— Ты должен. Необходимо во что бы то ни стало развеять проклятую неопределенность. В чьих руках третья тайна и как с ней собираются поступить?

Харрис доехал до Ватикана на автобусе номер 64. Садился и выходил он с трудом из-за своих габаритов. Прибыв на место, Харрис постоял на виа делла Кончилияционе, глядя на величественный собор и изгиб колоннад, тянувшихся к нему двумя огромными руками. Харриса посвятили в духовный сан в соборе Святого Петра; сделал это сам Папа, настоящий Павел VI, а не двойник с непомерными мочками ушей.

Харрис направился налево, вошел под колоннаду и двинулся между огромными столбами. Дойдя до конца, он приблизился к воротам, которые охраняли двое швейцарских гвардейцев. Они козырнули, один шагнул вперед и попросил предъявить документы. Харрис достал из внутреннего кармана дароносицу. Юноша отпрянул, осенил себя крестным знамением, и Харрис прошел внутрь. Разыгравшаяся сцена показалась ему олицетворением того, во что превратилась церковь.

Он шел вперед, и вдруг громадные колокола собора забили полдень. Тотчас же вблизи и вдалеке его звон подхватили часовни и церкви. Харрис никогда прежде не видел дом Святой Марфы. Иоанн Павел II построил его для прелатов, как постоянно живущих в Риме, так и приезжающих на время, но здесь жили и простые священники, в том числе Джон Берк. Входные створки бесшумно раздвинулись, и Харрис оказался внутри.

— Отец Берк на обеде, — ответила женщина за столиком, указывая на закрытые стеклянные двери.

— Я подожду.

— Вас проводить в часовню?

Женщина отвела Харриса и оставила одного. Он подошел к окну, за которым виднелась старая внешняя стена Ватикана. Затем уселся в дальней части и, глядя на скинию, поймал себя на мысли, что не чувствует, будто находится в оплоте врага. Враг должен быть далеким, безликим. Во время войны солдаты братались в окопах, разом теряя воинственный пыл при виде таких же, как они, перепуганных мальчишек. Харрис закрыл глаза. Как же он устал. Как же он постарел.

— Святой отец?

Харрис вздрогнул, очнувшись. Молодой священник положил руку ему на плечо.

— Извините. Это вы меня спрашивали? Я Джон Берк.

— Да, да. Знаете, кажется, я задремал.

Лицо Берка чуть заметно омрачило разочарование.

— Ах, вы не ирландец.

Он объяснил, что имел в виду, покидая часовню, — Харрис услышал, как глухо стукнули о мраморный пол колени; сам же ограничился поклоном. Они прошли в пустынную столовую. Как оказалось, Берк решил, что Харриса прислали из Ирландии, чтобы узнать новости о священнике, который недавно умер в Америке.

— О Брендане Кроу, — сказал Харрис.

— Вы его знали? — Искра надежды.

— Далеко не так хорошо, как хотелось бы, — осторожно произнес Харрис.

Его не покидало ощущение, будто он разговаривает с человеком, который находится по другую сторону баррикад.

— Вы обедали?

Харрис неопределенно отмахнулся, но Берк подозвал маленькую деловитую женщину.

— Сестра, преподобный еще не ел. Сейчас не слишком поздно?

Открытая лучезарная улыбка. Можно принести суп и макароны. Тем временем Берк взял со стола бутылку и налил Харрису бокал вина.

— Надеюсь, вы не возражаете против красного.

— Вы спасли меня от голодной смерти. — Харрис улыбнулся, чувствуя себя самым желанным гостем.

— А теперь давайте к делу, — предложил Берк, проследив, как Харрис опорожнил тарелку супа и изрядно подъел макароны.

Снова наполнив бокал Харриса, он налил половину и себе.

— Вы упомянули Брендана Кроу, — заговорил Харрис. — До нас дошли очень тревожные слухи, будто он забрал с собой в Америку один в высшей степени важный документ.

— Какой документ?

— Еще раньше нам стало известно, что этот документ пропал из архива.

Похоже, Берк был искренне озадачен.

— Вы говорите «нам».

