Теперь я узнала его. Он следил за мной с первого дня моего появления в долине, и звали его Смеющийся Волк. Вне всяких сомнений, он собирался изнасиловать меня, но я решила так просто не сдаваться, когда он чем-то наподобие веревки принялся связывать мне руки и ноги. Я лежала на земле и слезы текли у меня по щекам, когда я расширенными от ужаса глазами смотрела, как он достает из высокого мокасина нож и прикладывает его лезвием к моей шее. Смеющийся Волк что-то говорил мне на языке, которого я не понимала, зато я видела ненависть в его глазах, когда он провел ножом у меня между грудями. Все еще что-то говоря, он вел им по моему животу, а я в отчаянии вертела головой, взглядом умоляя его остановиться, но он только беззвучно расхохотался и провел ножом по моему бедру. Я не могла сдержать дрожь. Бессильные слезы лились у меня из глаз, пока нож резал мою кожу, оставляя кровавые следы. Я понимала, что ничем не могу ему помешать.

Как завороженная, я глядела на нож, теперь находившийся чуть пониже левой груди, и замерла от ужаса, когда он с ужасающей медлительностью обвел им мою грудь, окружив ее кровавым кольцом. Смеющийся Волк занес нож над моей головой и почему-то медлил, а у меня кровь стыла в жилах от предчувствия неминуемой смерти и при виде капель крови, стекающих с лезвия на землю. Боль, которую я ощущала от порезов, не шла ни в какое сравнение с тем, что меня ждало.

Когда Смеющийся Волк стал медленно опускать руку, я принялась биться головой о землю в надежде потерять сознание и избежать мучений. В глазах у меня уже темнело, как вдруг тишину разорвал дикий крик. Повернув голову, я увидела появившегося неожиданно мужа, в руке которого был нож, а изо рта рвался неудержимый вопль. Смеющийся Волк вскочил на ноги, но упал под тяжестью навалившегося на него противника, и они покатились по земле. В конце концов им обоим удалось подняться, и они стояли друг против друга, успокаивая дыхание, прежде чем сошлись снова в смертельной схватке. Я слышала лязг металла, и когда они разжали «объятия», оба были в крови. Снова и снова они сходились и расходились, и с каждым разом все больше ран появлялось на их телах.

Вдалеке звучала музыка. Индейцы смеялись, танцуя или сидя вокруг костров. А здесь в ушах у меня стояли лязг ножей и тяжелое дыхание двух мужчин, которые затеяли биться не на жизнь, а на смерть.

Тень и Смеющийся Волк были равны в силе и ловкости, и я уже думала, что это никогда не кончится, потому что они оба искали друг у друга слабое место и не могли его найти. Оба уже устали и были все в крови, но конец все же наступил и наступил неожиданно быстро. Смеющийся Волк сделал свой ход, который мог бы оказаться для Тени смертельным. Я ужаснулась, когда Тень даже не попробовал увернуться, разве лишь чуть отодвинулся в сторону, и нож Смеющегося Волка вошел ему в плечо. Слишком поздно тот понял свою ошибку, но прежде чем успел выдернуть нож и ударить еще раз, Тень взрезал ему живот. Смеющийся Волк завопил от боли и ярости, а когда Тень вытащил нож, зажал рану обеими руками и замертво упал на землю.

Тень медленно подошел ко мне. Он был черный от боли. Опустившись на колени, он развязал мне руки и ноги и вытащил изо рта кляп.

– Ты в порядке? – срывающимся голосом спросил он.

– Да. – Я забыла о боли и страхе при виде окровавленного плеча Тени. – Пошли быстрее. Ты ранен.

Он не спорил со мной. Я наскоро оделась, и мы направились к своим, причем Тень не мог не опираться на меня, иначе бы он упал.

Когда Тень уложили в вигваме Черного Филина, я побежала за Лосем Мечтателем, а потом стояла рядом с Молодым Листком и Оленихой, пока старый шаман возился с раной Тени и выгонял из вигвама злых духов.

– Почему? – все-таки спросила я. – Почему Смеющийся Волк хотел меня убить? Я ведь ничего ему не сделала.

– Всегда будут белые, которые ненавидят индейцев, – словно в этом не было ничего особенного, бесстрастно сказал Тень. – И всегда будут индейцы, ненавидящие белых. Другого ответа у меня нет.

