Эйлида ходила взад и вперед по библиотеке, гадая, как выгладит эта неведомая женщина и настолько ли она хороша, чтобы Доран никогда не мог ее забыть.

Эйлида находилась в полном одиночестве, и воображение ее разыгралось не на шутку — она словно грезила наяву.

Она придумывала множество историй, в которых Доран был увлечен, очарован и покорен прекрасными женщинами, нисколько не похожими на нее самое.

Брюнетки или рыжеволосые, они, как на подбор, были остроумны, занимательны и умны. Каждая обладала чувственным, гибким изяществом, змеиной грацией движений.

В конце концов, измученная до изнеможения подобными мыслями о Доране, Эйлида присела на стул возле открытого французского окна и заставила себя заняться чтением книги, которую собиралась подарить ему. Иллюстрации в книге были чудесные, каждый дом художник изобразил с большим мастерством. Блэйк-холл выглядел на картинке внушительно и очень красиво.

Чувство тоски по родному дому внезапно овладело Эйлидой. Ей не просто хотелось туда вернуться, ей хотелось, чтобы там она оказалась вместе с матерью и отцом.

Почему, ну почему они ее покинули?

Слезы затуманили глаза, но в то же время отчего-то померк солнечный свет. С удивлением Эйлида сообразила, что через французское окно кто-то вошел в комнату. Сначала она не разглядела, кто это. Она вытерла слезы, глянула — и ахнула.

Китайцы, которых она уже видела дважды, находились в комнате и стояли по обе стороны от Эйлиды.

Она смотрела на них в оцепенении, пока человек с косой не поднес палец к губам и не произнес шепотом:

— Никакой… шум!

Он говорил так странно, что Эйлида решила немедленно закричать — только бы лакей в холле услышал этот ее крик!

Китаец, видимо, догадался о ее намерении. Он вытянул руку, в которой блеснул острый нож, и кончиком этого ножа коснулся шеи Эйлиды.

— Вы… идти! — все так же отрывисто прошептал он. — Леди… Идти… быстро!

Конец ножа по-прежнему касался кожи Эйлиды, она не могла удержать дрожь.

С ужасом она подумала, что, если издаст хоть звук, ее полоснут ножом, и никто даже не услышит ее крика.

— Леди… идти! — еще раз повторил китаец.

Не смея сопротивляться, Эйлида встала и последовала за китайцами в маленький садик. Там было полно цветов; высокая стена отгораживала садик от улицы, и никто не мог увидеть, что там происходит.

Выбора не было, и Эйлида продолжала идти следом за китайцем с ножом в конец сада, где находился вход в конюшню. Второй китаец шел позади нее. Видеть этого она не могла, но предполагала, что и он вооружен ножом и в любую минуту может всадить этот нож ей в спину.

Сад кончился, все трое вступили в узкий проход, ведущий к конюшне.

Если грумы находятся в конюшне, они могут спасти Эйлиду.

Запахло сеном и кожей; Эйлида слышала, как лошади топчутся в стойлах. Ни одного из грумов она не видела, пока не дошла вместе со своими страшными спутниками до конца конюшни. Здесь до нее донеслись голоса и мужской смех.

Три грума увлеченно глазели на китайца, который показывал им фокусы с колодой карт.

Эйлида открыла рот, чтобы крикнуть, но кончик ножа снова коснулся ее шеи, и она промолчала.

Китаец отворил дверь конюшни.

Снаружи, очень близко, так что Эйлиде пришлось сделать всего два или три шага по открытому пространству, стояла закрытая карета.

Это средство передвижения выглядело очень необычно и ничуть не напоминало экипажи, принадлежащие Дорану.

Эйлида вынуждена была сесть в карету.

Сиденье было твердое, без подушки. Китаец с косой уселся рядом с Эйлидой, а его спутник — напротив.

Они двинулись с места немедленно. Эйлида была в отчаянии: ее похитили, и Доран никогда не узнает, куда она делась.

Хотя нет, если ее похитили, то, конечно, потребуют выкуп.

Надо молить Бога, чтобы Доран как можно скорее заплатил им и спас ее.

— Куда вы меня везете? — решилась она спросить.

