— Здесь не помешают драматические подробности, — оживился сорвиголова. — Из-за чего именно вы поссорились с Озенфантом?

Ланарк постарался припомнить. Наконец он проговорил:

— Я с ним не ссорился. Это он поссорился со мной, из-за женщины.

— Это лучше выпустить, — заметил Сладден.

— Хорошо, — кивнул спокойный. — Он вернулся в Унтанк. И тогда?

— Я могу рассказать, что случилось тогда, — любезным тоном вмешался Гилкрист. — Он посвятил себя службе обществу, устроившись на работу в центральный центр занятости, стабильности и окружающей среды. Будучи его начальником, я вскоре осознал, что имею дело со своего рода святым. Сталкиваясь с человеческим страданием, он абсолютно не мог вынести бюрократической волокиты. Честно говоря, частенько я за ним не успевал, и именно поэтому он как раз такой лорд-провост, в каком нуждается регион. Не мыслю себе политика, более достойного представлять Большой Унтанк на предстоящей Генеральной Ассамблее.

— Хорошо! — воскликнул сорвиголова. — Не будет ли любезен провост Ланарк сказать несколько слов для печати о том, что он собирается делать на ассамблее в Проване?

Чуть поразмыслив, Ланарк смело заявил:

— Я постараюсь сказать правду.

— Нельзя ли придать этой фразе больше выразительности? — спросил сорвиголова. — Не могли бы вы произнести: пусть даже на землю обрушится потоп, но я скажу миру ПРАВДУ?

— Конечно нет! — раздраженно отозвался Ланарк. — Потоп не имеет никакого отношения к моей поездке в Прован.

— Что бы ни произошло, мир услышит правду, — пробормотал спокойный. — Вот так мы напишем.

— Очень хорошо, джентльмены! — Сладден встал. — Наш провост отбывает. Это не официальное отбытие, наблюдать за ним не нужно. Если требуется фотография, секретарь мистера Гилкриста вам ее выдаст. Прошу прощения, жены нет дома, иначе бы она предложила вам закуски, но на телефонном столике за дверью вы найдете бутылочку хереса и полбутылки виски. Угощайтесь на здоровье. Мистер Гилкрист отвезет вас обратно в город.

Все встали.

Сладден проводил Гилкриста и журналистов к выходу. Седая дама со вздохом сказала:

— Общение с прессой — наука, мне софершенно недоступная. Фэтом портфеле, мистер Ланарк, пропуск, удостоферение личности и три отчета о положении дел ф регионе Унтанка. Софетую фам до фыступления ф Профане изучить их. Это сейсмографический отчет о флиянии загрязнений на мерофикникскую неоднородность. Это санитарный отчет о фозможности эпидемий тифа и подобных болезней. А это — социальный отчет, фключающий ф себя фсе прежние проблемы, — как ни ф одном регионе, срафнимом с нами по размерам, у нас распространены безработица, телесные наказания ф школах, алкоголизм, нехфатка жилья; нигде на попечении государстфа не находится так много детей, не сидит в тюрьмах такое множестфо фзрослых. Все это уже нафязло ф зубах, но необходимо об этом напоминать снофа и снофа. Из трех отчетоф только один, сейсмологический, написан языком научных терминоф, так как содержит анализ образцоф глубоко залегающего пермского пласта, — не исключаю, что они имеют коммерческое значение. К нему я приложила слофарь научных терминоф, чтобы помочь фам разобраться.

— Благодарю. — Ланарк принял портфель. — Вы миссис Штцнгрм?

— Да, Ефа Штцнгрм. Есть еще один фопрос, касающийся лично фас — Она понизила голос — Пересекая интеркалендарную зону на самолете, фы, наферное, очень быстро пройдете барьер менопаузы.

— Что? — встревожился Ланарк.

— Фолнофаться не о чем. Фы не женщина, больших перемен не последует. Но у фас может фозникнуть очень странное чуфстфо сжатия и растяжения, о котором не стоит упоминать фпоследстфии. Не фолнуйтесь из-за этого. Не фолнуйтесь.

Из-за двери выглянул Сладден:

— Ангус установил освещение. Пойдем на летное поле.

Они выбрались из дома через заднюю дверь на кухне и пошли вдоль электрического кабеля, который вился по тропинке среди пожухлых капустных кочерыжек.

— Помни, — внушал Сладден, — лучшая тактика — открытое обличение. Бесполезно жаловаться главам совета, если отсутствуют другие делегаты, и наоборот. Руководителей надо так устыдить, чтобы они дали конкретные обещания в присутствии всех остальных.

— Лучше бы ты поехал вместо меня, — отозвался Ланарк.

Они приблизились к разросшейся живой изгороди из бирючины; фонари освещали только нижние листья, верхние казались совсем черными. Сладден, а за ним Ланарк и миссис Штцнгрм шагнули через просвет в изгороди на летное поле. Впрочем, оно было чересчур узким, чтобы называться полем: треугольный травянистый участок на вершине холма, со всех сторон окруженного садами. На траве был постелен квадратный кусок брезента, вокруг расставлены три электрических фонаря, а посреди брезента возвышалось подобие птицы на низких кривых ножках с очень широкими лапами. Размерами она превосходила орла, но имела ту же форму и золотисто-коричневое оперение. На груди виднелась нанесенная по трафарету надпись: «U-1». На спине, меж сложенных крыльев, зияла щель шириной дюймов в восемнадцать, хотя из-за торчавших перьев она казалась уже. Насколько Ланарк мог разглядеть, внутренность была отделана голубым атласом. Он спросил:

— Это птица или машина?

