— Кто — Маффин или будущее дитя?

— В сущности, оба, если подумать. Она не знает, что я беременна, и у нее был такой безумный голос, что у меня не хватило духу сказать. Наверное, все же лучше ей узнать об этом до того, как она совершит какую-нибудь глупость.

Они держались за руки, и Джей начал рисовать пальцами у нее на запястьях свои магические знаки. Казалось, он делает это неосознанно, и реакция Софи была столь же автоматической. Она надеялась, что их будущий ребенок не станет сердиться из-за того, что его надежное укрытие в материнской утробе чуть-чуть приоткрылось.

— Джей, — неожиданно сказала Софи, — давай поддержим Маффин в этой ее затее с косметической линией, ну хотя бы на этапе исследований и опытов. Ей нужно именно это, а вовсе не ребенок. К тому же она столько лет была замужем за Колби. Уж чего-нибудь она за это точно заслужила, тебе не кажется?

— В этом есть смысл. — Джей прекратил водить пальцем по ее руке и взглянул ей прямо s глаза. — Кстати… а как насчет нашей маленькой оплодотворенной яйцеклетки? И его мамы?

Софи взяла его руки и положила себе на живот, наслаждаясь той нежной силой, с которой он ласково сжал его, теплом, которое проникало внутрь. Она представила, как чувствует себя там ребенок, купаясь в тепле и любви.

— Ты ведь знаешь, как это случилось, правда?

— Что, беременность? Разумеется, знаю.

— Нет, я не об этом, а о том, благодаря чему это случилось. Один из препаратов, которые тебе давали в клинике, по словам Эла, является новым средством лечения мужского бесплодия. «Бэбкок фармацевтикс» только что получила на него лицензию. — Софи рассмеялась. — Судя по результату, оно действует.

— И чья это была идея?

Он посмотрел на нее, и Софи вздрогнула от неожиданности, встретив взгляд прекрасных синих глаз. Джей больше не носил глазной повязки, но Софи еще не успела к этому привыкнуть, однако не это, а выражение его лица поразило ее больше всего. Она не могла себе представить, чтобы что-то могло обескуражить Джея, во всяком случае, не это — не счастливое сознание того, что она беременна.

— Это идея Уоллис, — поспешила объяснить Софи. — По словам Эла, это было частью ее грандиозного плана обеспечить будущее империи. Но она также знала, как мне хотелось иметь детей, как нам обоим… поэтому… я думаю, нам следует простить ее за это, не так ли?

Его молчание начинало пугать ее. Он прошел через множество испытаний, стал жертвой многочисленных манипуляций и насильственных действий со стороны собственной семьи. Она могла понять, что ему не так-то просто со всем этим смириться. Но теперь, когда ему предстояло возглавить компанию и когда она должна родить ему ребенка, Софи надеялась, что Джей и Уоллис смогут найти общий язык и жить в согласии или, во всяком случае, уважать друг друга.

— Никакое чудо-средство Бэбкоков не сможет вылечить болезнь, поразившую эту семью, — наконец произнес он и снова вздохнул. В его голосе появилось что-то новое — сожаление и твердость. — Быть может, только прощение. Наверное, это единственное, что может помочь, но я пока еще не совсем готов к этому.

— Время, — подхватила Софи, — дай себе время, и прощение придет само.

Тишина, повисшая в палате, была такой тяжелой, что напоминала занавес, который опустился перед ними и, казалось, никогда не поднимется вновь. Софи испугалась, что это настроение может дурно повлиять даже на их с Джеем взаимоотношения, но прикосновение его руки убедило ее в том, что связывающие их узы не омрачает ничто, кроме этой семейной проблемы. Когда Джей стал медленно притягивать ее к себе, напряжение ушло совсем. Она упала в его объятия, не заботясь больше о вероятности короткого замыкания.

— Я люблю тебя. — Голос ее прервался от страсти и нежности.

— Господи, я тоже, тоже люблю тебя, — ответил Джей, скрестив кулаки у нее за спиной. Его грудь высоко вздымалась. — Пока у меня есть ты, мне не нужна никакая память. У нас будут новые общие воспоминания.

На Софи нахлынули сладостные образы освещенного солнечным светом пляжа, весело резвящейся собаки, смертельно-захватывающего аттракциона в парке и парящего на вершине горы монастыря. Она никогда не забудет той поездки в горы и монаха-призрака, который сказал ей, что она уже ощутила полноту, но только сама может знать, что это для нее значит. Теперь она знала. Вот она — полнота. Джей был для нее целебным источником, так же как она для него.

— Но теперь, когда вас двое, — его дыхание нежно шевелило золотистый локон у нее на виске, — смогу ли я свозить тебя на мотоцикле к «Крутому Дэну»?

— Это можно устроить, — заверила его Софи, водя ногтем по впадинке у него под горлом и ощущая, как бьется у нее под щекой его сердце. Когда самообладание вновь вернулось к ней и она смогла говорить не задыхаясь, она предложила завести мотоциклетную коляску. Софи вспоминала поездку в приют байкеров и как они ели там омлет-чили, и буквы, которые он обводил пальцем на крышке стола. Она все еще не знала, что они означали.

Покоясь на его плече, Софи боялась шевельнуться, чтобы не нарушить эту идиллию. Но не удовлетворить любопытство — значит, разжечь его, и вскоре она все же приподнялась и спросила его об этом.

Он удивил ее, заявив, что сам не знает.

— Тут нужно вернуться к периоду, когда шел процесс, связанный с «Тризином-би», — сказал он. — Как ты помнишь, я тогда отправился в Атласские горы, а когда вернулся, все было кончено — Бэбкоки победили. Но никто не хотел говорить о процессе. Никто, кроме Ноя.

Некоторое время он в нерешительности постукивал костяшками пальцев по ее спине, потом продолжил:

— Все, что я помню, — это Ной в психиатрической клинике, энергично убеждающий меня снять «Тризин-би» с производства. Он говорил, что если я смолчу, то буду виновен, как и все остальные, что на моих руках тоже будет кровь. Он вел журнал, в котором были зафиксированы все нарушения закона со стороны Бэбкоков. У него была даже копия стенограммы судебного процесса, в которой фигурировали лжесвидетельства. Но к тому времени его мозг был уже поврежден, и он не мог вспомнить, где все это спрятал. Когда я встал, чтобы уходить, он крикнул мне: «Найди меня!» — но не сумел объяснить, что это значит. Он только повторял эту фразу снова и снова.

Вечером я поехал к «Крутому Дэну», чтобы попытаться найти смысл в том, что сказал Ной, — честно говоря, чтобы попытаться найти смысл во всей своей жизни, — и, должно быть, машинально нацарапал на столе эти слова. Какой-то вышибала сделал мне замечание, завязалась драка. Вот и все, что я помню. Вероятно, это был тот же самый тип, который окликнул меня в аллее позади «Крутого Дэна» в то утро, когда мы ездили туда вместе с тобой, хотя тогда я не понимал, почему он вызвал у меня такую реакцию. Просто ощущал, что с ним связана какая-то неприятность.

Джей запрокинул голову, напрягая память.

— Ной старался сказать мне, что журнал спрятан в скалах, где мы когда-то играли в «найди меня». Или говорил, чтобы я сам спрятал его там, — не помню. У меня вспыхивали в мозгу отрывочные воспоминания, но, пока ты не упомянула о Дональде, о мальчике, который сорвался с обрыва, я не ассоциировал игру со скалами и журналом. Все это догадки, — признался Джей, грустно пожав плечами. — Я, возможно, никогда не узнаю, как это было на самом деле.

— Теперь это не имеет никакого значения, — Софи, откинула у него со лба прядь густых черных волос, разгладила морщины. Она не хотела, чтобы он упрекал себя. Все равно теперь он ничего уже не мог изменить в прошлом. Единственное, в чем он сейчас нуждался, — это отдых.

— Если тебя это утешит, — сказала она ему, — не только у тебя проблемы с памятью. У меня тоже были в этом смысле серьезные неприятности, а ведь с моими мозгами никто не экспериментировал. Но сегодня утром меня осенило — и угадай, что я обнаружила?

Он с интересом наблюдал, как она взяла в руки сумку и достала оттуда сюрприз.

Софи держала в руке хрупкую, величиной с зубочистку палочку. Джей придвинулся поближе, чтобы получше разглядеть ее.