Китаец, сидевший напротив, явно не понял ее. Китаец с косой — он по-прежнему держал в руке нож — в ответ еще раз прижал палец к губам.

Эйлида была напугана, очень напугана. Но все-таки сообразила, что если бы они хотели зарезать ее, то уже сделали бы это.

Только бы Доран пришел на помощь, только бы спас ее!..

Она пыталась угадать, где они проезжают, но оба окна кареты были затемнены снизу больше чем до половины и пропускали мало света. Невозможно было увидеть никого из прохожих, а значит, и прохожие не разглядели бы того, что происходит в карете.

Ехали они долго, и Эйлида начала опасаться, что ее увозят из Лондона. Ее успокаивало лишь то, что по обеим сторонам видны были стены домов. Постепенно стены эти как бы приближались к карете — явно оттого, что улицы делались уже и уже. Видимо, они проезжали по бедным районам Лондона.

Эйлида еще раз убедилась в верности своего предположения, когда лошадь сильно замедлила ход: как видно, мостовую заполняла толпа, сквозь которую приходилось пробираться с трудом.

Все дальше и дальше увозят ее от Дорана, со страхом думала Эйлида, но вдруг карета остановилась.

Один из китайцев вытащил у себя из-за спины что-то вроде свертка материи. Вытащил, развернул — и Эйлида увидела плащ.

Китаец с косой приказал:

— Леди… надеть!

Возражать было бессмысленно. Эйлида поспешила сама накинуть плащ на себя, чтобы китайцы до нее не дотрагивались. Она затянула шнурок на шее и, обнаружив, что плащ с капюшоном, надела капюшон на голову.

Китаец открыл дверь и вышел из кареты; Эйлида поняла, что должна тоже выйти.

Она очутилась на короткой, узкой, грязной улице в толпе мужчин самых разных национальностей и общественного положения.

Мужчины разговаривали между собой, кричали друг на друга, некоторые были сильно пьяны, а двое затеяли драку.

Китайцы шли по обе стороны от Эйлиды, направляясь через мостовую к открытой двери.

Насколько Эйлида могла судить по одежде, мужчины, которых она видела на улице, были сплошь моряки.

Значит, ее привезли куда-то в район порта.

Времени для дальнейших наблюдений у нее не оказалось, так как ее ввели в комнату, где за столом сидел еще один китаец и принимал деньги от входящих.

Он поднял глаза на китайца с косой, тот заговорил с ним по-китайски, и человек за столом ткнул в сторону большим пальцем, указывая направление.

Они втроем прошли за занавеску: китаец с косой первым, за ним Эйлида, а позади китаец, не понимавший по-английски.

Едва они вступили в какую-то комнату, Эйлида ощутила странный незнакомый запах и увидела, что комната освещена только двумя тоненькими свечками. Но комната не пустовала: по обеим сторонам ее на чем-то вроде деревянных полок Эйлида, к своему ужасу, разглядела лежащих мужчин.

Потом в глаза ей бросился огромный матрос-индиец, держащий во рту странного вида трубку, и Эйлида догадалась, что она в притоне для курильщиков, опиума.

Она читала о таких притонах в книгах и однажды даже говорила об этом с отцом. Она решила, что китайцы, хотят силой одурманить ее опиумом; и остановилась. Может, каким-нибудь чудом ей удастся выбежать на улицу и упросить моряков помочь ей?..

Китаец с косой, как видно, догадался, о чем она думает, и повторил:

— Идти! Леди… идти!

Второй китаец подтолкнул ее чем-то в спину, наверное, ножом.

Они прошли в следующее помещение, где несколько мужчин — китайцы, англичане и один африканский негр — курили опиум либо лежали одурманенные на нарах.

Эйлиде стало легче, когда они покинули и эту комнату, миновали короткий коридор и китаец с косой отворил какую-то дверь.

В комнате было окно, расположенное очень высоко, но оно по крайней мере пропускало некоторое количество света и воздуха.

Эйлида увидела, что здесь в отличие от опиекурильни дверь и стены сравнительно чистые, есть кровать и на ней свернутое одеяло.

Китаец оглядел эту очень маленькую комнату, потом жестом велел Эйлиде снять плащ.

Она повиновалась, потом, не в силах больше молчать, сказала: