Учитывая все примеры, в которых, как мы видели, члены семьи и их друзья доносили друг на друга, нет ничего удивительного в том, что личная неприязнь вновь окажет столь же решающее влияние на последующую историю культурного развития Испании. Список запрещенных книг от 1559 г. составлен исключительно как средство для дискредитации «Катехизиса» Карранцы. Он стал одним из главных доказательств в расследовании, проведенном против архиепископа (см. главу 4).

В феврале 1559 г. Супрема под руководством Вальдеса приказала изъять в Испании все изданные за рубежом на испанском языке книги, имеющие отношение к Библии. Это сопровождалось письмом в инквизицию Севильи о конфискации комментариев к «Катехизису» Карранцы. А чтобы «не создавалось впечатление, будто исследуется только эта книга, было бы полезно опубликовать эдикты». (Иными словами, интерес представляла только эта книга!)

Эдикты должны были «содержать приказ конфисковать все книги, написанные на родном языке, посвященные христианской доктрине» [1187].

События развивались стремительно. К 20 марта Супрема уже говорила о «каталоге книг», который должен быть напечатан «по возможности быстрее». Каталог и был опубликован в августе 1559 г. — в том самом месяце, когда арестовали Карранцу.

Правда, со стороны Вальдеса имелись прецеденты в этом направлении. Перед выпуском большого списка книг, запрещенных цензурой, в 1540 и 1545 гг. опубликовали первые перечни подозрительной литературы [1188]. Запрет на лютеранскую литературу восходит к 1512 г. [1189]В 1551 г. опубликовали первый полный список книг, запрещенных цезурой. Но в нем не имелось ничего специфически испанского. Этот каталог соответствовал списку, опубликованному в 1550 г. в Лёвене (на территории современной Бельгии, в то время под находившейся контролем Карла V) [1190].

Все это отличалось от списка запрещенных книг, опубликованного Вальдесом в 1559 г., в разгар преследований лютеранской угрозы в Вальядолиде и Севилье, а также гонений на Карранцу. Причем угроза, как предполагалось, была со всех фронтов. Посему цензоры не преминули воспользоваться шансом и запретили не только религиозную литературу, но и произведения всех литературных жанров. В списке появились новеллы Боккаччо вместе с плутовским романом «Ласарильо де Тормес» и другими произведениями ряда самых выдающихся писателей начала XVI века [1191].

Впервые цензура вышла за пределы религиозной сферы.

Однако было бы неправильно думать, что Вальдес в Испании действовал изолированно. Папа Павел IV выпустил в 1557 г. первый папский список запрещенных книг, составленный в результате дискуссий на Трентском соборе [1192]. В 1547 и в 1551 гг. изданы первые португальские списки запрещенных книг [1193]. К тому же, Вальдес действовал, получив полное одобрение со стороны королевского двора. В 1554 г. высший совет инквизиции Кастилии оказался единственным, получившим все полномочия на выдачу лицензий для публикации книг [1194].

В 1559 г. Филипп II выпустил закон, запрещающий под угрозой смерти всем книготорговцам продавать или хранить любую из книг, запрещенных инквизицией. Этот же закон запрещал иметь книги, написанные на испанском языке и опубликованные за пределами Испании без королевской лицензии [1195].

Знание превратилось в товар, подлежащий отслеживанию.

Вальдес, как и можно было ожидать, не успокоился при введении списка книг, запрещенных цензурой. Аппарат цензуры централизовали. Супрема приказала в самый разгар расследования дела, заведенного на Карранцу, что без ее разрешения нельзя подвергать цензуре ни единую книгу [1196]. Начиная с 1558 г. и далее предполагалось: инспектирование печатников должно проводиться один раз каждые четыре месяца. Иногда откладывали издание произведений подозрительных авторов [1197].

Королевский указ от 1558 г. впервые потребовал проведения систематического контроля импорта книг. До 1612 г. написано тридцать три королевских послания, посвященных данному вопросу [1198]. Назначали постоянно увеличивающееся количество квалификаторов — религиозных чинов в каждом районе действия инквизиции, которым присылали на прочтение книги. Эти книги они должны были либо одобрить с точки зрения ортодоксальности, либо рекомендовать для цензуры [1199].

Если физическая чистота нации рассматривалась с точки зрения идей крови, ее ментальную чистоту связывали с предотвращением развращения «нечистыми идеями». А знание ассоциировали с ересью, что заставляло людей отказываться от образования. И этот «суд над книгами» тоже оказал огромное воздействие на общество.

К 1560-м гг. было достаточно всего нескольких подозрительных строк, чтобы запретить книгу. Работу доктора Наварро, адвоката Карранцы, запретили в 1572 г. всего за несколько доброжелательных слов в адрес архиепископа [1200].

Количество запрещенных книг в списке, опубликованном в 1583 г., разбухало, словно раковая опухоль. Оно увеличилось с 699 наименований (выявленных под руководством Вальдеса в 1559 г.) до 2315 наименований (запрещены под руководством великого инквизитора Квироги). В этом «Большом списке книг, запрещенных цензурой» («Gran Indiice Prohibitorio») есть произведения Абеляра, Данте, Макиавелли, Мора, Рабле и Вивеса, а также все переводы трудов Эразма на испанский, двадцать две его работы на латыни. Имелись и запрещенные книги классических авторов, включая Геродота, Тацита, Платона, Плиния и Овидия. Запреты распространялись на изображения, монеты, портреты, медали, песни и статуи [1201].

Несчастные служители инквизиции! Разве можно сражаться с миром, в котором содержится такое огромнее количество еретического материала? Кто-то из них вошел в дом соседей и увидел богохульное изображение на медали. Он попытался не обращать на него внимания, начал просматривать книгу, чтобы избавиться от возбуждения, но пришел в ярость от фразы, не соответствующей благочинию. Закрыв один глаз на грехи мира, кто-то услышал богохульство в голосах хора, подобного сиренам. Четыре квалификатора Кордовы в 1584 г. написали в Супрему, что в списке так много книг, что они никогда не смогут выполнить задание цензоров, если им не пришлют подкрепление [1202].

Это было общество, в котором, чтобы стать ортодоксом, следовало постоянно сжимать горло узким воротником. Потенциал возмущения постоянно нарастал при волчьем аппетите индустрии печати. В 1559 г. объем списка запрещенных книг составлял пятьдесят девять страниц формата в 1/8 листа (высота такой страницы составляет 20 см). Объем списков 1707 г. и 1747 г. составлял 1000 страниц формата в 0,5 листа (высота этой страницы — 30 см). Возросли возможности для возникновения скандалов и обид, что становится ясно из злобных писем квалификаторов: такой-то и такой-то абзац был скандальным («эскандалосо»), плохо звучащим («мальсонанте»), пагубным для веры («прехудисьяль а ла фе») [1203].

Готовность к оскорблению и ответной ожесточенной реакции — типичная характеристика состояния жертв. Инквизиция создала ощущение осады. Следовательно, она чувствовала оправданность организации преследований. Но эта «осада» была вызвана скорее внутренними репрессиями, чем деяниями противника.