Изменить стиль страницы
СХXIII
Роланд кровавый Дюрандаль сжимает.
1630Он слышит, как французы застонали.
В груди его от скорби сердце сжалось.
Он мавру молвит: «Бог тебя накажет.
Ты за убитых мне сейчас заплатишь».
Коня он шпорит, мчится на араба.
1635Кто б верх ни взял, ужасна будет схватка.
CXXIV
И мудр и смел Грандоний был всегда,
В сраженье никогда не отступал.
Пустил он на Роланда скакуна.
Хоть графа он увидел в первый раз,
1640Но вмиг его узнал по блеску глаз,
По статности, по красоте лица.
Невольный страх почувствовал араб,
Попробовал, но не успел бежать —
Роланд нанес ему такой удар,
1645Что по забрало шлем пробила сталь,
Сквозь лоб, и нос, и челюсти прошла,
Грудь пополам с размаху рассекла,
И панцирь, и луку из серебра.
Роланд коню спинной хребет сломал,
1650Убил и скакуна и седока.
Испанцы стонут — их печаль тяжка.
Французы молвят: «Лихо рубит граф!»
Ужасен бой, и сеча жестока.
Французы на копье берут врага.
1655Когда бы привелось увидеть вам,
Как мрут бойцы, как хлещет кровь из ран,
Как трупы грудой на траве лежат!
Не устоять язычникам никак —
Хотят иль нет, а надо отступать.
1660Французы их теснят и гонят вспять.
Аой!
СХXV
Ужасна сеча, бой жесток и долог.
Французы бьются смело и упорно,
Арабам рубят руки, ребра, кости
И сквозь одежду в них вгоняют копья.
1665Зеленая трава красна от крови.
Арабы стонут: «Устоять нет мочи.
Французский край, будь Магометом проклят.
Твои сыны — отважней всех народов».
Марсилию кричат все мавры в голос:
1670«Король, поторопись подать нам помощь!»
CXXVI
Вот графа Оливье Роланд зовет:
«Мой побратим, согласны вы со мной,
Что пастырь наш Турпен — боец лихой?
Никто на свете не затмит его.
1675Разит он славно дротом и копьем».
Ответил тот: «Пора ему помочь».
И оба в битву поскакали вновь.
Удар их мощен, грозен их напор,
И все же христианам тяжело.
1680Когда бы вам увидеть привелось,
Как Оливье с Роландом бьют мечом,
Как мавров на копье Турпен берет!
Известно павших сарацин число —
И в грамотах и в жесте есть оно:
1685Их было тысяч свыше четырех.
Четырежды французы дали бой,
Но пятый был особенно жесток.
Всех рыцарей французских он унес.
Лишь шестьдесят от смерти спас господь,
1690Но сладить с ними будет нелегко.
Аой!
СХXVII
Роланд увидел — велики потери
И к Оливье такое слово держит:
«Собрат, я вам клянусь царем небесным,
Весь луг телами рыцарей усеян.
1695Скорблю о милой Франции я сердцем:
Защитников она лишилась верных.
Ах, друг‑король, опора наша, где вы?
Брат Оливье, скажите, что нам делать?
Как королю послать о нас известье?»
1700Ответил граф: «Не дам я вам совета.
По мне, погибель лучше, чем бесчестье».
Аой!
СХXVIII
Роланд сказал: «Возьму я Олифан [106]
И затрублю, чтоб нас услышал Карл.
Ручаюсь вам, он повернет войска».
1705Граф Оливье ответил: «Нет, собрат.
Вы род наш осрамите навсегда.
Не смыть вовек нам этого пятна.
Не вняли вы, когда я к вам взывал,
А ныне поздно нам на помощь звать.
1710Бесчестьем было б затрубить сейчас —
Ведь руки вплоть до плеч в крови у вас».
«То вражья кровь!» — воскликнул граф Роланд.
СХXIX
Промолвил граф Роланд: «Ужасна сеча!
Я затрублю, и Карл сюда поспеет».
1715Ответил Оливье: «То нам не к чести.
Я к вам взывал, но внять вы не хотели.
Будь здесь король, мы гибели б избегли,
Но тех, кто с Карлом, упрекнуть нам не в чем.
Собрат, клянусь вам бородой моею,
1720Что, если вновь с сестрицей Альдой встречусь,
Она с Роландом ложе не разделит» [107].

Аой!

СXXХ
Спросил Роланд: «Чем так вы недовольны?»
А тот ответил: «Вы всему виною.
Быть смелым мало — быть разумным должно,
1725И лучше меру знать, чем сумасбродить.
Французов погубила ваша гордость.
Мы королю уж не послужим больше.
Подай вы зов, поспел бы он на помощь
И не избегли б нехристи разгрома,
1730Король Марсилий — плена или гроба.
Нам ваша дерзость жизни будет стоить,
Теперь вы Карлу больше не помощник.
Вовек он не найдет слуги такого.
Вы здесь умрете, Франции на горе,
1735И наша дружба кончится сегодня:
До вечера мы дух испустим оба».
Аой!
СXXXI
Архиепископ спор услышал их,
Златые шпоры в скакуна вонзил,
Подъехал и с упреком говорит:
1740«Роланд и Оливье, друзья мои,
Пусть вас господь от ссоры сохранит!
Никто уже не может нас спасти,
Но все‑таки должны вы затрубить.
Услышит Карл, неверным отомстит,
1745Французы маврам не дадут уйти.
Сойдут они со скакунов своих,
Увидят нас, изрубленных в куски,
Оплачут нашу смерть от всей души,
Нас приторочат к мулам на вьюки
1750И прах наш отвезут в монастыри,
Чтоб нас не съели свиньи или псы».
Роланд в ответ: «Умней не рассудить».
Аой!
вернуться

106

Олифан— «Слоновая Кость», название Роландова рога.

вернуться

107

1719–1721Б. И. Ярхо по поводу этого места замечает: «Фраза построена так, точно отношения между Роландом и Альдой уже хорошо известны слушателям. Почти невозможно предположить, что имя Альды произносится здесь впервые, как нечто только что выдуманное жонглером. Итак, позади «Песни о Роланде» стояла какая‑то традиция, какое‑то сказание, существовавшее до возникновения «Песни». Но какое? Старшие варианты не дают материала для разрешения этого вопроса: «Песнь о предательстве Гвеноаа» и «Хроника Лже‑Турпена» вовсе не знают Альды; рукописи «Песни о Роланде» только развивают «смерть Альды», но умалчивают о праистории» («Песнь о Роланде по Оксфордскому тексту». Перевод со старофранцузского, вступительная статья и примечания Б. И. Ярхо. М. ‑Л., «Academia» 1934, с. 295.).

До сих пор соображения Б. И. Ярхо вызывают наше безоговорочное согласие. Традиция должна была быть, и, со своей стороны, мы ее представляем себе в форме известных «ткацких песен» (девушка и «красавец герой», любящие друг друга) с их задушевностью и деликатным лаконизмом. Но когда Б. И. Ярхо пытается обнаружить (хотя и со всеми возможными оговорками) следы этой традиции в галантном романе Бертрана из Бара на Обе «Жирар Вианский» (конец XII в.), мы отказываемся за ним следовать, считая этот роман типичным новообразованием в духе сентиментально‑психологических фантазии позднейшей эпохи (Подробное об образе Альды у Бертрана из Бара на Обе см. там же.). Альда Бертрана — предтеча «прекрасной дамы» не знающей жалости, не имеющая ничего общего с архаической Альдой народной поэзии, как она нам рисуется. Не будем пытаться заглянуть за рамки нам известного, соединяя вещи несоединимые.