Изменить стиль страницы

— Я же не специально, просто так получилось. Но как видишь, никакой вред мне причинен не был.

— На этот раз, — прорычал он. — Никакой вред не был причинен тебе на этот раз. Ты что, хочешь попасть в плен к нашим врагам? Они, не колеблясь, используют тебя, поранят.

С каждым словом, гнев все сильнее звучал в его голосе.

— Я была осторожна. Кроме того, я хочу внести свою лепту. Хочу, чтобы вы были в безопасности, и если мне сейчас надо рискнуть, чтобы в будущем так и было, то так я и сделаю.

— Да, но сейчас ты рискуешь нашим ребенком.

Боль униженя отразилась в ее лице.

— Я люблю это дитя и никогда не подвергну его необоснованному риску. Но ведь ты же знаешь, что важен для меня не менее ребенка. Твоя безопасность жизенноважный вопрос. И на случай, если ты забыл, мы связанны. Ты умрешь, умру и я.

Он содрогнулся при упоминании.

— Вообще-то, я замаскировалась перед тем, как вышла, но на самом деле я не заметила никого, кто бы походил на Ловцов. Тату на запястьях не попадались в поле моего зрения. И если тебе от этого станет легче, услышанный разговор относится к совсем недавнему времени. Всего несколько часов.

Мэддокс спрятал лицо в ее волосах.

— Я не могу потерять тебя. Я умру самой болезнненой из всех смертей, которые мне приходилось ипытывать ранее.

— И я не могу тебя потерять. Потому-то я и делаю это.

— Расскажи, что ты слышала, — приказал Сабин, а затем добавил. — Пожалуйста, — когда Мэддокс зарычал на него.

Горячность, ох, горячность.

Сабин не был от природы склонен к вежливости, и ему не мешало бы над этим потрудиться.

Ее пальцы обвились вокруг запястий Мэддокса, держась за него так, словно он был бесценным сокровищем.

— Ты прав, — сказала она Сабину. — Там действительно были Ловцы. Они ищут вас. Или скорее, они искали вас.

Она и об этом слашала?

Он постарался не улыбнуться самодовольно в сторону Мэддокса, но не смог.

«Видишь», — мысленно передал он. — «С ними что-то надо делать. Война наш единственный путь».

«Ты был не прав», — добавил демон Сомнений.

Сабин знал, что слова проникали в Мэддоксов мозг.

«Ты всегда ошибаешься»

— Сабин, — гаркнул Мэддокс.

— Прости, — демон не мог ничего с собой поделать, а Сабин не всегда мог воспрепятствовать тому, что он посылает другим сомнения. Демон использовал любую подвернувшуюся возможность.

«Каждый чертов раз. Вот почему я не могу быть с женщиной»

— Я смогла различить примерно двенадцать различных голосов. Они собираются в Буде, — сказала Эшлин, — потому что только что узнали, где находится второй артефакт. Они намерены завладеть им.

Глава 19

Даника и Рейес наконец-то добрались до крепости, оставив сумерки за стенами крепости. Покинув клуб, они не целовались и даже не прикасались друг к другу. И не разговаривали. Рейес не был уверен благословение это или же проклятье. О чем она думала?

Безмолвие по-прежнему окутывало их, даже когда они вошли в спальню.

Не поворачиваясь к Данике спиной, он закрыл и запер двери. Она не смотрела на него. Он прислонился к двери, прохлада дерева проникала сквозь его разорванную рубашку. К счастью демон Боли отступил на задворки его разума, временно насытившись схваткой с Ловцами, и не предъявлял требований.

Даника стояла перед кроватью, всматриваясь на черные простыни.

С дрожью? В предвкушении?

Рейес надеялся на последнее. Ловцы так сильно поранили его, что ему наверняка понадобились бы швы. Однако он решил не прибегать к медицине. Боль была сильна, пульсировала сквозь все клетки его тела, заставляя сотрясаться от приятных ощущений. Он наконец-то мог быть со своей женщиной, и ей не придется ранить его.

Он будет нежен с нею, не будет переживать о том, что навредит ей.

— Нервничаешь? — поинтересовался он.

Прошла минута, прежде чем она ответила.

— Нет.

Лгунья.

Он не усмехнулся, хотя уголки его губ приподнялись.

— Может, поговорим сначала?