– Но я не могу перестать быть белой.

– Не думай об этом, Анна. Что было, то было и прошло, и надо научиться забывать.

Только на другой вечер мы узнали причину непонятного поведения Смеющегося Волка. За несколько недель до случившегося трое белых мужчин поймали и замучили до смерти его жену. Он очень тяжело переживал происшедшее, и особенно ему не давали покоя ее предсмертные муки. В отчаянии он отправился к шаману племени, и тот посоветовал ему сотворить то же самое с белой женщиной, чтобы избавиться от своих страданий.

– Его семье стыдно, что он выбрал жертвой тебя, – сказал Тень. – Потому что как моя жена – ты одна из нас, и тебя нельзя трогать.

– Ты должен им сказать, – заявила я, неожиданно пожалев Смеющегося Волка, – что я не желаю им зла. Скажи им, что я понимаю, каково это – потерять любимого человека.

– У тебя добрая душа, Анна, – шепнул мне Тень и погладил меня по щеке. – То, что ты сказала, поможет им одолеть стыд.

Так или иначе, но узнав, почему Смеющийся Волк напал на меня, я стала бояться меньше.

В следующие несколько дней было еще много военных советов. Некоторые продолжались до самой ночи, потому что каждый воин имел право высказать свое мнение. В середине мая наблюдатели сообщили, что Три Звезды разбил лагерь на берегу реки Язык, по-видимому, не зная о том, что о его появлении известно индейцам. Шпионы донесли, что Крук планирует внезапное нападение на деревню рано утром следующего дня.

Безумный Конь решил дать Круку сражение. Я умоляла Тень остаться дома, но он, конечно же, меня не послушался. Воин не может остаться дома из-за того, что его жена боится, как бы его не убили.

Я не плакала, когда он вышел из вигвама и вскочил на своего коня. Тень, как все воины-индейцы, был только в набедренной повязке и мокасинах, что меня несказанно удивило, а Тень объяснил, что в случае ранения стрела или пуля чистой войдет в тело. Орлиного пера на сей раз не было у него в волосах. Вместо него он надел великолепный боевой убор, который закрывал половину его спины. Каждое перо в нем имело свой смысл. Это был или убитый враг, или совершенный подвиг, и я подивилась, когда он успел совершить так много. Его лицо и грудь покрывали красные полосы.

Несколько мгновений Тень не отрывал от меня глаз, а потом развернул коня и присоединился к остальным. В изумлении я смотрела на Смеющуюся Черепаху, который тоже ехал вместе со всеми на своем пони, хотя был слишком стар для сражений, тем не менее он был в набедренной повязке и его головной убор показался мне вдвое длиннее, чем у Тени. У него не было с собой оружия, разве только черная палочка удачи, и я спросила у Молодого Листка, что это может значить.

– Он повернулся лицом к смерти, – сказала она, словно не было ничего более естественного на свете. – Его жены и дети умерли, его старое тело измучено болезнями, и он решил встретить смерть как воин. Он храбрый человек и достоин такой смерти.

Через несколько минут показался Безумный Конь. Он был одет в черное и под ним был совершенно черный конь. Боевой вождь племени сиу занял свое место впереди. Подняв высоко над головой ружье, он крикнул:

– Хопо! Вперед!

Воины ответили ему дружным криком и, поднимая тучи пыли, поскакали прочь.

День тянулся ужасно медленно. Я не могла ни есть, ни спать, ни думать о чем бы то ни было. Я могла только сидеть и смотреть на север. Началась ли битва? Побеждают ли индейцы? Хочу ли я, чтобы они победили? Все скво вокруг меня занимались своими повседневными делами, однако я заметила, что они разговаривали тише обыкновенного и в деревне совсем не было слышно смеха.

Слишком старые для битвы воины сидели на солнышке, завораживая мальчишек рассказами о былых сражениях и пробуждая в них ненависть к белым воспоминаниями об их предательствах, как, например, резня у Песочного ручья. Глаза у них горели огнем, когда они повествовали о полковнике Джоне Чивингтоне, священнике методистской церкви, который стал солдатом и в 1884 году потопил в крови мирную деревню шайенов. Не обращая никакого внимания на звезды и полосы и на белый флаг над вигвамом вождя Черного Котелка, он со своими людьми уничтожил пятьсот мужчин, женщин, детей и вместе с ними вождя Белую Антилопу.