Ланарк воскликнул:

— Доктор Манро?

— В данный момент я не доктор, а камергер. Принесите ваши рюкзаки.

Ланарк повесил один рюкзак на плечо, а второй взял в руку. Рима попрощалась с Нэн, которая успокаивала расплакавшегося ребенка. Манро обернулся и стукнул жезлом в высокую дверь, которая с лязганьем открылась внутрь. Провел их через порог. Рима прижималась к боку Ланарка. Дверь закрылась.

Глава 32

Кулуары совета

Они оказались в круглой комнате с низким потолком, отделанной деревянными панелями. На полу лежал толстый ковер, пахло как в старом железнодорожном вагоне. Вдоль стены тянулась скамья с матерчатой обивкой, в центре, на столбе из красного дерева, покоилась бронзовая лысая голова в лавровом венке.

Манро громко произнес:

— В северную приемную.

Голова кивнула, послышалось тихое громыхание. Ланарк сообразил, что находится в экипаже, который движется куда-то в сторону. Манро пояснил:

— Механизм, который соединяет институт с помещениями совета, несколько износился. Садитесь, мы пробудем здесь еще несколько минут.

Они сели.

Рима прошептала:

— Правда, интересно?

Ланарк кивнул. Он был уверен в своих силах и думал, что теперь-то уж не побоится лорда президента-директора. Теперь он вырос. Манро шагал вокруг пьедестала, и Ланарк выкрикнул:

— Куда мы отправимся после встречи с лордом Монбоддо?

— Сперва узнаем, что он скажет.

— Но эти рюкзаки рассчитаны на какой-то определенный способ передвижения!

— Вы убываете по собственному желанию, поэтому путешествовать будете пешком. Уже поздно это обсуждать.

Дверь открылась, и человек, одетый так же, как Манро, впустил в комнату двух толстячков в смокингах. Вскоре лифт снова остановился, и вслед за еще одним камергером внутрь вошла группа озабоченных мужчин в мятых костюмах. Трое камергеров тихонько беседовали у пьедестала, в то время как остальные, группами расположившись на скамье, также обменивались фразами.

«…нас ни в грош не ставит, уважает только существо…»

«Его секретарь связан с "Алголагниксом"».

«…но не откажется от разницы…»

«Таким образом, он откроет путь для анархии».

Подойдя к Ланарку, Манро мрачно заметил:

— Не повезло! Я надеялся, мы будем у директора одни, но он принимает еще делегацию и присваивает парочку званий. Нам он уделит только десять минут, улаживать наше дело придется втроем, так что, когда выйдем из лифта, не отставайте от меня и по возможности держите язык за зубами.

— Но от этой встречи зависит все наше будущее!

— Не беспокойтесь, я о вас позабочусь.

Дверь открылась, и камергеры вывели их на такой яркий свет, что у Ланарка екнуло сердце: он ожидал оказаться на открытом воздухе.

Они ступили на пол из цветного мрамора, выложенного геометрическим рисунком. В поперечнике он приближался к четверти мили, однако казался не таким уж громадным в сравнении с высотой потолка. Зал представлял собой перекрытый куполом восьмиугольник, центр схождения восьми больших коридоров, похожих на улицы, вдоль которых выстроились ренессансные дворцы. Вначале Ланарк не заметил там людей, Но, когда глаза привыкли к гигантским масштабам, различил в коридорах множество фигурок, подобных насекомым. Атмосфера была прохладная и, если не считать гулкого эха отдаленных шагов, освежающе-тихая. Ланарк с открытым ртом принялся осматриваться. Рима вздохнула, тихонько высвободила свои пальцы из его ладони и изящно зашагала по мраморному полу. Удаляясь, она казалась все более высокой и грациозной. Цвет ее волос и одежды безупречно сочетался с окружением. Ланарк заметил, следуя за нею:

— Это место тебе идет.

— Знаю.

