Элоиз не была уверена в непогрешимости своих инстинктов. Вполне вероятно, она просто сердилась на Джонатана и отсюда ее странное поведение. Но признаться мужу, что мотоцикл ей не нужен, она не могла. Наконец Элоиз решила, что подержит разобранный мотоцикл несколько дней у себя, а потом сама отвезет его на свалку.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Грохочущие раскаты грома сотрясали дом. Элоиз, в ужасе проснувшись, села на кровати. Ее охватил страх, когда она увидела всполох молнии, длинной тонкой стрелой пронзившей ночное небо. В волнении она ухватилась за простыню.

— Это всего-навсего гроза, — пыталась она себя успокоить, но слова не помогали.

Тяжелые капли дождя барабанили по стеклу.

— Это всего лишь гроза, — повторила она, но даже голос выдавал ее тревогу.

Раздался новый, еще более мощный раскат грома, и в эту самую минуту дверь спальни распахнулась. В освещенном дверном проеме Элоиз увидела силуэт мужчины. Яркая вспышка молнии осветила незваного гостя. На пороге стоял Джонатан. Весь вечер он старался не обращать внимания на Элоиз. Так что же привело его сюда в этот час?

— С тобой все в порядке? — почти прокричал он. Непогода за окном заглушала его голос.

— Да, — выдавила из себя Элоиз.

Какое-то время Джонатан продолжал стоять молча. Его темная тень заслоняла дверной проем. Неожиданно яркий луч света пронизал комнату, и Элоиз увидела в руке Джонатана фонарик. Войдя в спальню, он подошел к столику возле кровати и зажег лампу.

— Пойду проверю, как там Сара, и сразу же вернусь, — сказал он, краем глаза глядя на Элоиз и поворачивая к двери.

Трепет в голосе и брошенный исподтишка взгляд говорили о том, что Джонатан чувствует себя неловко в спальне Элоиз. Гордость заставляла Элоиз отвергнуть его помощь, но от страха у нее в горле застрял комок.

Его шаги по коридору не были слышны из-за дождя. Оставшись одна, Элоиз почувствовала себя одиноко. Ее охватила такая паника, что она была готова броситься вслед за ним. Через пару минут, которые показались ей целой вечностью, Джонатан вновь стоял на пороге.

— Сара крепко спит, — сказал он. На лице его появилась слабая улыбка. — Ей и невдомек, как разбушевалась стихия. Ты уверена, что с тобой все в порядке? Если так, то я пойду спать.

Элоиз была готова умолять его остаться, но сдержанное поведение Джонатана охладило ее пыл. Она ответила с уверенностью, которой на самом деле не испытывала:

— Все будет хорошо. Тебе не стоило волноваться и спешить сюда. Спасибо, что включил лампу.

— Не за что, — ответил он уже с порога и тут же закрыл за собой дверь.

Новый раскат грома сотряс дом. Страх не отпускал Элоиз. Она крепко зажмурила глаза и закрыла уши, чтобы только не видеть всполохов молний и не слышать грома.

Вдруг кровать качнулась, и Элоиз оказалась в объятиях сильных рук.

— Не бойся, — раздалось у самого ее уха.

Элоиз подняла голову, щекой коснувшись крепкого обнаженного плеча Джонатана. Рука ее опустилась ему на грудь. Страх исчез. Элоиз чувствовала себя в полной безопасности.

Желание ее возрастало. Она гладила рукой грудь Джонатана, и пламя страсти было готово поглотить ее.

— Ты действительно умеешь заставить женщину чувствовать себя женщиной, — тихо сказала она.

Джонатан вздрогнул, как будто проиграл битву с самим собой, и с жадностью прильнул к ее губам. В пылком поцелуе, казалось, сгорали все их сомнения и страхи.

Элоиз, забыв о грозе, наслаждалась близостью Джонатана. Обвив руками его шею, она влекла его к себе. Внутренний голос снова предупреждал ее, что этого не следует делать, но она не прислушивалась к нему. Всем своим существом она жаждала Джонатана, жаждала его страстных ласк.

— Нет, — прошептал Джонатан, касаясь губ Элоиз. — Нет, — повторил он тверже, подняв голову и разомкнув ее руки. — Мы оба понимаем, что совершаем ошибку.

Элоиз потрясли эти слова. Джонатан поднялся и встал у кровати.

