Русская Троя. Оборона Севастополя
Ввиду крайней нерешительности действий России на первом этапе боевых действий, она целиком передала стратегическую инициативу в руки противника.
Флагманом английского флота, вошедшего в Черное море, стал паровой девяностопушечный корабль «Агамемнон», это весьма прозрачно намекало на то, что Севастополь будет русской Троей. Интересно, кого англичане считали прекрасной Еленой, уж не султана ли турецкого?
К началу сентября 1854 г. в Варне находилось 89 крупных боевых кораблей, в том числе 54 парохода, 300 транспортных судов и 62 тыс. войск. Россия имела на Черном море 36 крупных боевых кораблей, в том числе 11 пароходов, и около 40 тыс. войск в Крыму.
После посадки на полсотни судов коалиционных сил первого эшелона, они, в течение трех суток, находились в море без охранения и без движения — ожидая выхода из Варны основной массы экспедиционных войск.
Этот период не был использован русским командованием для атаки, во время которой можно было утопить тысячи англо-французских интервентов.
Переход англо-франко-турецких экспедиционных сил морем также проходил не слишком организованно, не был обеспечен разведкой и охранением. Караван транспортов растянулся в море на десятки миль.
Бездарное англо-французское командование снова предоставило возможность российскому командованию нанести сокрушительный удар. И опять это не было использовано нашими.
Ссылки на то, что русские командиры на Черном море рабски ждали указаний царя, не соответствуют действительности. Никакого оперативного управления император, находящийся в Петербурге, не осуществлял и осуществлять не мог, даже при наличии телеграфного сообщения между столицей и Николаевым. Император всегда давал военачальникам простор для инициативы. Но инициативы на этот раз не было. Нельзя исключать, что сыграл свою роль один важный фактор. Скормить веселых галлов крабам и гордых бриттов рыбам — это было невозможно из-за нравственного стандарта, который въелся в подкорку любого русского военного, от генерала до солдата.
Упустив те возможности, которые имеет слабейшая сторона — а они заключаются в решительных действиях на опережение — Россия стала напоминать добродушного неповоротливого гиганта. Вроде голубого кита, который вежливо подпускает к себе лодчонки с гарпунерами.
В течение суток, ожидая подхода остальных караванов, неприятельские транспорта с экспедиционными войсками находились без движения на рейде Евпатории.
Военный министр князь В. Долгоруков в феврале 1854 г. предупреждал Меньшикова, что «англичане собираются высаживаться в Крыму, в 45 верстах от Севастополя, чтобы затем атаковать его с тыла» — за это время можно было подготовить береговую оборону на угрожаемых участках. Но сделано ничего не было. Даже имея донесения о западных кораблях, скопившихся на евпаторийском рейде, адмирал Меньшиков не попытался встретить англо-французов на берегу и заставить их есть песок.
В данном случае как-будто находит подтверждение тезис о бездарностях, накапливающихся в окружении императора. Остается только поинтересоваться, откуда в николаевское правление брались такие яркие военные и государственные деятели как Дибич, Паскевич, Лазарев, Корнилов, Нахимов, Тотлебен, Муравьев-Карсский, Завойко, Перовский, Сперанский, Муравьев-Амурский, Невельской, Киселев, Клейнмихель. Эти люди имели разные периоды в своей «трудовой биографии», сверхуспешные и не очень, но уж бездарями их никак не назовешь. Критики «самодержавия» — ребята находчивые и, конечно, скажут, что если на высоком посту оказался бездарь, то это царь виноват, а если талантливый человек, то это он сам по себе и вопреки «царизму». Вопреки «царизму» сделал карьеру, наперекор царю стал адмиралом, генералом и губернатором. На самом деле, ум и работоспособность всегда встречали доброжелательность и поддержку императора. Даже Меньшиков в период русско-персидской и русско-турецкой войн 1826–1829 гг. показал себя толковым человеком — это проявилось при взятии Анапы и осаде Варны. Однако сама психологическая атмосфера начала Восточной войны, когда русская элита (не только военная) мучительно стала осознавать, что стоит против всей Европы («просвещенной», «либеральной» и т. д.) не способствовала расторопности и инициативности.
Российский генералитет-адмиралитет был сильно расслаблен сорокалетним периодом европейского мира, обеспеченного русской победой над Наполеоном. Эти сорок лет, когда принципиальной установкой российской власти было миролюбие, не могли способствовать прогрессу того, что пацифисты называют «милитаристским сознанием». В течение этих сорока лет русская армия воевала лишь вынужденно. Все операции нашей армии носили ограниченный, фактически полицейский характер «принуждения к миру» или являлись «усиленной формой ведения переговоров»; они не преследовали цели как можно большего истребления живой силы противника и тотального уничтожения его ресурсов, не должны были ломать ему хребет. Иной раз для устрашения смутьяна хватало и красивого парада. Противник у русских бывал храбрый, яростный (кочевники, горцы, повстанцы, азиатские воинства), но получалась борьба мужчин с мужчинами, а не систем с системами. Штык и сабля, выдержка и упорство у нас почти всегда оказывались крепче. Безалаберность в планировании операций (явное наследие манифеста о «дворянской вольности») компенсировалась великолепными боевыми качествами русских солдат и отвагой офицеров. К этому все привыкли.
