Изменить стиль страницы

— Да, пожалуйста, — бормотнул майор коротким гудкам.

Он насторожился. Что-то было не так. Проскурин Прекрасно знал Ипатова и понимал, что как бы Иван ни был сердит на него, дело свое он знает и никогда не станет нервничать просто так, без повода. А сейчас Ипатов нервничал, причем сильно. Он всегда, когда волновался, начинал так вот бурчать. Буркнет — молчит, буркнет — молчит. Ну ладно, хорошо, Что хоть приедет.

Проскурин быстро зашагал в нужном направлении. До скверика он добрался минут за пять, но к лавочке не подошел, а остановился на углу и осмотрелся. Чисто. Никого не видно. Впрочем, если бы Иван был «под колпаком», нашел бы способ дать ему понять.

Ипатов появился минут через пятнадцать, был он хмур и зол. Подошел, плюхнулся на скамейку, огляделся смурно.

Убедившись, что коллега один, Проскурин перебежал через улицу, беспечно насвистывая, подошел и сел рядом.

Ипатов вздрогнул, повернулся, вздохнул с облегчением:

— A-а, это ты.

— Конечно, я, кто же еще? Или ты кого-то ждешь?

— Нет, — торопливо качнул головой тот. — Никого.

— Ну и я никого, — улыбнулся через силу Проскурин, чувствуя, как бегут отчего-то по спине противные мурашки.

— Ну вот что, Валера. Ты как знаешь, а меня больше в свои дела не впутывай.

— Во-первых, здравствуй, — сказал Проскурин, протягивая руку.

— Здравствуй, — все тем же хмурым тоном произнес Иван, посмотрел на ладонь бывшего друга, подумал, но все-таки пожал, еще как бы сомневаясь, стоит ли.

— Ну а теперь давай рассказывай, — кивнул Проскурин. — Что случилось-то?

— А то, Валера, что на тебя розыск объявлен.

— Так. — В самой глубине души Проскурин допускал подобную возможность как крайнюю, но не ожидал, что противник так легко начнет играть в открытую. — И в связи с чем же? — поинтересовался он.

— А на тебе целая куча подвигов висит. — Ипатов оглянулся настороженно, словно убеждаясь, что за спиной не стоит хмурый серый тип с микрофоном.

— Не волнуйся, — усмехнулся Проскурин. — Я проверил, иначе не подошел бы.

— Хорошо, нет — значит нет. По крайней мере в этом тебе вроде бы еще можно доверять.

— Так что за подвиги-то? — напомнил Проскурин. — Давай уж, рассказывай все.

— Ну, во-первых, ты скрылся со служебным оружием.

— Это не преступление.

— Как посмотреть. Обстоятельства бывают разными, — не согласился Ипатов и продолжил: — Во-вторых, ты совершил наезд на человека, и человек этот скончался в больнице.

— Я? Наезд на человека? Когда? — прищурился Проскурин. — Ну-ка, давай, Ваня, подробнее.

— Слушай, я ведь не у тебя в гостях, — наклонившись вперед, вдруг зло пробормотал Ипатов. — С меня довольно и твоих московских похождений. Между прочим, я из-за тебя в этой ж…е сижу. Если ты вдруг забыл.

— Я помню, Ваня, помню. Ты не нервничай. Рассказывай лучше.

— Примерно в пятнадцати километрах от Новошахтинска ты сбил человека.

— Ну да? А про «уазик» там ничего не говорилось, который я перевернул? А про гильзы на дороге от пистолета-пулемета «кипарис»? А про ребят в одинаковых пальто с «липовыми» удостоверениями особого отдела штаба округа и с этими самыми «кипарисами» под полой? А про то, что они стреляли по моей машине, об этом не упоминалось в ваших сводочках?

— О чем ты говоришь?

— Да о том самом, Ваня. Этот «пострадавший» хотел ухлопать меня и еще одного парня. На строящейся дороге. Кстати, дорожная бригада может подтвердить.

— Какая дорожная бригада? Какая строящаяся дорога? Ты сбил пятнадцатилетнего парня на шоссе между Новошахтинском и Майском.

Проскурин оторопел. Такого поворота он не ожидал.

— К тому же, — продолжал Ипатов, — двое свидетелей показали, что ты был в состоянии алкогольного опьянения.

— Ну да? Они, конечно, догнали мою машину и понюхали. Или взяли пробу на алкоголь?

— Нет, сказали, что ты притормозил, вышел из машины и подошел к сбитому. А когда эти двое подбежали и предложили вызвать «скорую», ты их послал подальше. А одного ударил. Врач зафиксировал побои. Парень, кстати, оказался из органов, так что прибавь оказание сопротивления представителю власти. Это два. Потом ты прыгнул в машину и был таков. Хорошо, они номер запомнили.