Рима повернулась и прошлась мимо Ланарка, оглаживая янтарный бархат на бедрах. Подбородок ее был вздернут, на лице застыло мечтательное выражение. Почувствовав себя отстраненным, Ланарк снова осмотрелся. Вокруг стояло несколько скамей, обитых красной кожей, на ближайшей сидел Манро, держа на коленях жезл и папку и напряженно глядя в коридор. Немного поодаль возвышался деревянный средневековый трон на трех мраморных ступенях. Другие камергеры подвели туда свои группы, и толстячки в смокингах, приняв молитвенную позу, бок о бок преклонили колени на нижней ступеньке. Поблизости, скрестив руки и сбившись в плотную толпу, остановились члены делегации. Камергер их фотографировал. Рима все так же бесцельно, с мечтательным видом следовала за Ланарком. Он резко бросил:

— Впечатляет, конечно, но ничего красивого. Посмотри на эти канделябры! Сотни тонн меди и стекла, изображающих золото и бриллианты, а света дают недостаточно. Настоящий свет идет от стен, из-за колонн. Держу пари, что он неоновый.

— Ты завидуешь, потому что не имеешь к этому отношения.

Задетый правотой этих слов, Ланарк тихо произнес:

— Совершенно верно.

Рима коснулась его груди и взволнованно заглянула в глаза:

— Ланарк, если бы ты захотел, мы могли бы жить здесь! Не сомневаюсь, они дали бы тебе работу, ты можешь быть очень умным, если захочешь! Скажи Манро, что не против остаться. Наверняка еще не поздно!

— Ты забываешь, что здесь нет солнечного света, а еще нам не нравится пища.

Рима тоскливо признала:

— Да, об этом я не подумала.

Она снова отошла от Ланарка.

Ланарк уселся рядом с Манро и, чтобы успокоиться, устремил взгляд на синий купол. Роспись изображала ангелов, которые трубили в трубы и бросали цветы к ногам фигур в облаках. Внимание Ланарка привлекли четыре тяжеловесных всадника на скоплении кучевых облаков. Тела их были облачены в римские доспехи, головы венчали кудрявые парики и венки из лавра. Управлять лошадьми им приходилось с помощью коленей, так как в левой руке у каждого был меч, а в правой — каменщицкий мастерок. Напротив, на таких же облаках, стояли четыре почтенных мужа в тогах, державшие свитки и причудливого вида тросточки. И те и другие взирали на верхушку купола, где восседал на троне плотный мужчина. Решительное лицо носило отпечаток благорасположенности, однако чересчур сосредоточенный взгляд заставлял предположить, что человек этот либо близорук, либо глух. Стараясь отвлечь внимание зрителей, художник придал ему выразительные атрибуты. На коленях его лежали шар и шпага, в руках он держал весы и мастерок. Над головой парил орел с молнией в клюве, из-под подола мантии выглядывала сова. У ног преклоняли колени индиец в тюрбане, индеец, негр и китаец, принесшие дары: пряности, табак, слоновую кость и шелк.

Манро спросил Ланарка:

— Нравится?

— Не особенно. Кто эти всадники?

— Нимрод, Имхотеп, Цинь Шихуан и Август, прежние председатели совета. Разумеется, титулы тогда носили другие.

— А к чему парики и доспехи?

— Условность восемнадцатого века — именно тогда была выполнена роспись. Напротив изображены прежние директора института: Прометей, Пифагор, Фома Аквинский и Декарт. На троне — первый лорд Монбоддо. Он был не самым известным правоведом и философом, однако в период слияния совета и института членствовал и там и там, что сделало его символической фигурой. Он был знаком с Адамом Смитом.

— Но что собой представляет институт? И совет?

— Совет — это политическая организация, цель которой — возвысить человека, дабы он приблизился к небесам. Институт — это тайный союз мыслителей, цель которого — низвести на землю свет небес, дабы он приблизился к человечеству. Некогда это были отдельные организации, между которыми возникали и конфликты, однако недолгие. Последнее великое примирение произошло в век разума, а две мировые войны сплотили нас еще больше.

— Но что такое небесный свет? Если вы говорите о солнце, то почему оно не светит здесь?

— О, в последние годы никто не путает небесный свет с реально существующим солнцем. Это метафора, символ, более не нужный. С тех пор как ушел в прошлое феодализм, мы оставили долгосрочные цели врагам. Они обманчивы. Без них общество развивается быстрее. Присмотревшись к куполу, вы увидите, что, хотя в центре художник изобразил солнце, его почти полностью скрывает корона первого Монбоддо. А вот и двадцать девятый. Встаньте.