— И то и другое понемногу. — Сладден взял у Ланарка портфель и закинул в отверстие.

— Как же она летает, если она внутри полая?

— Она питается жизненной энергией пассажира, — пояснила миссис Штцнгрм.

— У меня не хватит энергии, чтобы перелететь на этой штуке в другой город.

— Кредитная карта позфолит самолету получать энергию из фашего будущего. Карта при фас?

— Вот она, — проговорил Сладден. — Я достал ее из его другого костюма. Ангус, стул, пожалуйста.

Шофер извлек из темноты кухонный стул и поместил его рядом с птицей; не обращая внимания на слабые протесты Ланарка, Сладден помог ему взобраться.

— Мне это совсем не нравится.

— Просто шагните внутрь, мистер Делегат.

Ланарк просунул в отверстие одну ногу, потом вторую. Пока он скользил внутрь, птица покачивалась; потом голова ее вскинулась и сделала полоборота, так что перед ним оказалось острие большого загнутого клюва. «Дай ей вот это», — сказал Сладден и протянул Ланарку кредитную карту. Держа за уголок, Ланарк боязливо сунул карту в клюв, который тут же ее ухватил. Стеклянные глаза загорелись желтым светом. Голова отвернулась и, склонившись, исчезла из виду. Миссис Штцнгрм сказала:

— Он не сможет лететь, пока большая часть фашего тулофища не будет фнутри. Не забудьте: чем меньше фы думаете, тем фыше скорость. Не бойтесь за сфою нарядную одежду — интерьер санирующий: пока фы спите, он фыстирает ее и прифедет ф порядок.

Гладкий и прочный атлас в чреве птицы поддерживал Ланарка в сидячем положении, однако когда он убрал внутрь руки, задняя часть опоры опускалась до тех пор, пока он не растянулся на спине и голова, как ему показалось, провалилась ниже ног, которые лежали в шее птицы. Голова выглядывала в щель между коричневыми крыльями, которые все выше и выше взметались по сторонам. Впереди он заметил крышу бунгало с желтым квадратиком окна. Там явился черный силуэт головы и плеч; если это было бунгало Сладдена, то силуэт, конечно же, принадлежал Сэнди. В один миг и этот нелепый хрупкий летательный аппарат, и назначение делегатом и провостом — все представилось ему глупейшим бегством от главной в мире реальности, и, крикнув: «Нет!» — он отчаянно рванулся наружу, но тут изогнутые аркой крылья хлестнули по воздуху, Ланарка, уподобившегося дротику, с громоподобным ревом понесло ногами вперед, в лоб ему ударил холодный ветер, и он лишился сознания.

Глава 40

Прован

Когда Ланарк проснулся, было тихо, ложе его слегка раскачивалось, как колыбель, над головой сияла полная луна. В небе виднелось несколько крупных звезд. Не выдержав блеска, он, чтобы дать глазам отдых, уставил их на темное межзвездное пространство, но и там одна за другой стали вспыхивать звезды, а затем и целые созвездия, и вот уже не осталось даже крохотного участка, где не мерцала бы серебряная галактическая пыль. Птицелет, с распростертыми крыльями, парил, слегка накренившись, меж потолком из звезд и полом из гладких облаков, простиравшимся, как и небо, от горизонта до горизонта; сквозь дымку тьмы проступала его белизна — цвет, превосходящий все прочие своей загадочной яркостью. Облачное основание поредело и прорвалось, и Ланарк решил на миг, что машина перевернулась: в просвете показалась яркая луна. Взгляд его уперся в небо, отраженное в круглом озере, и не только отраженное, но и увеличенное, ибо черная крапинка в центре нижней луны явно была не чем иным, как отражением его птицелета. Озеро, хотя и сумрачное, имело собственную окраску. Отраженную луну окружал черный ореол, а он, в свою очередь, был заключен в синее водное кольцо, испещренное звездами. Слева и справа озеро окаймляла чистая песочная отмель, такого же бледно-жемчужного цвета, что и облака; круг озера с отмелями помещался меж двух изогнутых береговых возвышенностей и потому походил на око. Ланарк увидел, что это и есть око, и испытал чувство слишком непривычное, чтобы ему нашлось наименование. Широко распахнув рот и разум, он думал об одном: виден ли он — песчинка из песчинок, проплывающих мимо, — этому гигантскому зрачку. В попытке подумать еще о чем-нибудь он поднял взгляд, но тут же опустил — око приблизилось. Ланарк видел только звезды, отраженные в его глубине. Послышался звук, подобный отдаленному грому или ветру, дышащему прямо в ухо. «Есть… есть… есть… — твердил он, — есть… если… есть…» Ланарк знал, что половина звезд взирает на другую половину и улыбается слегка, не отличая верх от низа и не заботясь об этом. Затем, ошеломленный бесконечностью, он не столько погрузился, сколько вплыл в сон.