1 (13) сентября 1854 г. 3200 англо-французов без какого либо противодействия русской армии высадилась в Евпатории. Со 2 по 6 сентября главные силы интервентов сходили на берег в 30 км от Евпатории, между озерами Камышлы и Кичик-Бель. Совершенно беспрепятственно, как туристы с круизных лайнеров, не хватало только приветствующих девушек в кокошниках. 7 сентября вражеские войска, выспавшись и позавтракав, двинулись к Севастополю.
Поскольку князь Меньшиков боялся показаться невежливым по отношению к западным гостям, его армия ждала противника на р. Альма для проведения честного боя. Отдадим должное князю, он знал, откуда и в каком направлении будут двигаться враги. К Севастополю шло 60 тыс. войска, французских, английских и турецких солдат, с 206 полевыми и осадными орудиями. Меньшиков располагал 34-х тысячным войском и 84 орудиями, они располагалась на высоком левом берегу Альмы, однако наша позиция была растянута на 8 километров, и имеющихся войск для нее не хватало.
Левый фланг позиции подходил к морю, бухте Улукуль, откуда западный флот вел мощный огонь. На участке между левым флангом и бухтой не было русских подразделений — гуманист (говорю без всякой иронии) Меньшиков не захотел подставлять их под удар корабельной артиллерии. Очевидно экономя силы солдат, командующий пренебрег и возведением укреплений.
Именно в зазор между левым флангом русской армии и морем прошла французская дивизия. Она заняла господствующую высоту, откуда начала штуцерный обстрел русского войска, затем обошла наш левый фланг.
Главные силы интервентов атаковали наши позиции с фронта, переходя вброд мелководную Альму. Русские пытались штыковыми атаками вытеснить вражеские войска за реку, но попадали под перекрестный штуцерный огонь с фронта и левого фланга. Продвижение врага было остановлено только лишь усилиями гусар и казаков.
Русская армия покинула альминскую позицию и отошла к Бахчисараю, западные войска хотя и не преследовали ее, поскольку понесли чувствительные потери, однако путь на Севастополь был открыт.
17 сентября войска интервентов подошли к городу. Защищенный с моря береговыми батареями, со стороны суши Севастополь был почти что беззащитен. Укреплений на северной стороне было мало, на южной они отсутствовали вовсе.
Если бы англо-французы рискнули с ходу атаковать город, что с северной, что с южной стороны, сопровождая это бомбардировкой с моря (по классической схеме «молот и наковальня»), то с большой вероятностью добились бы успеха. Тогда Севастополь стал бы городом англо-французской славы, а не русской. Взяв город, коалиционные войска добили бы небольшую полевую армию Меньшикова, заняли весь Крым, затем Одессу, Николаев, устья рек, впадающих в Черное море.
После этого интервенты могли б приступить к наступательным действиям с восточного побережья моря, направленным вглубь Закавказья. С юга бы их поддержала анатолийская армия турок и, с хорошей вероятностью персы, жаждущие вернуть земли, потерянные по гюлистанскому и туркманчайскому трактатам. В этом случае можно было ожидать и масштабного антироссийского восстания кавказских горцев, неверности грузинских князей, истребления верного империи армянского населения. Планы Пальмерстона претворились бы в жизнь.
Однако бездарные английские и французские генералы упустили свой шанс и увязли в долгой осаде.
Для проведения осадных работ враги выбрали южную сторону города. В северной части Севастополя, отделенной от южной обширной бухтой, располагалась немало каменных построек и она выглядела более защищенной.
Французские войска обосновались в Камышевой бухте, где начали воздвигать свой petit Paris. В «маленьком Париже» не было бань и утепленных казарм, но зато большое количество увеселительных заведений и борделей. Французы сразу стали страдать от всех болезней (которые от нервов и которые от удовольствия). Благодаря эпидемиям французское кладбище быстро росло и без всяких боевых действий.
Англичане обосновались в Балаклаве, которую взяли после весьма упорного боя с небольшой командой инвалидов, составлявших ее гарнизон. Немедленно после победы бравые британцы разграбили всё селение, населенное греками. Причем сделали это весьма непринужденно. «Защита собственности», в которой так преуспели британские джентльмены, это ведь тогда, когда собственность своя. А когда чужая — то хватай, не стесняйся.