— Знаешь, Валер, машину я тебе не дам, — собрался наконец с силами Ипатов.

— Ну что же, возражать не могу. Дело серьезное. Потом повесят на тебя уголовщину. Скажут: «Что же ты, сука, преступнику помогал?» Верно, Иван?

Тот подумал и тяжело ответил:

— Неблагодарный ты человек, Валера. Неблагодарный. Все, я пошел, и так слишком много времени.

— Что, засечь могли? — заговорщически понизив голос, спросил майор. — Давай, Ваня, колись.

— Могли, — согласился тот. — Приходили сегодня трое, интересовались тобой.

«Так, — подумал Проскурин, — ну вот и началось. Значит, они успели раньше, чем я полагал. В любом случае, поверили они Ивану или нет, человечка своего наверняка оставили. Стало быть, и крутится сейчас где-нибудь неподалеку невидимый флик. Умница, капитан, умница. Как учили в Высшей школе: один раз может оказаться случайностью, но два — это уже закономерность».

В это время в припаркованной на соседней улице машине широкоплечий молодой парень в кожаной куртке повернулся к своему спутнику-водителю… На переднем сиденье «Жигулей» вращалась бобина магнитофона.

Третий, такой же широкоплечий и румяный молодец, стоял в подъезде, у открытого окна на втором этаже, метрах в тридцати от скамейки, на которой беседовали Проскурин и Ипатов. В руке наблюдатель сжимал микрофон направленного действия — длинную толстенькую трубку серебряного цвета с заглушкой на конце, смягчающей посторонние шумы. Звук передавался на небольшой приемничек, висящий у широкоплечего на поясе. С приемника усиленный сигнал приходил на антенну, укрепленную на крыше «Жигулей», а оттуда подавался на магнитофон. На голове оператора красовались наушники, большие, словно локаторы.

Еще один гончий пес капитана Сулимо старательно щелкал мощной «Минолтой» с навинченной на объектив насадкой телевика. Этот человек многое умел делать профессионально, в том числе и фотоснимки. Он отщелкивал кадр за кадром. Вот Ипатов передает Проскурину документы, вот они беседуют, вот Ипатов поясняет что-то, указывая в бумажку коротким пухлым пальцем.

Наклонившись вперед, фотограф коснулся плеча звуковика, и тот слегка повернул голову: «Что?» Брови фотографа поползли вверх. Беззвучный вопрос означал: «Ну как?» Звуковик поднял левую руку с оттопыренным большим пальцем — «Замечательно».

— Ты испугался, Иван? — спросил вдруг майор, глядя приятелю прямо в глаза.

Ипатов промолчал.

— Испугался, — утвердительно покачал головой, отвечая на свой же вопрос, Проскурин. — Испугался, что придут к тебе и предъявят счет. Скажут: «Вы помогали майору ФСК Проскурину Валерию Викторовичу?» И тебе опять придется объяснять, что ты, мол, не хотел, что не знал обо всех этих обвинениях, которые, в сущности, «липа». Ты ведь понимаешь, что это «липа», Иван, правда?

Тот вдруг ощерился:

— А ты как думаешь, Валер? Это ты у нас такой бессребреник. Тебе что Москва, что Шахтинск, что яранга где-нибудь в тундре, все по фигу, да? А мне нет. Открой глаза-то, Валер, открой. Осмотрись. Куда ты лезешь? Ты хоть понимаешь, в какую историю ты нос сунул? Если не понимаешь, то сходи в библиотеку, газеты почитай. Сразу поймешь, какие люди за всем этим стоят. Давай, не поленись.

— Иван, — тихо и уверенно сказал Проскурин, — ты сказал им, где мы встречаемся, да? Когда я звонил, они ведь были у тебя в кабинете, верно?

— Сказал я им или нет, роли не играет. Они и так знают, где ты и что ты делаешь. Отлично знают.

— Но ты все-таки сказал им. Скорее всего, они даже помогли тебе сведения собрать. Уж больно кар-тина полная. Честно говоря, Ваня, такого подарка я не ожидал. Думал, конечно, что ты факты кое-какие надыбаешь. Надеялся. Ты ведь мужик ушлый. Но о таком досье и мечтать не мог. Половину бумаг они тебе предоставили?

Иван посмотрел на него и тихо ответил:

— Я проверил эти факта.

— Конечно, проверил. Проверить легче. Молодец, Иван. Как в поговорке, сделал то, что никому не удавалось: и на елку влез, и задницу не ободрал. Молодец.

