмоги ему неоткуда ждать —
Жизнь его в руках судьбы.
Огромный стяг он поднял,
Пропитанный кровью стяг,
Сорок тысяч конных кызылбашей
Мечутся взад-вперед.
Мало их осталось в живых,
В бегство обратились они.
Да разве батыр даст им бежать?
Кобланды преградил им путь,
Бесстрашно пикой колол,
Сваливал одного за другим,
Копье у батыра Коблеке
Окрасилось в алой крови.
В городе новые воины поднялись,
Пробудившись ото сна.
Кобланды с теми, кто не убежал,
Сражался семь дней подряд,
Чуть ли не всех порубил.
Женщины в городе том,
Лишившись своих мужей,
Остались вдовами, осиротели они,
Кобланды сечу не прекратил,
На этом не успокоился он.
Направил своего коня
К городу Казана Кырлы,
Словно ясный сокол, стремглав,
В город ворвался на коне.
Не дав людям в лощины уйти,
Не дав стадам выйти в степь,
Предместье города кровью залил,
Поднял пыль столбом у ворот.
Город Казана с сорока воротами
К исходу восемнадцатого дня
Разрушил и развеял в прах.