— У отца Умилиани свои заботы, — объяснил кардинал и указал в конец продольного нефа. — Взгляните-ка!

Он подвел Энрико к картине, на которой был изображен святой с ранами, какие можно видеть у распятого Спасителя на многих изображениях. Картину окружали шесть сцен из жизни святого. По этим рисункам Энрико догадался, что это за святой.

— Святой Франциск, Франциск Ассизский, — сказал он.

— Да, покровитель этой церкви и заступник всех итальянцев, — подтвердил кардинал. — Сын богатого купца, «плейбой», как сказали бы сегодня, который отказался от всего, чтобы, облачившись в грязную монашескую сутану, посвятить жизнь Богу. Пример тем людям, которые думают, что больше не в силах терпеть страдания. Франциск все время думал о Боге, о своих ближних, о животных, которых он считал связанными с людьми, но никогда о себе самом.

— Эти стигматы наглядно демонстрируют его страсть к страданиям?

— И даже больше. Он принял их, и тому есть свидетели. В 1224 году, будучи уже старым, больным и слабым, он получил от Господа на горе Алверно эти стигматы. Это было на Воздвижение, когда Христос оказал ему милость и высшее признание.

— Не знаю, можно ли отнести получение стигматов к милости, — с сомнением произнес Энрико.

— Это же раны Господни! — воскликнул кардинал. Его голос прозвучал несколько осуждающе, но потом он задумчиво улыбнулся и полез в карман сутаны. — Если вам потребуется христианская помощь или вы вспомните что-нибудь важное о происшествии в Борго-Сан-Пьетро, обращайтесь прямо ко мне.

Он дал Энрико визитную карточку с адресом в Ватикане и надписью: «Герольд, кардинал Феррио, секретарь Конгрегации доктрины веры».

— Вы из Конгрегации доктрины веры? Эта организация — преемник инквизиции, так ведь?

— Если бы я был инквизитором, сын мой, стал бы я так дружелюбно с вами разговаривать?

Кардинал простился, потому что, по его словам, ему нужно было срочно отправляться обратно в Рим. Энрико еще немного задержался в церкви, обдумывая столь странную встречу. Несмотря на любезные слова Феррио, Энрико не покидало чувство, что он побывал на допросе, на котором кардинал вел себя ловчее и изощреннее инквизиторов прошлых столетий. Пожав плечами, Энрико сунул карточку в карман и пошел к выходу. Он проголодался и устал. После скорой трапезы Энрико намеревался отправиться в отель и пораньше лечь спать. Но до этого он еще хотел почитать записки Фабиуса Лоренца Шрайбера, чтобы как можно больше узнать об истории своей семьи.

Странно, но без Риккардо и Марии Бальданелло я вдруг почувствовал себя одиноким среди всех этих офицеров и высокопоставленных лиц Лукки и окрестностей, которых Элиза Бонапарт пригласила на свой праздник. Полковник Шенье, адъютант герцогини, выделил моим мнимым слугам место в большой кухне, где, как он сказал, позаботятся об их пропитании. Неужели за последние дни я так привык к близости Марии, что ее нынешнее отсутствие вызывало во мне болезненные чувства? Даже сейчас, когда Шевье представил меня каким-то господам, их женам и дочерям, облаченным в шелковые наряды с блестящими украшениями, я невольно сравнивал их с обычной девушкой. Все они не шли ни в какое сравнение с Марией! Тем больше я сожалел о том, что она — сестра бессовестного главаря банды, которая знала о его преступлениях, терпела это и даже поддерживала его.

Снова и снова меня поздравляли с чудесным спасением, искренне или не очень справлялись о моем здоровье. Я вынужден был слушать проклятия в адрес разбойников с большой дороги, которые творят бесчинства в окрестностях Лукки. Эта хула была явным доказательством того, что Мария принадлежала к отверженным людям и находилась в постоянной опасности. Ее жизнь в любой день могла завершиться виселицей, если бы открылась правда о ее брате.

От таких мыслей чувства во мне изменились, сожаление переросло в страх.

Я снова попытался найти среди присутствующих господ человека, которому я был обязан поездкой в Верхнюю Италию. Но как я ни старался, мне не удалось распознать своего заказчика. Я был разочарован. Но затем подумал и сказал себе, что этот таинственный господин, наверное, не хочет проявлять ко мне интерес прилюдно. Оставалось лишь набраться терпения: тот, кто так истратился, чтобы доставить меня сюда, наверняка скоро проявит ко мне интерес.

