— За Джея! За Джея! — хором подхватили гости, когда Эл закончил свой тост, и, подняв бокалы, окружили Джея, выражая ему добрые пожелания. Зазвучали новые тосты, а Эл незаметно возвратился к Уоллис.
— Ты уверена? — шепотом спросил он, когда Джей, оказавшись в кругу гостей, начал произносить свой собственный тост. — Ты уверена насчет всего этого? Насчет Джея?
— О да! — кивнула Уоллис, не задумываясь ни на миг. — Абсолютно уверена.
Все произошло на редкость своевременно для всех, в том числе и для Софи. Она убереглась от ужасного замужества, вновь обрела настоящего мужа, а Уоллис — сына, о возвращении которого не переставала мечтать. Если Уоллис о чем-то и сожалела в тот момент, так только о своей рабской приверженности правилам приличий. Будь она немного более похожа на Маффин, обожавшую находиться в центре событий, устроила бы пресс-конференцию и объявила на весь мир: Джей Бэбкок вернулся! Мой сын вернулся! А вместе с ним и я сама.
Маффин же в этот момент как раз была вполне довольна тем, что не находится в центре событий. У наблюдателя есть преимущество перед участником, а у нее на глазах сейчас разыгрывалась небольшая драма. Маффин желала наблюдать за ней из первого ряда на тот случай, если кто-нибудь решится бросить вызов столь долго отсутствовавшему Джею Бэбкоку и его притязаниям на королевство.
Удивительно, что никто этого не сделал. Пока.
Удивительно также, что каких-нибудь пять минут назад Софи, любящая жена, глазела на него так, словно видела впервые в жизни, и напоминала испуганное животное, на которое вот-вот накинут сеть. «Да и кто бы не испугался на ее месте, черт возьми, — честно призналась себе Маффин, — высокий, черный, наводящий ужас и самодовольный, а эта повязка на глазу вообще кого хочешь до обморока доведет». У нее у самой все внутри перевернулось, когда она его увидела, хотя и стояла в другом конце комнаты.
Когда он направился к Софи, Маффин, как и все присутствовавшие, застыла в благоговейном ужасе. Их взгляды излучали энергию, которой было бы достаточно, чтобы вывести на орбиту космический корабль. Она волнами исходила от них, особенно от него. И при этом Софи все же действительно напоминала маленькую, беспомощную зверюшку, загипнотизированную большим злым волком, и Маффин ожидала, что она вот-вот сорвется и убежит, стоит ему раскрыть пасть.
Но это было бы опасной ошибкой, решила Маффин, потому что Джей — или кто там он был, — похоже, воспринял бы это как личное оскорбление. Да уж, он бы бросился за ней и преследовал ее, пока она не упадет.
Маффин не могла отвести от них взгляда, как ни старалась, хотя ей было при этом очень не по себе. Она бы предпочла оказаться в спальне и снимать их медовый месяц на видео, чем наблюдать за этой сценой. По крайней мере, можно было бы отвлечься на созерцание обнаженных частей тела.
Ее плечи покрылись гусиной кожей, и стало трудно дышать. Она даже почувствовала слабость в ногах, что уж совсем было на нее не похоже: Маффин Бэбкок — женщина не робкого десятка.
Маффин напомнила себе: она здесь вовсе не для того, чтобы приветствовать возвращение наследника. Она хотела выяснить, что за противник ей предстоит и является ли он угрозой для ее планов на будущее. А еще ее интересовала реакция Софи на воскресшего мужа. В первый момент Софи показалась ошеломленной, как если бы он оказался для нее совершенно незнакомым человеком. А уж если Софи Бэбкок не узнала собственного мужа… Что ж, это может быть очень интересным,
Маффин привычным жестом поднесла запястье внутренней стороной к носу и вдохнула терпкий аромат духов. «Танжерская ветреница» — один из ароматов, входивших в коллекцию духов, изготовленных на основе натуральных растительных масел, которую разрабатывала сейчас ее новая партнерша, Делайла, владелица косметического салона, обслуживавшего многих звезд — она была известна всем просто под именем, без фамилии, — смешала апельсиновое масло с вытяжкой экзотических трав, аромат которых подавляет аппетит, и Маффин решила испытать сегодня эти духи, чтобы убедиться, что экстравагантный продукт Делайлы действует именно так, как об этом вещает реклама.
