Хумай
Егет, я вижу, ты растерялся,
А к лицу ли растерянность батыру?
Разве забыл ты - Урал, умирая,
Призывал жить в мире,
Злобы не зная. Не сказал ли он:
"Люди, себя жалейте,
Из озер воду не пейте,
Себя опасностям не подвергайте..."
Пусть ты пойдешь войной на Шульгена,
Пусть разгромишь его,
Но пользы от его воды не будет -
Не утолит она жажду людям,
Не станет им молоком материнским...
Идель задумался, сошел с Акбузата,
Выхватил меч отцовский, булатный,
Взошел на гору, встал половчее
И поднял меч над головою.
Идель
Эта булатная сталь сверкала
В руке отца моего Урала.
Без воды тоскует земля родная,
Люди задыхаются от жажды.
Вправе ли я
Называться мужчиной,
Если бессилен найти воду?!
Так Идель воскликнул
И, ударив мечом булатным, рассек гору,
И серебристый ручей с журчаньем
Побежал вдоль горы проворно,
Но на пути преградой черной
Встала гора Яман-тау,
Возникшая из тела Азраки.
Яростно Идель размахнулся -
Пополам перерубил гору,
И ручей побежал дальше
И, наполняясь белой водою,
Стал настоящей, большой рекою.
Гора, на которой стоял Идель,
Иремель-горою стала зваться,
А место, по которому меч ударил,
Стало Кыркты именоваться,
А реку назвали в честь егета -
И теперь ее Иделью называют.
К берегам реки подбежали люди,
С наслаждением пили воду,
Радостно говорили друг другу:
"Белую реку открыл Идель,
Она с журчаньем бежит по долине
И грустные думы уносит...
Отныне сладкие воды реки Идель
Смоют с лица нашего слезы..."
Братья - Яик, Хакмар и Нугуш
Пошли искать новые реки
И так, как Идель, они прорубили
В горах высоких ручьям дорогу.
И, по-братски разделив землю,
Вдоль этих рек построили жилища.
...Спят Уральские горы спокойно,
Их сон баюкают четыре речки
С именами четырех батыров.
Не замутняются белые воды,
И все живущие здесь народы
Из поколения в поколенье
Помнят и чтут славных батыров.
Гэсэр. Ветвь девятая. Поражение трех шарагольских ханов
Бурятский народный эпос
Полет железной птицы
Ствол у дерева серый,
Свечи в желтой листве,
А в стихах о Гэсэре -
Битва в каждой главе.
Нам за ястребом в тучах
Почему б не погнаться,
Родословной могучих
Почему б не заняться?
В поединках побеждены,
С многооблачной вышины
Наземь сброшены были три сына -
Три опоры Атай-Улана.
Утвердились три злобных хана,
Шарагольских три властелина,
Там, где Желтой реки долина.
Самый старший был стар и бел,
Прозывался Саган-Гэрэл,
Табунами коней владел,
Что светились белою мастью.
Черный люд, подневольный люд,
У него находился под властью.
Средний сын, тот Шара-Гэрэл,
Что соловым конем владел,
Был для мира людского напастью.
Черный люд, подневольный люд,
Под его находился властью.
Самый младший, Хара-Гэрэл,
Сероцветной кобылой владел,
На расправу был крут и лют.
Под его находился властью
Черный люд, подневольный люд.
Вот подумал Саган-Гэрэл:
"Не пора ли свату отправиться,
Чтоб для первенца-сына красавицу
На просторной земле присмотрел?"
Стали хитрым трудом трудиться
Три владыки, три колдуна.
Сотворили огромную птицу,
Что, казалось, земле равна.
Хан Саган-Гэрэл белолицый
Создал голову этой птицы
Из белейшего серебра,
Чтоб возвысилась, как гора.
Желтоликий Шара-Гэрэл
Отлил грудь из желтого золота,
Чтоб сверкала жарко и молодо.
Черноликий Хара-Гэрэл
Из железа выковал тело,
Чтобы черным блеском блестело.
Сын Сагана, Эрхэ-тайжа,
Чародействуя, ворожа,
Сделал крылья и оперенье
И вдохнул в нее душу живую
Для полета и для паренья.
Рукотворную птицу большую,
Что была, как земля, велика,
Угощают мясом быка,
И тогда существо рукотворное,
Непомерное, туловом черное,
Шевельнуло клювом по-птичьи
И сожрало все мясо бычье.
Дали целого ей жеребца -
Съела птица мясо и сало
И еще еды пожелала,
Чтоб насытиться до отвала.
Дали целого ей верблюда,
Чтоб насытилась птица-чудо.
Клюв у птицы как мощный молот -
Кое-как утолила голод!
Три владыки, три злобных брата,
Наставляют разбойного свата:
"Троекратно ты облети
Землю круглую, нежную, юную,
Осмотри все дороги-пути,
Ибо девушку надо найти,
Чтоб сияла прелестью лунною,
Ты четырежды осмотри,
Чтоб сияла светлей зари,
А потом уже отбери
Ту, чьи щеки алее дня,
Ту, чьи губы жарче огня,
Ту, чье сердце - пахучий цветник,
Ту, чьи думы - кипучий родник!"
С этим твердым ханским наказом
Рукотворная птица разом
На высокое небо взлетела -
Как земля, велико ее тело!
Распростертые мощные крылья
И луну и солнце закрыли,
Расширялась когтистою тучею,
В небе тварь пожирая летучую.
Троекратно она облетела
Ширь и даль земного предела,
Выполняя слово наказа,
Облетела четыре раза
Землю круглую, нежную, юную,
Но нигде с красотою лунною
Не находит она невесты
Совершенной и наилучшей,
Той, чье сердце - цветник пахучий,
Той, чьи думы - родник кипучий.
Над вселенною пролетая,
Увидала железная птица:
На просторах счастливого края,
Где река Мунхэ, закипая,
По долине Морэн струится,
Расстилается величаво
Ранних жаворонков держава.
Опустилась птица большая,
Землю крыльями закрывая,
Посреди благодатных трав,
Распростершихся без предела,
И на лиственницу присела,
Ветви красные обломав.
А Гэсэра вторая жена,
Дорогая Урмай-Гохон,
Светоносная, как луна,
Озарившая небосклон,
Блеском правой своей щеки
Затмевая закат высокий,
Блеском левой своей щеки
Затмевая свет на востоке,
Как трава степная, звеня,
В это время зарей-восходом
Засияла перед народом,
Возвестив наступление дня.
В это время дядя Гэсэра,
Многомудрый нойон Саргал,
Все измерив, чему есть мера,
Дальновидным умом познал,
Что за птица вдруг прилетела,
Распластав железное тело.
И, с обличьем обеспокоенным,
Он сказал Гэсэровым воинам -
Храбрецам тридцати и трем:
"Прилетела к нам не с добром
Рукотворная эта птица.
В ней опасность большая таится.
Надо справиться с ней, с проклятой,
А не то беда разразится.
К нам проникла, как соглядатай,
На разведку примчалась птица!
У нее голова бела,
Голова блестит серебром,
Пусть взлетит стальная стрела, -
Эту голову разобьем.
Пусть стрела засвистит, взлетая,
Чтоб разбилась грудь золотая,
Пусть и третья взлетит стрела,
Чтоб разбились оба крыла!"
Но Гэсэровы тридцать и три -
Эти грозные богатыри -
Стали робки, стали несмелы,
Не метнули проворные стрелы
В эту птицу величиной
В необъятный простор земной.
И тогда по хребту земли
Поднялась огромная птица, -
На восток, на восток стремится,
Уменьшаясь все время вдали:
То в пылиночку сокращается,
То в былиночку превращается.
На летунью Алма-Мэргэн
Посмотрела с видом расстроенным:
Ведь Гэсэра третья жена
Родилась настоящим воином!
Тетиву натянула она
И пустила стрелу Хангая, -
От большого пальца большая
Сила этой стреле дана!
Восемь верхних высот пронзая,
Сотрясла их до самого дна,
Семь глубин и низин потрясая,
Их стрела пронзила насквозь.
Говорит воитель-красавица:
"На ладони отозвалось,
И в ушах моих отдалось.
Пусть вдвоем верховые отправятся,
Пусть посмотрят, что там стряслось".
По верхушкам трав луговых
Двое двинулось верховых:
Там, где зелень светом дышала,
Там, простреленное, лежало
Из крыла, что было остро,
Быстро выпавшее перо.
Двое славных и сильных бойцов
Пятьдесят притащили возов,
Пятьдесят возов запрягли,
На возах поместили перо
Из крыла, что было остро,
Из крыла, что скрылось вдали,
Из крыла той птицы, чье тело -
Словно ширь земного предела.
На пятидесяти возах
Кое-как притащили перо.
Вспыхнул гнев у Саргала в глазах.
Он, всегда защищавший добро,
Убеленный годов серебром,
Так сказал тридцати и трем:
"Далеко-далеко на востоке,
Желтоцветной долиной владея,
Пребывают, хитры и жестоки,
Три владыки, три хана-злодея,
Ненавистники рода людского.
Зависть, злоба и месть - их основа,
Ложь и мерзость - их клятва и слово,
А разбой и грабеж - ремесло.
Чтоб узнать, что у нас творится,
Чтоб людей победило зло,
Ими послана эта птица
Рукотворная, величиной
В необъятный простор земной.
Жаль, что мой племянник Гэсэр
О державе мало заботится,
Где-то в дальнем краю охотится,
Жаль, что наша Алма-Мэргэн
Не сразила стрелой соглядатая
И разведчица эта пернатая
За далекими скрылась пределами.
Жаль, что вы, тридцать три храбреца,
Растерялись - и стали несмелыми
И беспечными ваши сердца,
Жаль, что в птицу я сам не стрелял:
Постарел, ослабел ваш Саргал..."