— А ребята молодцы, ничего не скажешь. И номер запомнили, и понюхать успели. Молодцы, — зло скривился Проскурин. — Так, ну и что дальше?

— Дальше недоносительство. Знаешь, что такое недоносительство?

— Прекрасно знаю.

— Хорошо. — Ипатов пожевал губами. — Тебе известно о каком-то преступлении, и ты не сообщил о нем властям. В смысле, знаешь, кто совершил и как. И плюс к тому, укрываешь беглого преступника.

— Да ну? Это тоже свидетели показали?

— Перестань, — одернул его Ипатов. — Перестань, иначе я сейчас поднимусь и уйду. Теперь о том, что ты просил узнать. По поводу Семенова Алексея Николаевича, которому ты помог скрыться.

— Ну, допустим.

— Да не допустим! — рявкнул Ипатов так, что сидящая на соседней скамейке бабулька повернулась и удивленно посмотрела в их сторону.

— Ты потише, потише, не ори так.

— Ладно. Так вот, твой Алексей Николаевич Семенов — бывший «афганец», летчик, что-то у него там не в порядке с головой. Дислоцировался в авиачасти в Ключах. Тридцать первого декабря, на боевом вылете, он сбил своего товарища. Некоего Поручика. Майора Поручика. Тебе что-нибудь известно об этом происшествии?

— Ладно, ты дальше рассказывай. Это неважно: известно — не известно. Рассказывай.

— Свидетели показали, что Семенов с Поручиком почти не общались. Так, «здравствуй — до свидания» и разбежались. В этом ничего странного нет, они из разных частей. Поручик — из Ключей, Семенов — из Боброва. Так что делить им Особенно нечего. В тот день, утром, они вместе летали на задание, и Семенову почему-то не понравилось, как себя этот Поручик в воздухе вел.

— А он себя хорошо вел? Примерно? В штанишки не писал? — хмыкнул Проскурин.

Ипатов замолчал, поднялся и бросил:

— Все, Валера, до свидания. Я пошел.

— Ладно, ладно, Иван, успокойся, сядь. Не буду больше, не буду. — Проскурин вытер ладонью лоб. — Извини, у меня нервишки пошаливают. Все-таки я в дерьмо порядочное влип.

— Это уж точно, — кивнул Ипатов, но все же сел. — Говорят, комиссия была. Посмотрели и установили: во время дневного вылета Семенов, Поручик и еще двое офицеров вместе выполняли боевое задание. Уклоняясь от чеченской ракеты, Поручик случайно — заметь, случайно! — ударил своей ракетой по селению. Взорвал несколько домов. Но это война, Валера. Если бы майор не уклонился, он бы погиб. Конечно, этот пуск ракет… Однако на войне случается и не такое, согласись. Снайперы и те промахиваются.

— Да уж. Случается, и девчонок несовершеннолетних насилуют.

— Ну при чем тут это, Валера? — Ипатов вздохнул. — Короче, Семенов обозлился и потом, в штабе, при свидетелях кинулся на Поручика с кулаками, избил его. При этом он, между прочим, самовольно ввязался в бой и чуть не погубил себя и Поручика. А вечером поступил приказ: нужно было прикрыть взвод разведчиков, попавших в засаду на южной окраине. С этим штурмом вообще катавасия вышла Бог знает какая. Одним словом, они взлетели парой, а над нефтезаводом Семенов выпустил по самолету Поручика ракету. Ну, понятно, «сушка» на куски, но взрывом задело и «МиГ» Семенова. Тот катапультировался. Оба самолета упали прямо на горящую нефтеперегонную станцию, в огонь. Можешь себе представить, что там творилось.

— Могу, — кивнул Проскурин. — Ну и что дальше?

— А дальше посчитали, что и Семенов погиб. Понимаешь, спастись у него в такой ситуации шансов почти не было. Приехала комиссия, дали по шапке командиру полка, зачем, мол, посылал, а тот встал на дыбы, говорит: «А кого еще посылать?»

У его летчиков по пятнадцать часов годового налета. Ночной полет один из самых сложных, не шутка. Техники сказали, что и Поручик, и Семенов — настоящие асы, действительно отличные летчики. Для подобного боевого задания лучше не найти. Вот и отправил командир полка их парой. Кто же знал, что все так обернется. Его, понятное дело, пожурили. Но наказывать строго не стали. Все ж таки людей спасал. Но по большому счету, полковнику этому повезло.