Проскурин не торопясь, медленно, словно ненароком, огляделся. Не видел он «хвоста», хоть убей. И честно говоря, испугался немного оттого, что не видит. Значит, эти хлопчики круче его, профессиональней. Словно невзначай, Проскурин мазнул взглядом по окнам домов и заметил наконец приоткрытую створку в доме через дорогу, чуть вправо, на втором этаже.

Он подумал о том, что убийцы скорее всего слышали их разговор. Может быть, где-нибудь на теле Ипатова установлен крохотный микрофон. Это ведь раньше подобная техника считалась у нас чуть ли не фантастикой, да и то была. Была. А сейчас, чтобы приобрести подобный микрофончик, совсем не обязательно работать в силовых структурах. Достаточно сходить в какую-нибудь фирмочку, а то и просто в магазин, и выложить денежки. Покупай, не скупись.

Проскурин тут же прикинул, что широкоплечие наверняка перекрыли выходы из сквера, так что уйти ему вряд ли удастся. Недоумевал только по поводу одного: если уж знают, где он, то почему не грохнули сразу? И его, и Ипатова. Хотя Ипатова ни к чему. Ну что он знает? Ничего, в сущности. Да и про то, что знает, молчать будет. Опять-таки согласился сотрудничать, навел, что называется. Теперь надо было рвать когти.

Проскурин с облегчением подумал о том, что хватило у него ума оставить полетную карту на вокзале, в камере хранения. Если его и схватят сейчас, то скорее всего сразу не убьют. Да и инкриминировать ему особенно нечего. Пушка у него при себе только служебная. А вся та лабуда, которую на него понавешали… Так от нее и отмотаться можно. Стоит потянуть время, а там, глядишь, появится шанс. Но в любом варианте сдаваться просто так на милость победителя он не желал.

Проскурин скатал документы трубочкой, засунул в карман пальто и неторопливо поднялся, отряхнулся. Скамейка оказалась не очень чистой, хотя и снежком припорошенной, но все равно.

Фээскашник протянул Ивану руку:

— Ладно, Иван, спасибо за то, что помог.

Ипатов пожал ее.

— Ну, пойдем, Ванюш, до остановки тебя провожу, — вдруг весело, панибратски завопил майор.

— У меня машина, — промямлил Ипатов, потерявшись вконец. — Тут неподалеку припаркована.

— Значит, до машины и провожу, — так же весело гаркнул Проскурин. — Пойдем, пойдем, а то не виделись сто лет, будем теперь друг на друга дуться.

Он повернулся, подхватил Ипатова под руку, второй рукой, повернувшись вполоборота к глазевшей на них старушке-голубятнице, вытащил из кармана нож, выщелкнул лезвие и тихо пробормотал:

— Извини, Ваня, ты мне другого выхода не оставил. Давай, пошел. Где ключи от машины?

— У меня, — вдруг спокойно, словно покорившись судьбе, ответил Ипатов. — В кармане. Достать?

— Не суетись, сам достану. — Проскурин запустил руку в карман плаща Ипатова и вытащил ключи. — Хорошо, Ваня. Я ведь не из-за машины, пойми. Мне живым уйти нужно.

Они зашагали через сквер, медленно, словно прогуливаясь. Ни дать, ни взять — два старых приятеля. На ходу Проскурин пытался оценить ситуацию. Он обернулся и сразу же заметил идущего следом парня, высокого, плечистого, в кожаной куртке и слаксах. И узнал его моментально. Он видел этого молодца на вокзале, у игровых автоматов. Значит, до камеры хранения они не добрались.

Тут Проскурин был спокоен. Если бы автомат, полетная карта и все прочее оказалось в руках убийц, Сулимо не стал бы особенно с ним церемониться. Грохнули бы его, пожалуй, вот хоть и сейчас. Догнал бы их этот парень и ткнул бы ему, Проскурину, ножичком в спину. Или выстрелил бы бесшумным лезвием. Странно, правда, что хлопчик один. Почему-то больше никого не видать… Боятся убить его при Иване? Или все-таки намерены взять живым?

Проскурин еще раз быстро оглянулся. Парень нагонял. Он шагал метрах в семидесяти позади, беззаботно поглядывая по сторонам, словно обычный прохожий, торопящийся по своим делам.

— Давай-ка, Иван, пойдем побыстрее. Что-то мне фокстерьер не нравится, который сзади топает. — Они зашагали быстрее, приноравливаясь к шагу парня. — Где машина-то твоя, Брут?