Капитан Ленуа подошел ко мне и спросил, как мне понравился парад. Когда я лестно отозвался о его солдатах и товарищах, то заметил, как полковник Шевье наморщил лоб. Он не без оснований полагал, что в том состоянии, в котором меня нашел, я едва ли мог насладиться парадом даже наполовину.

В мгновение ока внимание всех приковала одна дама, которая вышла на середину праздничного зала. Это была герцогиня Элиза, сообщившая об особом развлечении: ее супруг исполнит соло на скрипке. Буря аплодисментов, казалось, никогда не утихнет. Герцог подошел к Элизе, вежливо поклонился и прижал подбородком инструмент. Сначала я думал, что аплодисменты звучат исключительно из вежливости и уважения к высокому титулу. Но я вынужден был изменить свое мнение, как только зазвучали первые ноты. Бачокки действительно великолепно играл на скрипке, и Ленуа одобрительно заметил по этому поводу:

— Герцог прекрасно обращается со скрипкой, как ни с чем другим.

Мне показалось, что в словах Ленуа скрыт двойной смысл, и я испытующе взглянул на него. Неужели капитан хотел сказать, что способности главнокомандующего в музыкальной области выше, чем в военной? Это только подтверждало бы слова Риккардо о Бачокки. Но Ленуа выглядел абсолютно невинно, прислушивался к мелодичным звукам скрипки и, казалось, не собирался уточнять брошенную вскользь фразу. Может быть, он вел себя так из-за присутствия полковника Шевье. Неожиданно полковник подал мне знак следовать за ним. Я уже собрался уйти, но заметил любопытный взгляд Ленуа. Почти все гости неотрывно следили за герцогом и не заметили, как мы удалились.

Пройдя по узкому коридору, мы попали в комнату, которая, вероятно, была рабочим кабинетом. Две стены были заставлены книжными шкафами, а на большом столе друг на друге лежали две или три географические карты. Когда мы вошли в комнату, меня охватило беспокойство. Неужели наконец-то мне суждено познакомиться с человеком, который оплатил мои долги и организовал путешествие? Но через маленькую боковую дверь вошел не мужчина, а женщина — хозяйка дома.

Герцогиня Пьомбино из Лукки встретила меня улыбкой, поприветствовала и поздравила со спасением. И снова на меня смотрели ее большие глаза, исполненные, как мне казалось, какого-то ожидания.

— Мой брат часто рассказывал о ваших больших познаниях и чрезвычайных способностях, — продолжила она.

— Генерал Бона… — начал я, закашлялся и сказал: — Простите, ваша светлость говорит о его величестве императоре?

Элиза весело рассмеялась.

— Да, вы знаете его еще как генерала Бонапарта. Он когда-то сказал мне, что без таких людей, как вы, синьор Шрайбер, его экспедиция в Египет была бы не более чем военным походом. Вы и ваши коллеги своим трудом подарили цивилизованному человечеству великолепные находки, бесценные реликвии.

— Я и не знал, что его величество был такого высокого мнения обо мне, — ответил я на неожиданную похвалу.

— Именно так. Он был очень впечатлен тем, как вы с ним дискутировали об Институте Египта. Он говорил, что вы часто высказывались довольно откровенно и в большинстве случаев, хотя и не всегда, оказывались правы. — Произнеся эти слова, герцогиня вновь засмеялась. Ей это было очень к лицу, ибо добавило к серьезности и строгости нечто женственное.

У меня в памяти снова возникли картины Египта. Но на этот раз не пустыня с безжалостной жарой и монотонностью, за которой скрывались тысячи смертельных опасностей. Я вспоминал Каир, ароматы и краски Востока, которые так сильно возбуждают европейский ум. Здесь Бонапарт организовал Институт Египта, в котором сам был вице-президентом. Он уже доказал, что его интересует не только завоевание стран, но и победы на культурном и историческом поприще, когда взял с собой в египетский поход ученых, исследователей и художников. Тогда, в 1708 году, изучая науки, я задержался в Париже, а затем, недолго думая, решил использовать приятную возможность объездить Египет за счет французского правительства. Придя в Египет, Бонапарт содействовал развитию искусства и науки, организовал институт. Он и сам принимал участие в заседаниях, причем не как командующий экспедиционными войсками, а как равный среди равных. Помню, он предлагал много полезных идей и позволял критиковать себя. С того времени по сегодняшний день произошло много событий: пала французская директория, войска Бонапарта заняли Тюильри, случилась битва при Маренго, был заключен Люневильский мир и, наконец, Наполеон сам водрузил себе на голову корону императора.