Изменить стиль страницы

Однако ярче всего влияние инквизиции на философию Вивеса можно последить в том, что он, подобно Монтеню и Санчесу, был преданным борцом за приоритет здравого смысла [1144].

Но его взгляды имели и отличия. Вивес предпочитал постигать вероятные формы истины, а не отказываться от фантастического представления о знании вообще. Он, как и его коллеги, боялся триумфа энтузиазма над здравым смыслом.

Если отказаться от здравого смысла, писал Вивес, опасность будет заключаться в том, что «мы предадимся абсурдному вымыслу и закончим тем, что будем гоняться за переменчивыми мечтами, а не разрабатывать мудрые доктрины» [1145].

В своем письме, которое Вивес написал своему другу Эразму в 1524 г., тоже говорилось о переменчивых мечтаниях. В этом письме он выразил надежду на то, что популярность Эразма в Испании может заставить испанцев «смягчить и разоблачить определенные варварские концепции о жизни, которыми насыщены эти распространяющиеся, но невежественные и несвойственные человеку настроения» [1146].

Не следует забывать, что в январе 1524 г. Луиса, отца Вивеса, посадили в тюрьму инквизиции, а затем сожгли заживо на костре. «Варварские концепции жизни», которых боялся философ, не требуют дальнейших пояснений.

Безусловно, здесь начинает проявляться схема происхождения философии скептицизма, господствующей западной традиции эпохи Просвещения. Преследования, как оказалось, могли не только привести к общему усилению скептицизма среди конверсос во время их путешествий по миру. Они содействовали формулированию интеллектуалами идей, которые опровергали всех «неопровержимые» истины и убеждения. Эти люди проповедовали скептицизм и необходимость получения знаний путем наблюдения за миром природы (что стало известно под названием научных экспериментов).

Именно опыт, полученный в процессе преследований, позволил интеллектуалам-конверсос разработать конкретную идеологию, которая в период с XVI по XVIII вв. помогла вместе с другими идеями пошатнуть «непоколебимые» истины, на которых основывалась инквизиция.

Последствия влияния первого поколения скептиков-конверсос оказались серьезными. Работа Санчеса «Все неизвестно» была выпущена в свет во второй раз в 1618 г. во Франкфурте [1147]. Возможно, Рене Декарт прочел ее в 1619 г. когда работал над своей знаменитой книгой, развивающей скептицизм — «Трактатом о методе» [1148].

А труд Декарта изучал Барух Спиноза, еврей из Амстердама, члены семьи которого ранее были конверсос и перебрались в Голландию, чтобы жить как иудеи [1149]. Спиноза отрекся от иудаизма и разработал форму научного эмпиризма и метафизическую систему, не признающую Бога — прототип ряда идей Просвещения, которые так напугали инквизицию XVIII века.

Идеи Спинозы берут начало в мощном течении скептицизма среди конверсос. Он различными способами переработал литературные стили и дал другую формулировку мыслям, распространенным его соотечественниками [1150].

Но было бы ошибкой считать, что все было основано только на этих идеях. Никто не может сказать, что все достоинства или недостатки (или даже большинство из них) в развитии философии скептицизма следует отнести на счет конверсос. Однако трое наиболее известных философов-скептиков XVI века (Монтень, Санчес и Вивес) происходили из семей, испытавших на себе влияние инквизиции. А Спиноза, боровшийся в XVII веке за атеистическое мировоззрение, в котором знания получают путем научного эксперимента, тоже вышел из этой среды. Что говорит о многом…

Как мы видели в последней главе, коррупция инквизиции на родине привела к уничтожению всего того, что она хотела сохранить. За границей ее история преследований привела к развитию философии, которая еще больше ослабила ее идеологию. Возможно, каждое чрезвычайное действие вызывает чрезвычайную реакцию. Поэтому инквизиция, как любое авторитарное учреждение или правительство, обладала зародышами тенденций, которые разрушат ее.

В 1499 г. вышла пьеса, которая вместе с «Дон Кихотом» Сервантеса нашла широкое признание как один из шедевров испанской литературы. Она называется «Селестина». В ней идет речь об обреченной любви молодого повесы Калисто к благородной даме Мелибее. Слуга Калисто Семпронио знакомит его с местной сводницей Селестиной, занимающейся тайным искусством восстановления непорочности «девиц».

Селестина старается свести Мелибею с Калисто, но юный любовник погибает, упав с приставной лестницы, покидая дом Мелибеи в темноте. Его покинутая любовница в ответ убивает себя.

