По гладкому мраморному полу шагал высокий человек в светло-сером костюме. Его сопровождали трое мужчин в темных костюмах. Впереди шествовал герольд в средневековом камзоле, со шпагой на бархатной подушке; еще один герольд нес цветную шелковую мантию. Процессия быстро приближалась к трону, но путь ей заступил Манро, с поклоном произнесший:
— Гектор Манро, милорд.
Лицо у Монбоддо было длинное и узкое, нос тонкий, с высокой переносицей, волосы светло-рыжие, глаза, за стеклами очков в золотой оправе, серые. Но голос оказался неожиданно мужественным — сочным и гулким.
— Помню. Я никогда не забываю лица. Да?
— Эти мужчина и женщина попросили о перемещении. Манро протянул папку одному из спутников Монбоддо, тот вынул документ и прочитал. Монбоддо перевел взгляд с Ланарка на Риму.
— Перемещение? Необычный случай. Кто их примет?
— Унтанк выразил желание.
— Ладно, если они отдают себе отчет в том, насколько это опасно, пусть отправляются. Пусть. Бумага оформлена правильно, Уилкинс?
— Безукоризненно, сэр.
Уилкинс сбоку поднес ему на папке документ. Монбоддо взглянул и пошевелил пальцами правой руки. Манро вложил в них ручку. Монбоддо склонился, чтобы подписать бумагу, но тут Ланарк выкрикнул: «Стойте!» Подняв брови, Монбоддо взглянул на него. Повернувшись к Манро, Ланарк завопил:
— Вы же знаете, что мы не хотим возвращаться в Унтанк! Там нет солнечного света! Я просил о городе, где светит солнце!
— Людям с такой репутацией не позволено выбирать.
Монбоддо спросил:
— Начальник плохо характеризовал его в отчете?
— Очень плохо.
В наступившей тишине Ланарку показалось, что у него потихоньку вытягивают жизненную силу. Он яростно бросил:
— Если отчет написан Озенфантом, ему не следует верить! Мы друг друга невзлюбили.
Манро пробормотал:
— Отчет написан Озенфантом.
Монбоддо приложил кончики пальцев ко лбу.
Уилкинс шепнул:
— Главный по драконам. Весьма энергичен.
— Знаю, знаю. Я никогда не забываю имена. Отвратительный музыкант, но превосходный администратор. Ваша ручка, Манро. Будьте добры, Аксбридж, дайте мне эту накидку.
Герольд набросил на плечи Монбоддо зеленый плащ, подбитый алым шелком, и помог расправить складки. Монбоддо проговорил:
— Нет, против Озенфанта мы не пойдем. Слушайте, Уилкинс, уладьте этот вопрос, пока я буду заниматься вот теми парнями. Вы знаете, времени у нас в обрез.
Монбоддо, в развевающейся мантии, устремился к трону. Большая часть свиты последовала за ним.
Уилкинс был темноволосый миниатюрный человечек. Он спросил:
— В чем состоит, по-вашему, суть проблемы?
Манро начал энергично:
— Мистеру Ланарку не известно, чем чревато перемещение. Он пожелал покинуть институт. Я отыскал город, власти которого согласились его принять, несмотря на плохую характеристику. Он отказывается, так как его не устраивает климат.
Ланарк упрямо повторил:
— Я хочу туда, где светит солнце.
— Прован вам подойдет? — спросил Уилкинс.
— О Проване я ничего не знаю.
— Индустриальный центр, окруженный сельскохозяйственными угодьями, невдалеке горы и море. Климат мягкий и влажный. Солнце светит двенадцать часов в день — если брать в среднем за год. Население разговаривает на разновидности английского.
— Да, в Прован мы направимся с радостью.
Манро сказал:
— Прован отказывается его принять. Туда мы обратились в первую очередь.
— У Прована не будет выбора, если сперва он отправится в Унтанк.
Манро улыбнулся и потер себе подбородок:
— Конечно. Я и забыл.
Обернувшись к Ланарку, Уилкинс спокойно пояснил:
— Видите ли, в отношении промышленности Унтанк более себя не оправдывает, потому он будет списан и поглощен. По кусочкам мы его проглатываем уже долгие годы, но все оставшееся можем теперь принять en bloc [8]и, признаюсь, испытываем некоторое волнение. Съедать города и деревни для нас привычное дело, но это первый крупный город со времен Карфагена, и поступление энергии будет колоссальное. Разумеется, людям вроде вас, уже у нас побывавшим, нет смысла повторять эту затруднительную процедуру. Вас ждет перемещение в Прован, где экономика бурно развивается. Поэтому отправляйтесь в Унтанк со спокойной душой. Рассматривайте это как промежуточную ступень на пути к солнцу.
— Как долго нам придется там жить?
Уилкинс взглянул на свои наручные часы:
— Через восемь дней состоится пленарный съезд депутатов, где будет дано распоряжение начинать. Еще через два дня мы приступим к работе.
— Выходит, мы с Римой пробудем в Унтанке дней двенадцать?
— Не больше. Теперь только революция может воспрепятствовать нашим планам.
— Но я слышал, что население Унтанка стало больше интересоваться политикой. Вы уверены, что там не произойдет революция?
Уилкинс усмехнулся:
— Говоря о революции, способной поломать наши планы, я имел в виду революцию здесь.
— Другого выбора у меня нет?
— Если хотите, оставайтесь с нами. Мы найдем вам работу. Или отправляйтесь в странствие. Для бесцельных блужданий места есть сколько угодно.
У Ланарка вырвался стон.
— Что ты думаешь, Рима?
Рима нетерпеливо пожала плечами.
— Меня не спрашивай! Ты прекрасно знаешь, что мне нравится здесь, но ты со мною не соглашался. Только вот странствовать я отказываюсь. Если хочешь, отправляйся один.
Ланарк вздохнул:
— Хорошо. Мы возвращаемся в Унтанк.
Уилкинс и Манро приосанились и заговорили громче. Уилкинс сунул документ в папку со словами:
— Оставь это мне, Гектор. Монбоддо подпишет.
— Им лучше не уходить без виз.
— Дай мне чернила, я поставлю на них печати.
Манро открутил со своего жезла серебряный набалдашник (в форме распростертых крыльев) и перевернул его. Уилкинс сунул в углубление большой палец и вынул — синим и блестящим на кончике. Рима склонилась, чтобы посмотреть, и Уилкинс приложился пальцем к ее лбу, оставив между бровями отметку, похожую на маленький синячок. От удивления она вскрикнула.
— Это ведь не больно, правда? А теперь вы, Ланарк.
Ланарк, чересчур подавленный, чтобы задавать вопросы, получил такую же отметку, вслед за чем Уилкинс вновь сунул палец в набалдашник жезла и вынул его чистым. Он пояснил:
— Знак не очень заметный, однако образованные люди поймут, что вы работали на институт и находитесь под защитой совета. Это не обязательно расположит их к вам, но заставит относиться с уважением, а когда Унтанк падет, у вас не будет трудностей с транспортировкой в Прован.
Рима спросила:
— Эти знаки смоются?
— Нет, их способны стереть только яркие солнечные лучи, но это может произойти только в Проване. Прощайте.
Постепенно уменьшаясь в размерах, Уилкинс последовал к крохотному отдаленному трону, где Монбоддо, похожий на ало-зеленую куклу, изящно принимал бумаги, которые ему протягивал глава делегации пигмеев. Манро прикрутил набалдашник к жезлу и дал знак Риме с Ланарком двигаться в обратном направлении.
Коридор за северным вестибюлем был перегорожен решеткой из кованого железа, высотой в десять футов. Ворота в ее центре охранял полисмен, который отдал честь Манро, когда тот проводил через них Ланарка и Риму. В коридоре стало попадаться больше народу. Черно-серебряные камергеры вели мимо небольшие группы, включавшие в себя иной раз негров и азиатов. Из окон над головой неслись отдаленные рукоплескания, отголоски оркестра и фанфар, грохот и гудение механизмов. Через двери по обе стороны входили и выходили нарядные мужчины и женщины — Ланарку, нёсшему рюкзаки, даже сделалось неловко среди множества людей, не нагруженных ничем, кроме конвертов и папок. Если бы Рима взяла свой рюкзак, Ланарк обрел бы в ней союзника, однако она плыла вдоль коридора, как лебедь по течению. Даже Манро походил на слугу, расчищавшего для нее дорогу, и Ланарку ничего не оставалось, как взять на себя роль носильщика. Через двадцать минут они добрались до еще одного восьмиугольного зала, куда выходило несколько коридоров. Голубой купол был расписан звездами, светильник в вышине бросал белый луч на гранитный монумент в центре зала — необработанный каменный блок с выбитыми на нем гигантскими фигурами. По камню струилась вода, падая в декоративные бассейны. На ступенях вокруг монумента курила сигареты и беседовала молодежь; на гладком полу, среди кадок с апельсиновыми деревьями, были расставлены столики, за которыми пили и закусывали люди постарше. Из окон над головой в зал проникали негромкий смех и музыка, смешиваясь с голосами беседующих, звоном приборов, плеском фонтанов и пением канареек (они сидели в клетках, развешанных на деревцах).
8
Целиком (фр.).