Предложить отсрочку стоило ему больших усилий. Он жаждал ее в своей постели, обнаженную и распростертую под ним.

— Нет. Никакой болтовни.

Он нахмурился, сведя брови на переносице. Она говорила так… решительно.

Почему ей не хочется разговаривать с ним?

Какая разница?! Ты тоже не хочешь с ней говорить.

Девушка медленно обернулась, наконец-то взглянув ему в лицо. Как обычно вид ее ангельского личика лишил его дыхания. Такое средоточие красоты. Дар для нее, возможно, но определенно его проклятие.

Он не мог оторвать взора.

С радостью умер бы на месте, если бы ее образ стал последней почестью для его глаз.

Ее щечки пылали, глаза ярко блестели — изумруды в обрамлении черных ресниц. Грудь неистово вздымалась, все быстрее и быстрее, словно она не могла справиться с дыханием.

— Будем заниматься любовью молча? — спросил он у нее.

Его руки жаждали притронуться к ней. Гладить ее груди, сжимать маленькие твердые соски. Рот наполнился слюной, желая вкусить ее.

Он укусит ее на этот раз. Он…

«Нет. Будь нежен», — напомнил сам себе мужчина.

Ее глаза широко распахнулись.

— Мы не будем заниматься любовью.

— Тогда, что же мы будем делать? — уточнил он, складывая руки на груди.

— У нас будет секс, — девушка вздернула подбородок и поставила ноги на ширину плеч — истинный воин, рвущийся в битву. — И да, молчание … подойдет.

И снова его бровь изумленно изогнулась.

— Почему?

— Я хочу твое тело, а не историю твоей жизни, — только и сказала она.

Про себя же договорила: «но после я хочу позабыть о тебе, как о мече, который висел над Дамоклом, и был готов пасть в любую минуту и разрубить бедолагу на части»

Он помрачнел. Однажды она сказала, что ничего не знает о нем; хотела узнать больше. Что изменилось?

Может быть, это маневр, чтобы вовлечь его в разговор о его друзьях?

Нет.

Нет, он так не думал.

Склонив голову на бок, он внимательно присмотрелся к ней.

Она сжала челюсть, приподняла плечи. Румянец покидал ее щеки.

Даника взялась за край своей футболки трясущимися руками и начала поднимать ее, открывая дюйм за дюймом молочно-белой кожу. У нее был плоский животик, изящный пупок, созданный для его языка.

Через миг он оказался пред нею, накрыв ее руки своими и остановив их. Ткань футболки прикрыла ее лицо, защищая девушку от его жадного взгляда. Она задохнулась, когда его живот соприкоснулся с ее.

— Ты не хочешь испытывать ко мне желание, — выдохнул он ей на ухо. Ткань не дала его дыханию ласкать ее, но она все равно задрожала. — Думаю, ты хочешь держать меня на расстоянии.

— Разве ты можешь меня в этом обвинять? — спросила она. — Дай мне раздеться.

— Нет, не мне тебя винить.

Он сдернул футболку до конца и отбросил в сторону.

Масса ее сотканных из солнечного света волос упала на плечи, обрамляя лицо. На ней был черный кружевной бюстгальтер — один из тех, что он купил для нее — и грудь ее слегка выглядывала из него. Он сглотнул, гадая одеты ли на ней подходящие трусики.

Глядя ему в глаза, она сжала край его разорванной рубашки и потянула вверх. Он поднял руки. В конечном итоге ей пришлось встать на цыпочки, а ему нагнуться, чтобы снять одежку. Едва он распрямился, он опять издала жаркий вздох.

— Такой сильный, — она протянула дрожащую руку и провела кончиками пальцев вдоль краев одной из ран.

При первом же касании он прикрыл веки, сдаваясь. В поглаживании поврежденной плоти таилась такая сладкая, сладчайшая боль.

— Когда ты успел это заработать? — спросила она.

— Я думал, что ты жаждешь тишины?

Она вздохнула.

— Не так давно, — признался он.

— Ловцы?

— Да.

Ее губы сжались тонкой линией.

— По крайней мере, она заживает.

Заживает?

Проклятье.

Если хоть одна из его ран решит затянуться до того, как он возьмет Данику, он посыплет их солью, чтобы разбередить. Ничто не помешает ему овладеть этой женщиной.