Изменить стиль страницы

Жена Киёцунэ

Упреком отвечает на упрек.

Дух Киёцунэ

Всему виною эта прядь волос,

Жена Киёцунэ

Безжалостный прощальный дар!

Хор

В жестокости друг друга обвиняя,
В жестокости друг друга обвиняя,
Они ложатся этой ночью рядом
На изголовье, влажное от слез,
Ложатся рядом этой ночью, но обиду
Таят в сердцах и потому чужими
На ложе общем, одиночеством томясь,
Часы желанного свидания проводят.
Печально, ах, печально!
"Жестокой мукой ныне стал твой дар.
Не будь его, забвение, быть может,
Скорее бы пришло ко мне, увы".
И от печальных мыслей
Влажнеют рукава,
И от печальных, безнадежных мыслей
Влажнеют рукава мои.

Дух Киёцунэ.Забудь же о своих обидах и послушай, что случилось у берегов Сикоку и Цукуси… Однажды пронесся слух, что враги отправились в поход на наш замок в Ямага [282]. Немедля сели мы за весла и всю ночь, ни на миг не смыкая глаз, гребли и утром оказались у берегов Янаги-но ура.

Хор

Залив был, право же, достоин
Названья своего.
Вдоль берега его чредою длинной
Тянулись ивы, а под сенью их
Расположилось станом войско Тайра.

И вот однажды пожелал наш повелитель отправиться на поклоненье в храм бога ратных дел, могущественного Хатимана. Мы поспешили в Уса и вознесли молитвы о помощи в грядущих сражениях и, уповая на милость великого бога, поднесли ему свои дары — семь лучших скакунов, золото и серебро.

Жена Киёцунэ

"Сам Хатиман [283]не может горести мирские
Рассеять. Стоит ли молитвы
Напрасно расточать здесь?"

Дух Киёцунэ

Слова такие прозвучали в храме.

Хор

"О, осень поздняя! Бессильные слабеют,
Смолкают голоса цикад,
Слабеет и душа, надежд лишаясь прежних", —
Промолвил тюнагон.

Дух Киёцунэ

И мы тогда

Хор

В унынии глубоком: неужели
Оставили и боги нас и будды —
Упали духом и, утратив все надежды,
Отправились назад. Уныло
Скрипели старые колеса. И в печали
За государем мы вернулись во дворец.
О, горькая тоска!
Но тут прослышали, что вражеские рати
Приблизились к Нагато, и опять
За весла сели, с омраченным сердцем
Ладьи направили неведомо куда.
Воистину, что мир наш? Сон мгновенный!
Проходит и сменяется другим.
Цветы, что расцвели весною Хогэн,
Давно увяли, и холодный ветер
Срывает листья осени Дзюэй.
Безжалостно разбросанные листья
Качаются в волнах. Плывут куда-то
По морю бесприютные ладьи.
В заливе Ив вздымает волны ветер,
Их рати грозные за нами по пятам
Бегут, не отставая, вал за валом.
На сосны бросишь взгляд — там стаи белых
цапель
Крылами плещут — или на ветру
Там плещутся знамена Минамото?
Все больше падали мы духом. И тогда
Киёцунэ задумался невольно:
"В душе моей так явственно звучат
Слова пророческие Хатимана.
Они ведь сказаны недаром: "Буду я
Лишь с правым!" [284]Безраздельно сердцем
Мысль эта завладела.

Дух Киёцунэ

Все тщетно в жизни нашей. На мгновенье
Блеснет роса — и тает без следа.

Хор

Конец неотвратим. Доколе
Мне суждено страдать, скитаться в мире, —
Беспомощный листок ладьи отдав на прихоть
волн?
Не лучше ль в воду броситься однажды
И так свой кончить век? Решился сердцем —
Чего от мира ждать? — и, не сказавшись людям,
Стал на корме, луною предрассветной
Залюбовался, флейту вынул,
И звуки чистые над морем потекли.
И так стоял он, напевая имаё,
Слагая песни о былом и о грядущем.
О, жизнь превратная! Волна нахлынет и
отхлынет,
И знать, когда придет конец, нам не дано.
Волна уйдет, чтоб не вернуться боле,
Не возвращается и прошлое. Ах, право,
Одни лишь муки постоянны в этом мире!
"Жизнь — странствие, и я без сожаленья
Прерву его", — он молвил, и казалось,
Безумие вдруг овладело им в тот миг.
Не замечая никого, он взор свой светлый
С надеждой в небо устремил. Взгляни!
Луна, наш мир печальный покидая,
Скользит на запад…
"Меня с собою ты возьми, — воскликнул он, —
О, не оставь меня, великий Будда!"
Наму Амида Буцу… Наму Амида Буцу…
Он в волны бросился, течение морское
В пучину тело увлекло.
Печальная кончина!

Жена Киёцунэ

Рассказ печальный твой мне разрывает сердце,
Но горек ведь и мой удел; обречена я
Тонуть в волнах тяжелых сновидений,
Бушующих в бескрайнем море скорби.
Увы, как горестны супружеские узы!

Дух Киёцунэ

К чему слова! И этот мир земной
Подобен царству тьмы. Печальна участь
Непрочной пены, вдруг вскипевшей на воде, —
Но никому не избежать ее, увы!
В мир демонов сошедший,
вернуться

282

Ямага— место в провинции Тикудзэн (нынешняя Фукуока) на Цукуси, где разбили свой военный лагерь Тайра.

Бог Хатиман — бог войны синтоистского культа (обожествленный древний японский государь Одзин). В Уса (на Цукуси) находится один из основных посвященных ему храмов.

вернуться

283

"Сам Хатиман не может…" — Пророчество Хатимана имеет двойной смысл: за внешним, который и дан в переводе, скрывается внутренний, выявляющийся благодаря многозначности входящих в него слов: "Нет в Уса бога для Тайра. Зачем же пришли вы на Цукуси и о чем молитесь?" В "Сказании о расцвете и падении…" стихотворение это вложено в уста брата Киёцунэ Тайра Масамори, незадолго до описываемых событий пожалованного званием тюнагона (второе из высших придворных званий). В действительности автором стихотворения является Фудзивара Сюндзэй (антология "Сэндзайвакасю"). Нагато — южная часть острова Хонсю, примыкающая к Кюсю (современная префектура Ямагути). Хогон и Дзюэй — названия годов правления: 1156–1159 и 1182–1183. Годы Хогэн отмечены расцветом рода Тайра, годы Дзюэй — постепенным упадком рода и полной потерей власти в 1183 году. В "Сказании о расцвете и падении…" говорится: "Род Тайра, подобно весенним цветам — пышно цвел в годы Хогэн и угас, как осенний багрянец клена, в годы Дзюэй" на сосны бросишь взгляд… — В "Сказании о доме Тайра" сказано так: "Замечая стан белых-цапель на далеких соснах, мы тревожились — уж не знамена ли Минамото развеваются там, а слыша крики диких гусей далеко в море, пугались — уж не возгласы ли то гребцов с преследующих нас вражеских лодок?"

вернуться

284

"Буду я//Лишь с правым!" — Считается, что бог войны Хатиман дал обет быть всегда на стороне справедливых. В "Дзиккинсё" ("Собрание десяти наставлений", 1252) говорится: "Великий Хатиман изволил дать обет, что он лишь в справедливой голове найдет себе прибежище)".

"Меня с собою ты возьми…" — Обращаясь к скользящему на запад месяцу, Киёцунэ просит взять и его в Западный край, туда, где находится Чистая земля (буддийский рай).