Заменим невозможность преодоления пропасти снобизма невозможностью примирения аристократических домов — и перед нами окажется сюжет «Ромео и Джульетты», появившийся на целое столетие раньше Шекспира.

В пьесе «Селестина» сюжетная линия в сочетание с прекрасным исследованием возвышенных человеческих эмоций написана великолепным литературным языком. Однако особенность текста заключается в том, что отдельные фразы имеют еще и антиинквизиторский смысл. В первой сцене Калисто сообщает Семпронио, что «пламя, которое убивает одну душу, сильнее пламени, которое сжигает сотни тысяч тел» [1151]. Это пламя для Калисто — его любовь к Мелибее.

Но когда Семпронио упрекает его в том, что господин упорно стремится к чему-то плохому, Калисто отвечает ему: «Ты мало знаешь о постоянстве». На это Семпронио отвечает: «Упорство в грехе — не постоянство. В моей стране его называют упрямством и неисправимостью» [1152].

При поиске инквизиторского подтекста в этой фразе следует помнить: еретиков, приговоренных к сожжению, на языке инквизиции называли «неисправимыми грешниками».

Другой слуга, Пармено, говорит Калисто: «Вы утратили имя свободного человека, позволив завладеть своей волей» [1153]. (Так конверсос становились пленниками инквизиции, когда обращались в христианство).

Когда Селестина рассказывает о страданиях матери Пармено, которая взошла на костер аутодафе за колдовство, она вспоминает: «Лживые свидетели и страшные пытки заставили ее признаться в том, что она никогда не совершала» [1154]. А священник сказал ей: «Святое Писание утверждает, что счастливы те, кто испытал гонения во имя справедливости, ибо они обретут Царствие Небесное» [1155].

Не на каждой странице «Селестины» появляются подобные ясные примеры антиинквизиторского подтекста. Но они, безусловно, присутствуют, хотя и не являются единственной призмой, через которую следует интерпретировать пьесу [1156]. Однако это важный элемент контекста произведения. И сейчас мы уже без удивления узнаем: автор «Селестины» Фернандо де Рохас родился в Кастилии приблизительно в 1476 г. в семье конверсос. Когда ему в 1486 г. исполнилось десять лет, его будущего отчима инквизиция приговорила к малому наказанию и вернула в лоно церкви. Но родителей отчима эксгумировали, а их останки сожгли [1157].

Рохас написал свое произведение, будучи еще молодым человеком. Со временем он занял видное положение в обществе, стал барристером, даже выступал в ряде судов инквизиции. Но, когда читаешь некоторые отрывки из «Селестины», то не возникает сомнений: судьба конверсо Рохаса стала одним из эмоциональных источников пьесы.

вернуться

1144

Там же, 123.

вернуться

1145

Там же, 71.

вернуться

1146

Bataillon (1937), 166-67.

вернуться

1147

Gouhier (1958), 116, п. 59

вернуться

1148

Sanches (1988), 83–84.

вернуться

1149

Klever (1996), 20.

вернуться

1150

Yovel (1989), X, 28–36.

вернуться

1151

Rojas (1985), 22.

вернуться

1152

Там же, 23.

вернуться

1153

Там же, 59

вернуться

1154

Там же, 130.

вернуться

1155

Там же, 129.

вернуться

1156

Гилман допустил ошибку в своей классической работе (Gilman, 1972), посвященной пьесе, а также в том, что автор происходит из семьи конверсо. Идея, что интерпретация «Селестины» с точки зрения конверсо должна быть единственной при рассмотрении пьесы, предложена в работе Йовеля (Yovel (1989), 97).

вернуться

1157

Продолжительные академические дебаты с туманной аргументацией развернулись по поводу происхождения Рохаса. Салвадор Мигель (Salvador Miguel, (2001)) оспаривал происхождение Рохаса из семьи конверсос. Ранее Маркес (Marques (1980), 47–48) доказывал, что заявление на суде инквизиции, состоявшемся в 1525-26 гг. со стороны Альваро де Монтальбана, отчима Рохаса, о том, что Рохас был конверсо, представляет собой просто слухи. Их приписывают прокурору инквизиции. Тем не менее, как указывает Йовель (Yovel (1989), 94, п. 29), возможно, прокурор лишь повторял известный факт, а доказательство того, что это всего лишь «слухи», отсутствуют. Ясная тема конверсо, пронизывающая всю пьесу, поддерживает идею, что Рохас был конверсо, как заявил его отчим. Многие возражают, доказывая, что «Селестина» — совместный труд ряда авторов. Но в последнее время целый ряд специалистов оспаривает и это. (Aguirre Bellver (1994)).