К тому же, прикрывшись рукой, Маффин могла незаметно понаблюдать за свекровью, выглядевшей весьма оживленно, и попытаться понять, не употребляет ли она снова наркотики. «Жаль, что не это оказалось причиной веселого хихиканья старой пьянчужки», — злобно подумала Маффин. При виде душещипательной сцены воссоединения матери с сыном ей захотелось сжевать все цветы.
От расстройства Маффин почувствовала голод, а ведь предполагалось, что он ей не грозит, для того она и надушилась этими духами. Аромат был довольно сильным, но считалось, что именно благодаря своей насыщенности он притупляет чувствительность органов обоняния и «отбивает» аппетит. Маффин так надеялась, что он убережет ее от соблазна приблизиться к блюду лиможского фарфора и набить желудок разложенными на нем креветками.
Что ж, придется огорчить Делайлу.
Уоллис взглянула в ту сторону, где стояла Маффин, и улыбнулась, явно довольная тем, что заметила, как та исподтишка за ней наблюдает. Маффин не улыбнулась ей в ответ. «Эгоистичная старая склочница достаточно богата, чтобы удалиться навсегда куда-нибудь в Палм-Бич со всеми своими погаными наследниками. Она вообще могла бы жить припеваючи где только пожелает. Так нет же! Покой не для этой неугомонной матриархини рода Бэбкоков из Ньюпорт-Бич. Теперь она, совершенно очевидно, попытается вернуть контроль над компанией, воспользовавшись возвращением младшего сына».
— Шампанского? — Милдред снова обходила гостей с подносом.
«У меня прямо метаболизм начинается, как у лабораторной крысы, от зависти к ее худобе, — подумала Маффин, — даже при том, что худоба эта не так уж и эстетична». Эстетика мало тревожила Маффин после той отчаянной борьбы, которую пришлось вести с самой собой, чтобы в соответствии с модой сильно похудеть. Приходилось следить за каждой калорией, каждым граммом жира, в то время как нервозная маленькая Милли оставалась тощей, как зубочистка, без всяких усилий и вечно носилась как угорелая.
— Нет, спасибо, Милдред, — подчеркнуто отказалась было она, но тут же передумала и схватила бокал с подноса, когда домоправительница уже отвернулась, извинившись. У Маффин не было повода что-либо праздновать, и калории ей были ни к чему, но лучше уж бокал шампанского, чем полное блюдо креветок.
Шампанское было сухим, почти острым на вкус. Маффин предпочитала более сладкие дешевые сорта, хотя не призналась бы в этом ни одной живой душе, тем более никому из близкого круга своих респектабельных друзей. Никто, кроме Бэбкоков, не знал, что происхождение Маффин отнюдь не столь высоко, как она это представляла, но они никогда не выдадут ее тайны. Уоллис скорее спрыгнула бы с моста в реку, чем позволила, чтобы кто-то узнал, что Колби встретил свою теперь уже вдову в пресловутой задней комнате массажного кабинета. Быть может, именно поэтому Маффин относилась с некоторой подозрительностью к высокородным гостям, присутствовавшим на вечеринке. Только самозванец может распознать самозванца. А Маффин была среди них асом.
Кое-что, впрочем, она не скрывала главным образом ради того, чтобы доставить удовольствие тем самым высокородным друзьям. Никто совершенно вас не осуждает, когда вы делитесь секретами, касающимися своего психического состояния. В определенных кругах отнюдь не считается дурным тоном слыть неврастеничкой, а Маффин была страшной неврастеничкой. Она страдала фобиями, булимией, но была, а это перевешивает все остальное, членом «Менса-клуба» — сообщества людей, обладающих высочайшим показателем интеллекта. Она оставила десятки тысяч долларов в специальной стоматологической клинике Ньюпорт-Бей, пытаясь избавиться от дефекта челюсти, но проклятый сустав по-прежнему клацал, когда она чистила зубы ниточкой.
Разве что ради смеха Маффин поискала глазами какого-нибудь безумного беднягу, рядом с которым она казалась бы совершенно здоровой. Но взгляд ее невольно возвращался к нежным голубкам — супругам Бэбкокам, они, словно черная дыра, засасывали всю энергию, витавшую в зале.