Изменить стиль страницы

Тяжело вздохнув, Софи села, потом выбралась из постели. Ей начинало казаться, что она имеет дело с двумя разными мужчинами, и один из них пугал ее. Безоблачное счастье, которое они испытали там, в морском домике, теперь представлялось ей некой аберрацией, она начинала уставать от постоянного напряжения, от того, что не знала, кем предстанет перед ней Джей при новой встрече, даже при любовном свидании. Жизнь подражала ее снам, в которых романтический призрак, охотившийся за ней, мог легко обернуться монстром без лица — и иногда оборачивался.

На Софи оглушительное впечатление произвело то, как властно и решительно Джей заявил претензии на бэбкокский трон. Обязательства, которые он принял на себя перед лицом семьи, сулили ей то самое спокойствие, которого с прежним Джеем она никогда не знала. Но даже и в этом был некий оттенок дерзости и безрассудства человека, наносящего первый удар.

Голые ноги покрылись гусиной кожей. В доме было холодно, а поскольку Софи не собиралась оставаться здесь на ночь, она не взяла с собой пижамы, так что пришлось довольствоваться длинной белой рубашкой Джея. Обхватив себя руками, Софи подошла к дальнему окну. Из него открывался вид на расположенные рядом горы — те самые, по которым Джей лазал, бывало, задолго до того, как она его узнала… и где Ной Бэбкок чуть не застрелил ее, когда ей было четырнадцать лет.

Софи пристально вглядывалась в скалы, и сердце начало глухо стучаться в ребра.

Звук выстрела… он «катапультировал» ее память назад. Она никогда не забудет того вспоровшего слух взрыва и драматической встречи с человеком, которому предстояло заменить ей отца. Софи пряталась в лесу уже несколько недель, когда вдруг наткнулась на высоченного охотника в куртке защитного цвета и красной шляпе. Прицелившись в олениху, он был готов вот-вот спустить курок. Другого способа дать ему знать о том, что это животное тощая беглянка с трудом выходила после болезни и что необходимость ухаживать за оленихой помогла выжить ей самой, у девочки не было.

Ужас парализовал Софи. Она не могла даже крикнуть ему, чтобы он не стрелял, но, увидев, как палец охотника медленно нажимает на спусковой крючок, выскочила из кустов и закрыла дрожащее животное своим телом. Она действовала в порыве безумия. Раздался выстрел — и такое же безумие охватило охотника. Софи напугала его так сильно, что он дрожал, оттаскивая ее от оленихи, а потом стал яростно ругать за глупость.

В бешенстве швырнув Софи на землю, он рванулся прочь, но спустя несколько минут вернулся, опустился рядом с ней на колени и пристально посмотрел в глаза — в его взгляде перемешались смущение и подозрительность. Он отдавал должное храбрости, в которой этот ребенок, вероятно, превосходил даже его самого, и готовности пожертвовать собой ради беспомощного существа. Всю жизнь он считал, что слабого следует уничтожать, а эта девочка была готова отдать жизнь, чтобы спасти слабого. Побуждение оставалось для него непонятным, но отвагу он уважал.

Расспросив девочку о ее жизни и узнав, что та убежала от нерадивой тетки, которая хотела сплавить племянницу в приют, он привел ее домой и позволил Милдред вымыть ее, накормить и вволю накудахтаться над ней. Такой заботы Софи не видела и от родственников, не говоря уже о чужих людях. Даже Уоллис приняла чумазую бродяжку в свое стадо, хотя в то время Софи чувствовала ее сдержанность в отношении к себе и ей всегда было интересно узнать, что служило тому причиной: открытое восхищение ею Ноя или ее собственное сомнительнее прошлое.

Вот как она попала в Большой дом в качестве бэбкокского приемыша и вот почему впоследствии решила работать с неустроенными детишками. Она хорошо знала, что значит протянутая рука помощи. Ной оказался добрым человеком, трудным, но добрым. Софи скучала по нему.

— Софи?

Она обернулась, подумав, что Джей проснулся, но он лежал в той же позе, в какой она его оставила. Вдруг он перекатился на бок и выкинул руки перед собой, словно хотел дотронуться до чего-то.

— Я здесь, — сказала Софи, но, поскольку Джей не ответил, поняла, что он спит. На фоне безмятежной белизны простыней Джей казался еще более смуглым и беспокойным, и при виде того, как он мечется и бормочет во сне, Софи вдруг пришла в голову идея. Она не знала, является ли это выдумкой писателей, но слышала, что людей, разговаривающих во сне, иногда можно вовлечь в диалог, и решила попытаться. Не имея понятия, что будет делать, если он проснется, Софи тихо подошла к изножью кровати.

— Кто ты? — спросила она.

Он перекатил голову на подушке и пробормотал что-то нечленораздельное. Было похоже, что он повторял ее вопрос.

Софи придвинулась поближе. Теперь лицо ее было прямо напротив его лица. Медленно, четко она снова спросила, кто он.

— Ной, — ответил Джей. — Спроси Ноя.

— Ноя? Твоего отца? — Софи совершенно не понимала, что он имел в виду.

Ной был не в состоянии сказать ей, что бы то ни было. Как это ни трагично, но он очень редко мог вспомнить даже то, что было пять минут назад. Софи регулярно навещала его в клинике, пока Уоллис не попросила ее прекратить визиты. Свекровь не считала их уместными, особенно после того как Софи начала встречаться с Клодом.

Она фактически отлучила Софи от семьи, очевидно, за то, что та осмелилась полюбить кого-то, кроме Джея.

— Придумки… игра в придумки… спроси Ноя.

Софи склонилась над ним, стараясь получше расслышать, но то, что он говорил, казалось, не имело никакого смысла. Ее взгляд упал на глазную повязку, и она сообразила, что может сейчас приподнять ее так, что он ничего не узнает. Какой-то голос настойчиво нашептывал ей, что, увидев его без этой помехи, она либо утвердится в своих подозрениях, либо избавится от них. Желание казалось непреодолимым, хотя в нем не было никакого логического смысла.

Софи уже протянула было руку к черной «заплатке», но вдруг засомневалась. Нет, она не смела. Он наверняка проснется и застукает ее.

Она чуть-чуть отодвинулась назад — ее тень, лежавшая поперек его тела, заколыхалась. Софи услышала собственное взволнованное дыхание и почувствовала себя так, словно только что едва избежала беды. Это ощущение было вызвано столько же тем, что он мог проснуться, сколько и тем, что она могла видеть, если бы приподняла повязку. Под повязкой скрывалось что-то страшное, Софи это чувствовала.

«Заснуть все равно не удастся», — подумала Софи, оглядывая спальню. Джинсы Джея валялись на кресле, в заднем кармане должен быть бумажник. Но документы не откроют никаких секретов. Софи была уверена, что в них все в порядке. А вот гардероб со множеством полок и выдвижных ящиков мог таить что-нибудь интересное.

Джей подшучивал над ее склонностью неукоснительно следовать правилам, но это было правдой. Она не считала возможным рыться в чужих вещах, ей даже теперь, в сложившихся обстоятельствах, это казалось отвратительным. Это Джей всегда плевал на условности, чем в значительной мере и привлекал ее. Порой она мечтала стать такой же дерзкой и, вероятно, именно поэтому, подходя теперь к гардеробу, чувствовала, как что-то шевелилось у нее в животе от рискованности задуманного предприятия.

В первом же ящике Софи нащупала нечто странное. В кармане хлопчатобумажной пижамы, которую он, насколько она помнила, никогда не надевал, лежал непонятный предмет — крюк с острым наконечником. Он мог быть частью альпинистского снаряжения, хотя Софи и не была в этом уверена. В четырех небольших ящичках, предназначенных для хранения драгоценностей, она ничего интересного не нашла, но самый нижний ящик таил поистине ужасающий сюрприз. Из-под стопки маек Софи осторожно извлекла предмет, похожий на топорик. Она по-прежнему не могла решить, относятся ли все найденные ею вещи к спортивному снаряжению или к оружию. Свет упал на изогнутое лезвие, отчего оно замерцало зловеще, словно коса смерти. На другом конце деревянной ручки находился смертельно острый шип.

Софи могла себе представить, как от одного удара таким предметом человеческий череп раскалывается пополам. Непрошеная страшная мысль мелькнула в голове, отчего Софи захотелось поскорее засунуть предмет туда, где она его нашла. Но вместо этого она отошла подальше от гардероба, заставила себя получше разглядеть топорик. Внезапно у нее над головой раздался резкий окрик, от которого у Софи потемнело в глазах и закружилась голова.