— Ты, вероятно, прав, — сказала она, вспомнив, что их ничего, кроме физического влечения, не связывало. — Думаю, мне следует поблагодарить тебя за подобную сдержанность. — По правде говоря, никакой благодарности она не чувствовала. Ей хотелось увлечь его в водоворот страсти, а с ошибками можно разобраться и завтра.

Взгляд Джонатана охладел. Он кивнул в сторону кресла, стоявшего у окна.

— Я посижу здесь, пока не закончится гроза. — Он говорил так, будто собирался исполнить долг.

— Не беспокойся, я справлюсь со своим страхом. Не стоит со мной нянчиться.

— Сейчас для твоего страха нет причины, но он сильнее тебя. Твой отец умер в ночь, подобную этой. Когда у него начался сердечный приступ, ты была с ним одна в этом доме. Тебе едва исполнилось четырнадцать лет. Гроза повредила электрические и телефонные провода. Ты пробежала под дождем несколько миль до дома Джефризов, чтобы они помогли тебе и отцу.

Элоиз охватила дрожь. В памяти всплыла картина — высокий худощавый мужчина, лежавший на полу гостиной. Она вспомнила, как мчалась по лесу, преодолевая сопротивление ветра и дождя.

— Да, я… помню, — сказала она, но видение тут же исчезло в непроницаемой мгле, укрывшей ее прошлое.

Подняв глаза, она увидела вопрошающий взгляд Джонатана.

— Это было лишь минутное озарение, — пояснила она.

— Лучше об этом не вспоминать. — Джонатан опустился в кресло и посмотрел в окно, за которым продолжала бушевать стихия.

Элоиз снова захотелось попросить его уйти. Но стоило загрохотать грому и заполыхать молнии, как страх опять охватил ее.

С глубоким вздохом она села на кровати поудобнее, поправив за спиной подушку. Элоиз старалась успокоиться и убедить себя, что Джонатан удерживал и себя, и ее от соблазна.

Мысль о потере памяти не давала ей покоя. Но теперь, подумала Элоиз, у нее есть надежда. Джонатан объяснил причины ее страха перед грозой, и это всколыхнуло ее память. Может быть, если он расскажет что-нибудь еще, она вспомнит больше?

— А раньше тебе случалось присматривать за мной во время грозы?

Он посмотрел в ее сторону.

— Раньше мы пережидали грозу не так.

От явного подтекста его слов огонь, тлевший внутри Элоиз, вновь вспыхнул ярким пламенем.

— Ты, вероятно, старался развлечь меня?

— Я делал все, что мог, — сказал он. Его голос выдавал волнение, и Джонатан резко повернулся к окну.

Она бы не возражала, если бы он и сейчас делал все, что мог! Несмотря на то что Джонатан сидел, повернувшись к окну и вглядываясь в темноту, во всем его облике чувствовалось нетерпение. Роль сиделки была ему явно не по душе. Может, все-таки попросить его уйти? — подумала Элоиз. Но новый оглушительный раскат грома заставил ее отказаться от этой мысли.

Нужно заснуть, решила она. И проснуться избавленной и от грозы, и от Джонатана. Только она стала укладываться поудобнее, как молния осветила все вокруг. Элоиз оставила мысль о сне и вновь села, чувствуя напряжение во всем теле.

Просто не обращай на него внимания, приказала она себе. Но сказать гораздо легче, чем сделать. Она видела его отражение в зеркале и, сколько ни убеждала себя не смотреть туда, никак не могла оторваться. Невыносимым было и молчание, воцарившееся в комнате. Злясь на свою несдержанность, она спросила:

— А что пугает тебя?

— Ты. Я думал, ты предсказуема, а оказалось наоборот. — Он нахмурился, словно рассердившись на себя за откровенность. — Я виноват в случившемся. Мне не надо было обучать тебя езде на мотоцикле.

Так вот в чем причина его решения не оставлять ее до полного выздоровления! Он чувствовал свою вину. Холодок пробежал у Элоиз по спине.

— Мне не хочется, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Я должна сама отвечать за свои поступки.

— Тебе такие поступки не свойственны. Ты женщина практичная и деловая, — сказал он, продолжая смотреть в окно.

Джонатан избегал взгляда Элоиз, и это дало ей повод подумать, что он не хочет с ней разговаривать. Она попыталась молчать, но не выдержала: