Жил в старину Персеваль,—

Изведал вполне я

Сам Персеваля удел:

Тот с изумленьем глядел,

Робко немея,

На оружия сталь,

На священный Грааль,—

Так, при Донне смущеньем объят,

Только взгляд

Устремляю вослед

Лучшей из Донн,— ей соперницы пет.

Врезано в сердца скрижаль

Свидание с нею:

Взор меня лаской согрел,

Я оробел, онемел,—

Этим себе я

Заслужил лишь печаль

И сомненье, едва ль

Я других удостоюсь наград.

Но стократ

Муки прожитых лет

Сладостней радостей легких побед.

Ласкова речь ваша,— жаль,

Душа холоднее!

Иначе я бы посмел

Верить — не зря пламенел

Молча, робея:

И без слов не пора ль

Знать, как тягостна даль

Для того, кто, любовью богат,

Вспомнить рад

Хоть ваш первый привет,

Хоть упованья обманчивый бред.

В небе найдется звезда ль,

Что солнца яснее?

Вот я и Донну воспел

Как совершенства предел!

Краше, милее

Мы видали когда ль?

Очи, словно хрусталь,

Лучезарной игрою манят

И струят

Мне забвение бед,

Тяжких обид и печальных замет.

Жизнь не зовет меня вдаль,

Всего мне нужнее

Сердцу любезный предел.

Все бы дары я презрел,—

Знать бы скорее:

Милость будет дана ль,

Гибель мне суждеиа ль?

Если буду могилою взят

Пусть винят —

Вот мой горький завет! —

Вас, моя Донна, очей моих свет!

Старость умом не славна ль?

Вы старцев мудрее.

Юный и весел и смел,

Все бы резвился и пел,—

Вы веселее!

Юность в вас не мудра ль?

Мудрость в вас не юна ль?

Блеск и славу они вам дарят,

Говорят,

Покоряя весь свет,

Как совершенен ваш юный расцвет.

Донна! Муки мне сердце томят,

Но сулят,

Что исчезнет их след:

Милость приходит на верность в ответ. 

— Пердигон! Порой бесславно

Жизнь ведет свою барон,

Он и груб и неумен,

А иной виллан бесправный

Щедр, учтив, и добр, и смел,

И в науках преуспел.

Что донне можете сказать:

Кого из этих двух избрать,

Когда к любвн ее влечет?

- Мой сеньор! Уже издавна

Был обычай заведен

(И вполне разумен он!):

Если донна благонравна,

С ровней связывать удел

Тот обычай повелел.

Как мужику любовь отдать?

Ведь это значит потерять

И уваженье и почет.

— Пердигон! Зачем злонравный

Благородным наречен!

Нет! Лишь в сердце заключен

Благородства признак главный,

И наследственный удел

Не заменит славных дел.

Иной барон — зверям под стать.

Ужель медведя миловать?

Тут имя знатное не в счет!

— Мой сеньор! Мне так забавна

Ваша речь. Я поражен:

Ведь виллан же не рожден,

Чтобы донн ласкать, как равный!

Сколь бы он ни обнаглел,

И для наглых есть предел!

Как донну—донной величать,

Коль та с мужицкою смешать

Посмела кровь, что в ней течет

— Пердигон! Забыли явно

Вы про вежества закон,—

Вот так мудрый Пердигон!

Сердце с сердцем равноправно.

Я б на имя не глядел

И призвать бы донн посмел

Любовь достойным отдавать,

А званьями пренебрегать:

Мы все — один Адамов род!

— Мой сеньор! Вопрос исправно

Разберем со всех сторон.

Рыцарь верен испокон

Власти вежества державной,

А мужик в бароны сел,

Да глядишь — и охамел:

Кота-мурлыку сколь ни гладь,

Но стоит мыши зашуршать

И зверем стал домашний кот!

— Пердигон! Кто ж одолел

В нашем споре? Срок приспел:

Чью правоту теперь признать,

Одни Файдит волен решать.

Пускай сужденье изречет!

— Мой сеньор! Я б не хотел,

Чтоб его сей спор задел —

Он сам виллан! Но должен знать

Любви достойна только знать,

Вилланов же — мотыга ждет! 

Конь по холмам меня носил.

Кругом чуть-чуть лишь рассвело.

Цветы боярышник раскрыл,

И там, внизу, где все бело,

Девицу заприметил я.

Мчусь я к ней — холмы пологи,

У коня проворны ноги,—

А вдруг знакомка то моя?

Вот я на землю соскочил,

Забыт и конь мой, и седло,

Еще и рта я не раскрыл,

Как ручек ощутил тепло!

Потом, лицо в тени тая,

Мне под липой, в темном логе,

Целовала без тревоги

Глаза и рот она, друзья!

Без чувств упасть готов я был,

Но локон девичий взвило,

Он щекотнул, и все прошло.

Вкусив любви, я возносил

Хвалу владыке бытия.

И она твердит о боге:

Без божественной подмоги

Я, мол, не стала бы твоя!

— Подруга,— я проговорил,—

С тобой легко мне и светло.

Я тайну до сих пор хранил,

Не обрати ее во зло.

Сокрыла жизни толчея —

Языки людские строги! —

Ту, с кем был я на пороге

Счастливого житья-бытья.

— Сеньор, и мой удел уныл:

Ведь то меня — хитро и зло! —

Наветчик с вами разлучил.

Да, нам досталось тяжело.

Но, злобно клевету струя,

Все подвохи и подлоги

Стали тщетны и убоги,—

Нам злоба не страшна ничья!

— Теперь я горе позабыл,—

Тебя мне встретить повезло

На воле, где сердечный пыл

Ничто гасить нам не могло:

Ведь тут никто нам не судья,

Соглядатаи немноги —

Лишь холмов немых отроги

Да струи чистые ручья.

— Сеньор! Хоть Евы колея

По греховной шла дороге,—

Не стремлюсь я в недотроги,

Ведь вы ж не дьявол, не змея!