– Но здесь у нас нет рабства.

– Думаю, они назвали это контрактом. Но это ничего не меняет. У меня по-прежнему нет дома, нет средств, нет права выбирать, танцевать мне или сидеть в саду. К тому же здесь у меня нет ни друзей, ни будущего. Во дворце я бы удалилась на покой, чтобы учить юных девочек или помогать воспитывать детей принца. Здесь? Я не понравилась своему владельцу. Меня продали лорду Джеймсу Данфорту, но ему тоже не так-то легко угодить, совсем не то, что радже. Английские джентльмены не ценят мою подготовку. У них нет никакой – как это выразить? – утонченности. Они всегда торопятся. Секс только в темноте, для разрядки, и то только для мужчины.

– Разве это не всегда так? – Дейзи подняла глаза от своего шитья, чтобы спросить об этом.

Симоне не хотелось слышать ответ на этот вопрос. Она предложила:

– Тогда оставь его.

– Я не могу. Лорд Джеймс выплатил моему хозяину стоимость моего проезда.

– Но он не может владеть тобой!

– У меня нет ничего, что принадлежало бы мне. Ни одежды, ни драгоценностей. Я – словно одна из ваших английских жен. Разве это не так в вашей стране?

Мужья были всемогущи в отношении своих жен, их денег и детей. Быть возлюбленной наложницей во дворце, возможно, было лучше, чем женой богатого мужчины, но все же последнее, тем не менее, было мечтой всех женщин в комнате.

Сандари покачала головой.

– Замужние женщины тоже рабыни, но только под другими именем: движимое имущество.

– Не все браки такие, – настойчиво возразила Симона. – Не все мужчины держат себя с таким превосходством. Моя мать была счастлива. Мой отец оставил свой мир ради нее.

Четыре женщины никогда не знали своих отцов. Две другие сбежали от своих родителей. Мать Дейзи работала усерднее, чем любая служанка, чтобы семья была накормлена, а дом сиял чистотой, мирясь с отсутствием супруга, который часто посещал паб. Никто, кроме Симоны, не знал брака, где партнеры были бы равны, где женщина не обменивала бы свою независимость на безопасность, респектабельность, постоянство. И на детей.

Беременная Элис Морроу вытерла глаза одним из новых платочков.

Все они пришли к выводу, что жизнь женщины трудна, и не важно, каково ее общественное положение.

–  A vrai dire, – заявила французская любовница мистера Гэлопа, а затем перевела всем остальным женщинам, включая Мими Грансо, которая вовсе не была француженкой. – Верно говорите.

То, что женщины страдали, не было секретом ни для одной из них, но положение Сандари было намного хуже, чем у большинства. Иглы замедлили свою работу, пока швеи обдумывали варианты для нее.

Мими забыла о своем акценте, чтобы настоять на своем:

– Если ты выиграешь, то этот молодчик Данфорт не сможет получить твой выигрыш. Тебе сразу нужно отнести деньги в банк, чтобы сохранить для себя.

– Возможно, ты сумеешь выиграть один из конкурсов, – предположила Элис, которая могла позволить себе быть щедрой, так как положение исключало ее из большей части соревнований. – Какими навыками ты владеешь? Кроме удовлетворения мужчины? Ты умеешь петь?

– Только не на вашем языке.

– Клэр никогда не поет по-английски, но с ней случится истерика, если ты станешь соперничать с ее выступлением.

– Может быть, ты танцуешь? Играешь на каком-то инструменте? Рассказываешь сказки, как та дама – Шехерезада?

Сандари опустила глаза.

– Я немного танцую, но не в вашем стиле.

Это звучало не слишком многообещающим для других женщин, которые раздумывали над способом, которым Сандари сможет заработать собственные деньги, хотя все они пытались сделать именно это.

– Мы можем заключать пари среди нас, как это делают мужчины.

– Какая от этого выгода? Мы можем проиграть. – Что не останавливало некоторых из них от ставок при игре в карты, Симона знала об этом.

Кто-то предложил, чтобы они все сжульничали и проиграли определенному победителю, который пообещает разделить приз.