Момент истины. Харрис предполагал, какого здесь мнения о братстве Пия IX, если вообще есть какое-то мнение. Несомненно, радушие и гостеприимство испарятся бесследно, если он ответит искренне. К счастью, их прервал священник-коротышка, ростом чуть больше пяти футов, с длинными седыми кудрями, закрывающими уши.

— Отец Пувуар, — представил Джон Берк. — Вот кто нам нужен. Отец Харрис некоторыми вопросами поставил меня в тупик.

Берк поднялся из-за стола и улыбнулся Харрису.

— Отец Пувуар работает в архивах. Передаю вас в его надежные руки.

— Благодарю, отец Берк. Большое вам спасибо. — Харрис даже приветственно поднял бокал с вином.

Отец Пувуар подсел и посмотрел на Харриса бледными, безжизненными глазами.

— Вы поступили крайне неблагоразумно, придя сюда.

II

Священник в семье!

Реми родился седьмым из тринадцати детей в семье, влачившей жалкое существование на маленькой ферме между Монреалем и Квебеком. Он рос тихим ребенком, раздражительно тихим: мальчик словно наблюдал со стороны за семьей, членом которой являлся. Подобно многим детям, маленький Реми представлял себе, будто его мама с папой на самом деле вовсе не его мама с папой, а братья и сестры — не братья и сестры. Он воображал себя подкидышем, которого взяли домой и воспитали, словно подобранную на улице собаку. Постоянное молчание Реми злило отца, и тот регулярно лупил сына, но, с другой стороны, он лупил всех своих отпрысков, а мать тем временем всхлипывала и молила о том, чтобы наказание поскорее закончилось. Возможно, имея в виду себя.

В школе Реми так и не вылез из своей раковины. Именно там, с удивлением узнав, что сверстники находят уроки трудными, он обнаружил, что ему знания даются легко. Но лучше было об этом молчать, и Реми молчал, изо всех сил стараясь занизить свои успехи до уровня одноклассников. Лишь аббат Гарнье догадался, что Реми не похож на остальных. Началось с того, что мальчик за какой-нибудь час выучил все латинские фразы, которые должен знать прислужник в алтаре, и бойко затараторил, словно на родном языке. Отец Гарнье навел справки в школе. Реми Пувуар? Успеваемость средняя, может быть, даже ниже средней. Священник отвел Реми к себе в кабинет и угостил кофе.

— Ты хочешь изучить латынь?

Реми насторожился. Доброта и ласка были для него внове. Подумав, он все же кивнул.

И началось. Реми и священник словно заключили сговор. Пувуарам незачем было знать, что в их семье вырос по крайней мере один одаренный ребенок. Реми изучил латынь и греческий, и отец Гарнье с трудом скрывал радость, когда мальчик по прошествии года читал в подлиннике «Илиаду». Теперь он иногда заводил с воспитанником разговоры о духовном сане.

Отец Гарнье делал упор на знание, на пути, которые откроются перед Реми. Где еще мальчик из бедняков получит такое образование? Только в семинарии. Визит представителя церкви сразил Пувуаров наповал.

— Реми?

— Господь призывает его в священнослужители, — торжественно промолвил аббат Гарнье.

Священник в семье! Внезапно все годы нужды и лишений показались ненапрасными.

Реми поступил в младшую семинарию в Квебеке, а затем и в старшую. Как и в школе, он заметил, что другие испытывают трудности, которые были ему неведомы. Разумеется, Реми не говорил об этом вслух, но теперь уже не старался подражать окружающим. Без особых усилий он постиг философию, а затем богословие, шаг за шагом приближаясь к духовному сану. Впервые увидев сына в сутане и с тонзурой, выбритой на макушке, родители стали относиться к Реми с благоговением. Он нисколько не удивился бы, если бы они попросили у него благословения. Через несколько лет, в двадцать три года, Реми был рукоположен в священники — для него ввиду возраста было получено особое разрешение. Духовный сан явился не конечной целью, а смыслом существования. Ему нравилось учиться. Его отправили в Католический институт в Париж. Затем Реми поступил в Национальную школу хартий. ^[93]Он часами просиживал в Национальной библиотеке. Именно там Реми познакомился с Фернаном.