Изменить стиль страницы
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
1Читатель, если ты в горах, бывало,
Бродил в тумане, глядя, словно крот,
Которому плева глаза застлала,
4Припомни миг, когда опять начнет
Редеть густой и влажный пар, — как хило
Шар солнца сквозь него сиянье льет;
7И ты поймешь, каким вначале было,
Когда я вновь его увидел там,
К закату нисходившее светило.
10Так, примеряясь к дружеским шагам
Учителя, я шел редевшей тучей
К уже умершим под горой лучам.
13Воображенье, чей порыв могучий
Подчас таков, что, кто им увлечен,
Не слышит рядом сотни труб гремучей,
16В чем твой источник, раз не в чувстве он?
Тебя рождает некий свет небесный,
Сам или высшей волей источен.
19Жестокость той, которая телесный
Сменила облик, певчей птицей став,
В моем уме вдавила след чудесный; [881]
22И тут мой дух всего себя собрав
В самом себе, все прочее отринул,
С тем, что вовне, общение прервав.
25Затем в мое воображенье хлынул
Распятый, гордый обликом, злодей,
Чью душу гнев и в смерти не покинул.
28Там был с Эсфирью, верною своей
Великий Артаксеркс и благородный
Речами и делами Мардохей. [882]
31Когда же этот образ, с явью сходный,
Распался наподобье пузыря,
Лишившегося оболочки водной, —
34В слезах предстала дева, говоря:
«Зачем, царица, горестной кончины
Ты захотела, гневом возгоря?
37Ты умерла, чтоб не терять Лавины, —
И потеряла! Я подъемлю гнет
Твоей, о мать, не чьей иной судьбины». [883]
40Как греза сна, когда ее прервет
Волна в глаза ударившего света,
Трепещет миг, потом совсем умрет, —
43Так было сметено виденье это
В лицо мое ударившим лучом,
Намного ярче, чем сиянье лета.
46Пока, очнувшись, я глядел кругом,
Я услыхал слова: «Здесь восхожденье»,
И я уже не думал о другом,
49И волю охватило то стремленье
Скорей взглянуть, кто это говорил,
Которому предел — лишь утоленье.
52Но как на солнце посмотреть нет сил,
И лик его в чрезмерном блеске тает,
Так точно здесь мой взгляд бессилен был.
55«То божий дух, и нас он наставляет
Без нашей просьбы и от наших глаз
Своим же светом сам себя скрывает.
58Как мы себя, так он лелеет нас;
Мы, чуя просьбу и нужду другого,
Уже готовим, злобствуя, отказ.
61Направим шаг на звук такого зова;
Идем наверх, пока не умер день;
Нельзя всходить средь сумрака ночного».
64Так молвил вождь, и мы вступили в тень
Высокой лестницы, свернув налево;
И я, взойдя на первую ступень,
67Лицом почуял как бы взмах обвева;
«Beati, — чей-то голос возгласил, —
Pacific! [884], в ком нет дурного гнева!»
70Уже к таким высотам уходил
Пред наступавшей ночью луч заката,
Что кое-где зажглись огни светил.
73«О мощь моя, ты вся ушла куда-то!» —
Сказал я про себя, заметя вдруг,
Что сила ног томлением объята.
76Мы были там, где, выйдя в новый круг,
Кончалась лестница, и здесь, у края,
Остановились, как доплывший струг.
79Я начал вслушиваться, ожидая,
Не огласится ль звуком тишина;
Потом, лицо к поэту обращая:
82«Скажи, какая, — я сказал, — вина
Здесь очищается, отец мой милый?
Твой скован шаг, но речь твоя вольна».
85«Любви к добру, неполной и унылой,
Здесь придается мощность, — молвил тот. —
Здесь вялое весло бьет с новой силой.
88Пусть разум твой к словам моим прильнет,
И будет мой урок немногословный
Тебе на отдыхе как добрый плод.
91Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, —
Так начал он, — ты это должен знать,
Полна любви, природной иль духовной.
94Природная не может погрешать; [885]
Вторая может целью ошибиться,
Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
97Пока она к высокому стремится,
А в низком за предел не перешла,
Дурным усладам нет причин родиться;
100Но где она идет стезею зла
Иль блага жаждет слишком или мало,
Там тварь завет творца не соблюла.
103Отсюда ясно, что любовь — начало
Как всякого похвального плода,
Так и всего, за что карать пристало.
106А так как взор любви склонен всегда
К тому всех прежде, кем она носима,
То неприязнь к себе вещам чужда.
109И так как сущее неотделимо
От Первой сущности, [886]она никак
Не может оказаться нелюбима.
112Раз это верно, остается так:
Зло, как предмет любви, есть зло чужое,
И в вашем иле [887]вид ее трояк.
115Иной надеется подняться вдвое,
Поправ соседа, — этот должен пасть,
И лишь тогда он будет жить в покое;
118Иной боится славу, милость, власть
Утратить, если ближний вознесется;
И неприязнь томит его, как страсть;
121Иной же от обиды так зажжется,
Что голоден, пока не отомстит,
И мыслями к чужой невзгоде рвется.
124И этой вот любви троякий вид
Оплакан там внизу; но есть другая,
Чей путь к добру — иной, чем надлежит.
127Все смутно жаждут блага, сознавая,
Что мир души лишь в нем осуществим,
И все к нему стремятся, уповая.
130Но если вас влечет к общенью с ним
Лишь вялая любовь, то покаянных
Казнит вот этот круг, где мы стоим.
133Еще есть благо, полное обманных,
Пустых отрад, в котором нет того,
В чем плод и корень благ, для счастья данных.
136Любовь, чресчур алкавшая его,
В трех верхних кругах предается плачу;
Но в чем ее тройное естество,
139Я умолчу, чтоб ты решил задачу». [888]
вернуться