Харри не понравится, если Симона будет делать что-то бесчестное. Кроме того, Клэр Хоуп никогда не согласится проиграть, или поделиться. И на самом деле никто добровольно не вызвался разделить собственные выигрыши.

– Горэм – очень влиятельный человек, – проговорила Дейзи, закончив последний полотняный квадратик. – Клэр может попросить его поговорить с Данфортом. Или, может быть, у Клэр есть другая идея.

У Клэр, которая лежала на шезлонге и читала книгу по философии, когда Симона вошла в комнату, было много идей. Ее горничная сидела рядом среди кучи подшитых носовых платков. Она попыталась спрятать иголку и нитку под грудой полотна.

– Я думала, что это служанка принесла чай, – проговорила Клэр после того, как воспользовалась словом, которое Симона никогда не слышала срывающимся с женских губ.

– Вы собираетесь сжульничать? – задала Симона вопрос с очевидным ответом.

– Я собираюсь выиграть.

– Но другим тоже нужны деньги.

– Не так, как мне. Я слишком стара, чтобы искать нового покровителя, слишком привыкла к роскошной жизни, чтобы отказаться от всего этого. Горэм должен мне.

– Тогда он должен заплатить, а не рассчитывать на ваш выигрыш.

– Его жена узнает об этом. Ее поверенный проверяет все его расходные книги. Ее приданое платит за все – вот почему он женился на ней – но ее денежки поступают на некоторых условиях.

– Но вы не можете обманывать! Дейзи заслуживает этой победы. Ей очень нужны деньги, чтобы поддержать свою семью в деревне.

Клэр бросила книгу на пол.

– Пусть найдут работу, как и другие бедные фермеры. Они не посылают мне баранину, и черт меня побери, если я стану отправлять им деньги.

– Несомненно, вы скопили немало денег после всех лет, прожитых с Горэмом? После музыкальной карьеры?

– Несомненно, то, что я делаю со своими средствами, вовсе не ваша забота.

Герцогиня не могла бы более высокомерно осадить ее, но Симона не отступала.

– Я не могу позволить вам сделать это.

– Что же вы сделаете, мисс Праведница? Расскажете Горэму? Он никогда не поверит вашим словам в обход моих. Он любит меня.

– Тогда подумайте о нем. Если он назовет меня лгуньей, то тогда Харри придется вызвать его на дуэль. – Харри никогда этого не сделает, если только не хочет разрушить собственные планы, но Симона не могла придумать никакой другой угрозы.

Клэр махнула в воздухе рукой с наманикюренными пальцами.

– Тьфу. Горэм – один из лучших фехтовальщиков в Англии.

– Харри победил его как раз сегодня утром. Если вы любите Горэма так сильно, то вы же не захотите увидеть его раненым, не так ли?

Клэр посмотрела на кипу носовых платков, а затем обратно на Симону с печалью в глазах.

– Я в любом случае потеряю его. Мне нужно выиграть.

– Она собирается солгать, я знаю, она сделает это, – поведала Симона Харри, пока они одевались к обеду, где женщины должны были представить свои носовые платки для подсчета. – Если я обвиню ее, она будет отрицать это. Как и ее горничная, конечно же, чтобы сохранить свое место.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил Харри, задрав подбородок, так как Метлок завязывал его накрахмаленный шейный платок. Любезно уважив ее скромность, они подождали, пока Симона оденется, прежде чем войти в спальню. Сейчас она наблюдала, зачарованная, как Метлок вносил завершающие штрихи в запутанный узел.

Ей пришлось с трудом собираться с мыслями после созерцания широких плеч Харри, ямочки на его только что выбритом подбородке, голубизны его глаз, совпадающей по цвету с сапфировой подвеской, которую она надела этим вечером с другим синим платьем.

– Я не знаю, что ты можешь сделать, но кто-то должен выступить против всей этой несправедливости. Ты же один из тех, кто так сильно восхищается правдой.

– Для тебя это важно?

– Конечно, важно! Я сомневаюсь, что другим женщинам платят так же хорошо, как и мне, так что они заслуживают справедливого шанса на выигрыш.