881

ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
Круг третий (окончание). — Круг четвертый. — Унылые

19-20. Жестокость той… — Прокна, чтобы отомстить своему мужу — фракийскому царю Терею, который изнасиловал ее сестру Филомелу и вырезал у нее язык, убила своего сына Итиса и его мясом накормила отца (Метам., VI, 424–674). Прокна (по тому варианту мифа, которому следует Данте) была превращена в соловья, а Филомела — в ласточку (ср. Ч., IX, 13–15).

вернуться

882

26-30. Распятый, гордый обликом, злодей… — Аман, приближенный персидского царя Артаксеркса, злобствуя на Мардохея, замыслил его повесить и истребить всех иудеев. Но царица Эсфирь, иудеянка, предотвратила его замысел, и царь велел повесить Амана на дереве, которое тот готовил для Мардохея (Библия).

вернуться

883

34-39. В слезах предстала дева… — Лавина, или Лавиния (А., IV, 125; Р., VI, 3), дочь царя Лация, Латина, и Аматы. Отец просватал ее за троянского вождя Энея, а мать хотела выдать за Турна, царя рутулов. Смотря на битву троянцев с рутулами и думая, что Турн убит, Амата «в мрачной ярости повесилась» (Эн. VII, 249–474; XII, 593–613).

вернуться

884

68-69. «Beati pacifici»(лат.) — «Блаженны миротворцы».

вернуться

885

94.  Природная любовь— это естественное стремление тварей (будь то первичное вещество, растение, животное или человек) к тому, что для них благотворно («Пир», III, 3). Она никогда не ошибается в выборе цели.

вернуться

886

110.  Первая сущность— бог.

вернуться

887

114.  В вашем иле— то есть на земле.

вернуться

888

91-139. Вергилий излагает учение о любви как об источнике всякого добра и зла и поясняет градацию кругов Чистилища: круги I, II, III — любовь к «чужому злу», то есть зложелательство (гордость, зависть, гнев); круг IV — недостаточная любовь к истинному благу (уныние); круги V, VI, VII — чрезмерная любовь к ложным благам (корыстолюбие, чревоугодие, сладострастие).